— Ладно. Я первая. — Она сделала глубокий вдох. — Я думаю, что ты тогда был очень расстроен и немного пьян, пришел повидаться со мной, и все просто… закрутилось. Ты чувствовал себя таким несчастным из-за расставания с Сильви, переезда и из-за того, что не можешь видеться с Жасмин, что тебе стало одиноко и нужно было просто выговориться у кого-нибудь на плече. Или с кем-нибудь переспать. И я оказалась под рукой. Я оказалась плечом, с которым можно еще и переспать.
— Значит, по-твоему, так все было?
— По-моему, да.
— И ты переспала со мной только для того, чтобы мне стало лучше?
— А тебе стало лучше?
— О да, намного.
— Ну вот, и мне тоже. Как видишь, сработало.
— Но дело не в этом.
— Есть причины и похуже, почему люди оказываются в одной постели. Тебе ли не знать.
— Но секс из жалости?..
— Не из жалости — из сочувствия.
— Эм, не издевайся.
— Я не издеваюсь, просто… жалость тут ни при чем, и ты прекрасно это знаешь. Но… это слишком сложно. Наши отношения. Иди сюда.
Эмма снова толкнула Декстера ногой, и спустя некоторое время он повалился, как срубленное дерево, и склонил голову ей на плечо.
— Мы так давно знакомы, Декс, — произнесла она со вздохом.
— Знаю. Я просто подумал, что это не такая уж плохая идея. Декс и Эм, Эм и Декс — только мы двое, и больше никого. Просто попробовать, посмотреть, что получится. Мне казалось, что и ты этого хочешь.
— Я хочу. То есть хотела. В конце восьмидесятых.
— Но почему не сейчас?
— Потому что. Уже поздно. Слишком поздно для нас. Я слишком устала.
— Тебе всего тридцать пять!
— Мне просто кажется, наше время прошло, — сказала она.
— Откуда ты знаешь, раз мы даже никогда не пробовали?
— Декстер, у меня есть парень!
Некоторое время они сидели в тишине, слушая детские крики, доносившиеся со двора, и звук включенного где-то телевизора.
— А он тебе нравится? Этот твой парень.
— О да. Очень, очень нравится.
Он опустил руку и зажал в ладони ее левую стопу, все еще пыльную после ходьбы по улице.
— Я просто не вовремя, да?
— Да, немного.
Он посмотрел на ее ногу в своей руке. Ногти были накрашены красным лаком, но он кое-где облупился, а ноготь на мизинце был искривленный — можно даже сказать, его почти не было.
— Твои пальцы просто отвратительны.
— А я знаю.
— Мизинец похож на маленькое кукурузное зернышко.
— Хватит мучить мои пальцы.
— А той ночью, — он надавил большим пальцем на ее пятку, — правда было так ужасно?
Она больно пнула его в бок второй ногой:
— Не напрашивайся на комплименты, Декстер.
— Нет, серьезно. Скажи.
— Нет, Декстер, все не было так ужасно — мало того, это была одна из наиболее примечательных ночей в моей жизни. Но я по-прежнему считаю, что лучше ей и ограничиться. — Она опустила ноги на пол и подвинулась, пока их бедра не соприкоснулись. Взяла Декстера за руку и склонила голову ему на плечо. Оба смотрели прямо перед собой, на книжные полки. Наконец Эмма вздохнула и спросила: — Почему ты не сказал мне все это, ну скажем, лет восемь назад?
— Сам не знаю. Был слишком занят, развлекаясь, наверное.
Она подняла голову и посмотрела на него сбоку:
— А теперь развлечения кончились, и ты подумал — о, старушка Эм, почему бы и нет?
— Я вовсе не это хотел сказать…
— Я не утешительный приз, Декс. Не хочу быть тем, что осталось, когда больше ничего не осталось. Мне кажется, я стою большего.
— Я тоже считаю, что ты стоишь большего. Поэтому и приехал сюда. Ты просто чудо, Эм.
Она замерла на мгновение, потом резко вскочила, взяла подушку и огрела его по голове со словами:
— Заткнись, Декс.
Он схватил ее за руку, но Эмма вырвалась и направилась в спальню.
— Что ты собралась делать? — крикнул он ей вслед.
— Приму душ, переоденусь. Нельзя же сидеть тут весь вечер! — ответила она из соседней комнаты, сердито вытаскивая одежду из шкафа и бросая ее на кровать. — Тем более что он придет уже через двадцать минут!
— Кто придет?
— А как ты думаешь? Мой новый парень!
— Жан-Пьер придет сюда?
— Ну да. В восемь. — Она принялась расстегивать крошечные пуговички на блузке, затем прекратила, раздраженно стянула блузку через голову и швырнула на пол. — Мы пойдем ужинать! Втроем!
Декстер откинулся на спинку дивана и, издав протяжный низкий стон, сказал:
— О боже. Это обязательно?
— Увы. Мы обо всем договорились заранее. — Эмма стояла обнаженной, сердясь на саму себя за то, что попала в такую ситуацию. — Мы поведем тебя в тот самый ресторан, где познакомились! В то знаменитое бистро! Сядем за тот же столик, будем держаться за руки и расскажем тебе все в подробностях! Это будет очень, очень романтично. — Она с треском захлопнула дверь ванной и прокричала оттуда: — И никто не будет смущаться!
Услышав звук льющейся воды, Декстер улегся на диван, глядя в потолок и чувствуя неловкость в преддверии этого абсурдного ужина. Он думал, что у него есть ответ, что они смогут стать друг для друга спасением, — а оказалось, что у Эммы уже давно все хорошо. И если кого и нужно спасать, так это его.
И может, Эмма действительно была права и он в самом деле чувствовал себя одиноким. В старых трубах забулькала вода, когда Эмма выключила душ. Снова это ужасное, унизительное состояние — одиночество. И хуже всего, что он знает: это правда. Он в жизни бы не подумал, что когда-нибудь ему будет одиноко. На свой тридцатый день рождения он снял целый ночной клуб на Риджент-стрит; люди стояли в очереди на тротуаре, чтобы их впустили! Телефонный справочник его мобильника, что прямо сейчас лежал в кармане, был заполнен номерами сотен людей, с которыми он познакомился в течение десяти лет, а оказалось, что лишь находящаяся сейчас в соседней комнате Эмма — та единственная, с кем он хотел говорить всё это время.
Неужели это правда? Он снова и снова обдумал свое заключение и, убедившись, что оно истинно, резко поднялся с намерением во всем ей признаться. Подошел к двери в спальню и вдруг остановился.
Он видел Эмму через щелочку. С мокрыми после душа волосами она сидела за маленьким туалетным столиком 1950-х годов. На ней было старомодное черное шелковое платье до колен, расстегнутое сзади до поясницы; спинка расходилась достаточно широко, чтобы увидеть тень под лопатками. Поза Эммы была не изящной, а неподвижной, скованной, словно она ждала, пока кто-нибудь подойдет и застегнет ей платье, и ему вдруг захотелось это сделать, а этот простой жест, такой знакомый и новый, вдруг показался ему столь интимным и приятным, что он чуть было не зашел в комнату. Сейчас он застегнет на ней платье, потом коснется губами углубления в том месте, где линия шеи переходит в линию плеча, и во всем ей признается.