Читать интересную книгу Новые приключения Шерлока Холмса (антология) - Г. Китинг

Трейл обратился ко мне:

— Я, вероятно, должен поговорить с вами с глазу на глаз.

— Мы с мистером Холмсом коллеги, и он посвящен во все мои дела, — заверил я его, с трудом подавив улыбку.

— Очень хорошо. Я осмелился обратиться к вам, доктор Ватсон, поскольку некоторые ваши публикации убедили меня в том, что вам приходилось иметь дело с вопросами outré[62].

— Показные, рассчитанные на сенсацию публикации, — пробормотал Холмс шепотом.

Заметив во взгляде посетителя неуверенность, я выразил свою готовность выслушать любую историю, какой бы невероятной она ни была.

И Мартин Трейл начал:

— Опытный рассказчик, наверное, назвал бы меня подавленным… одержимым призраками. Факты не столь драматические, но от этого, на мой взгляд, не менее пугающие. Очевидно, нужны объяснения. Дело в том, что я — наследник весьма существенного состояния моего отца, сэра Максимилиана Трейла, и должен был вступить в права наследования по достижении двадцати пяти лет. С этой даты прошел уже не один месяц, а я по-прежнему живу, как иммигрант, на пособие, потому что не могу подписать обычный лист бумаги.

— Юридический документ, который подтверждает ваше право наследования? — осмелился я прервать его.

— Да.

— Ну-ка, — сказал Холмс, достав лист писчей бумаги и карандаш. — Мы должны увидеть этот феномен. Напишите здесь свое имя, а Ватсон и я будем охранять вас от призраков.

Трейл улыбнулся немного печально:

— Вы насмехаетесь. Я молю Бога, чтобы и мне была дарована возможность насмехаться над собой. Это не тот документ, к которому моя рука отказывается прикасаться. Смотрите! — И, хотя его пальцы немного дрожали, он уверенно и разборчиво написал на листе свое полное имя — Мартин Максимилиан Трейл — и расписался.

— Насколько я понимаю, — сказал Холмс, — у вас нет банковского счета.

— Действительно нет; человек, управляющий нашим бизнесом, платит мне пособие золотом. Но — о боже! — откуда вы можете это знать?

— Ваша подпись — слишком старательная, как подпись школьника, еще не испорченная многократным повторением на всевозможных бумагах, имеющих хождение в мире, например на банковских чеках. После того как Ватсон десять тысяч раз поставил свою подпись, его каракули, следующие за «В», стали совершенно неразборчивыми. Но мы отвлеклись.

Трейл не переставая нервно потирал тыльную сторону правой руки.

— Самое неприятное, что Селина… моя старшая сестра разговаривает с призраками.

Я предполагал, что уловил его мысль быстрее, чем сугубо рациональный Холмс.

— Séances? — спросил я. — Спиритические сеансы в темной комнате под звуки бубна, когда медиум якобы общается с мертвыми, вернее, с их нематериальными сущностями, и бормочет всякую чушь? Подобными глупостями занимаются некоторые мои пожилые пациентки.

— Тогда я не буду утомлять вас деталями. Скажу лишь, что Селина вбила себе в голову — это просто какая-то мания, — будто ее младший брат, то есть я, — эгоистичный и неблагодарный человек. К сожалению, она никогда не была замужем. Как только я вступлю в права наследования, она перестанет получать доход, который сейчас идет ей от состояния отца. Естественно, я оставлю ей ее пособие и даже увеличу его… но она очень недоверчивая и подозрительная. А общение с духами лишь усиливает эти ее качества.

— Общение с духами! — воскликнул Холмс. — Недавняя монография профессора Челленджера вызвала взрыв возмущения среди медиумов и поклонников спиритизма. Вы хотите сказать, что некий потусторонний голос нашептывает наивной глупой женщине, что брат планирует лишить ее средств к существованию?

— Не совсем так, сэр. Незадолго перед тем, как я должен был получить наследство, — а сестра привыкла себя баловать, — она приобрела ouija, планшетку для спиритических сеансов. Вы, возможно, знаете, зачем она нужна. Устройство очень простое. Это круг с буквами алфавита и словами «да» и «нет». Отсюда и название: «да» по-французски — «oui», а по-немецки — «ja». В центре круга закреплена легкая стрелка, которая начинает вращаться от малейшего колебания. Если контакта с духом нет, стрелка указывает бессмысленные сочетания букв, но, как только контакт установится, из букв начинают складываться более или менее осмысленные слова. Чушь, конечно. Однако я помню, как Селина удовлетворенно выдохнула, когда однажды медленно сложилась фраза: «остерегайтесь эгоистичного брата». И затем — слова, которые всерьез напугали меня, о том, что случится после моего двадцатипятилетия: «огонь небесный поразит твою руку, если ты предпримешь шаги против собственной семьи». И моя рука действительно страдает, доктор Ватсон, каждый раз, когда я пытаюсь подписать ту бумагу в конторе поверенного, моя рука горит, будто в огне, обжигающем буквально до костей!

— Возможно, ручка горячая? — спросил я в недоумении.

— Нет, нет, это даже не ручка, а гусиное перо. Мистер Джармен, адвокат нашей семьи, немного старомоден в таких вопросах. Просто не знаю, что со мной. Я предпринял уже три попытки подписать тот документ, но моя рука отказывается это делать. Джармен всеми силами старается не показывать виду и даже выражает сочувствие моей немощи, но я могу представить, что он на самом деле думает. Может ли это быть результатом гипноза, направленного против меня? Что-то вроде одической силы?[63] Некоторые ученые признают существование мира духов…

— Простите меня, — сказал Холмс, — но мы с моим коллегой хотели бы провести два небольших медицинских теста. Для начала — тривиальное упражнение на остроту ума. Это дом 221-б по Бейкер-стрит, и сегодня семнадцатое число. Как быстро, мистер Трейл, вы сможете поделить двести двадцать один на семнадцать?

Я весьма удивился, а Трейл взял карандаш и принялся вычислять. Холмс подошел к шкафу, в котором хранил принадлежности для химических исследований, и вернулся с тяжелой каменной ступкой и пестиком, затем поместил в ступку маленькое, примерно трехдюймовое зеркальце. Бросив взгляд на вычисления Трейла, он благосклонно отметил:

— Превосходно. Ответ правильный. Теперь — испытание на мышечные реакции. Будьте любезны, разбейте пестиком это зеркальце в ступке, прямо сейчас.

Трейл выполнил задание достаточно ловко, одним ударом пестика, и посмотрел на Холмса в замешательстве. Это не походило ни на какой медицинский тест, что мне, конечно, было известно.

Холмс уселся в кресло, удовлетворенно потирая руки.

— Как я и думал. Вы не во всем суеверны, мистер Трейл. Я предположил это еще по тону, которым вы говорили о призраках. Получив в результате математического вычисления число тринадцать, вы вздрогнули, но в то же время не колеблясь разбили зеркало. Вы маскируете ваше реальное беспокойство. Почему вам понадобилась консультация доктора? Да потому, что вы боитесь безумия.

Трейл горько зарыдал, прикрыв лицо руками. Я направился к бару и смешал нашему клиенту бренди с содовой. Холмс одобрительно кивнул. Через минуту Трейл пришел в себя и сдавленным голосом пробормотал:

— Вы читаете мысли… понимаю, что теперь я сильно упал в ваших глазах.

— Мои методы, увы, гораздо более прозаические, — сказал Холмс. — Умозаключение — не менее действенный инструмент, чем магические способности. Сейчас я могу сделать вывод, что есть какие-то особые обстоятельства, в которые вы нас не посвятили. Однако я не припоминаю, чтобы в семье сэра Максимилиана Трейла кто-либо страдал безумием.

— Вы обеспокоены и переутомлены, — вмешался я в разговор, обратившись к Трейлу. — Как врач я не вижу никаких признаков безумия.

— Спасибо, доктор Ватсон. Думаю, нужно начать еще раз, чтобы рассказать вам о красной пиявке.

Я живу в Хайгейте. Состояние отца гарантирует мне регулярное пособие, позволяя не работать, и я приобрел привычку гулять в лесопарковой зоне Хэмпстед-Хит — каждое утро, в поисках вдохновения: надеюсь, в один прекрасный день мои стихи обретут известность. «Желтая книга»[64] любезно опубликовала один из моих триолетов. Кое-кто из друзей любил подшучивать над тем, как нравились мне завтраки на лоне природы, когда я наслаждался сэндвичами и пивом «Басс» на берегу какого-нибудь пруда в Хайгейте. — Трейл дрожал. — Больше никогда! Я очень хорошо помню тот теплый день — вторник полгода назад…

— До вашего двадцатипятилетия? — резко спросил Холмс.

— Ну да. Я сидел на траве, погрузившись в свои мечты, и праздно наблюдал, как чей-то большой черный ретривер плещется в воде. В голову лезли всякие дурацкие мысли, я думал о причинах недоверия моей сестры; о структуре секстины — итальянского стихотворного размера; о «Записках Пиквикского клуба» — точнее, о сообщении мистера Пиквика, вы, наверное, помните его, об истоках Хэмпстедских прудов, раскинувшихся посреди пустоши, и исследовании вопроса о теории tittlebats, или рыбы колюшки[65]. Впрочем, мои мысли были очень далеки от пустоши. Возможно, я даже задремал. И вдруг почувствовал ужасную боль!