Самолетик коснулся посадочной полосы.
От толчка и воя гидравлических тормозов пассажиры проснулись и посмотрели в маленькие иллюминаторы.
— Мы уже на месте? — спросила Мэгги, подавляя зевок. — Могла бы поклясться, что заснула минуту назад.
Сэм закатил глаза. Ему перелет показался бесконечным.
— Да. Добро пожаловать в Куско.
Пока они выруливали к крошечному зданию аэропорта, пилот переговаривался с базой. Дядя Хэнк расстегнул ремни и начал пробираться между сиденьями вперед. «Очередные планы и приготовления», — подумал Сэм. Он никак не мог понять, зачем дядя так спешит в Куско. Когда юноша попытался это выяснить, Мэгги предостерегающе покачала головой.
— Оставь его.
Теперь Сэм бросил на Мэгги вопросительный взгляд. Девушка провожала профессора полными сострадания глазами. Что же все-таки произошло? О чем они умалчивают?
— Что там за люди? — спросил с заднего сиденья Норман.
Сэм прислонился к иллюминатору. Возле аэропорта толпились люди. Половина из них — с винтовками на плечах — была одета в защитного цвета форму местной полиции. Еще несколько держали на плечах камеры, а в руках — микрофоны. Остальные приехали в слишком теплых для местного климата костюмах, выдававших государственных представителей.
Судя по всему, звонки дяди Хэнка наделали шума.
Самолет подъехал к аэропорту. Пилот, отстегнувшись от сиденья, подошел к двери. Обсудив что-то с Генри, он распахнул дверь и толкнул задвижку, чтобы выпустить трап.
Даже в самолете Сэм услышал щелканье фотоаппаратов и голоса. Задержавшись возле двери, дядя Хэнк обернулся к своим спутникам.
— Пора встретиться с прессой, ребята. Помните то, о чем мы говорили... о том, как отвечать пока на все вопросы.
— Без комментариев, — бросил Норман.
— Sin comentario, — отозвался Денал.
— Именно так, — сказал Генри. — Пока мы все не выясним, будем общаться только с представителями власти.
Все закивали, и особенно Сэм. Ему совсем не хотелось распространяться перед международными репортерами о своем воскрешении.
— Ну, тогда пошли.
Генри пригнулся, выходя из двери, остальные последовали за ним.
* * *
Едва покинув самолет, Генри поморщился. Даже в ярком свете дня фотовспышки слепили глаза. К профессору обращались на различных языках: английском, испанском, португальском и французском. Толпу репортеров сдерживал наряд полиции.
Генри шагнул вперед, отыскивая глазами Джоан. В глубине души он надеялся, что его поспешный звонок властям Куско сработает. Во время перелета Генри слышал лишь обрывки радиосообщений о штурме аббатства и ожесточенной перестрелке. Он знал, что погибло много людей, однако подробности оставались в тумане.
Шагая по бетонной полосе, он почувствовал, как его руки невольно сжались в кулаки. Он продолжал оглядывать журналистов, представителей государства и зевак. Ни одного знакомого лица...
Профессор в который раз сдержал слезы. Пока он тщетно отыскивал лицо Джоан, в его груди, разрывавшейся от гнева и чувства вины, разрасталась боль. Генри уже испытывал подобное после смерти Элизабет. Он думал, что давно примирился с утратой, но страх за Джоан снова пробудил эти чувства. На самом деле они никуда и не исчезали. Он лишь запрятал их подальше, заслонил необходимостью заботиться о Сэме.
Теперь у профессора снова ныло сердце.
Джоан нигде не было.
Какой-то человек в строгом сером костюме выступил навстречу Генри и протянул руку.
— Профессор Конклин, я Эдвард Джерант из протокольного отдела посольства Соединенных Штатов. Нам с вами о многом нужно поговорить.
Усилием воли Генри разжал кулак и подал ему руку.
И тут из толпы, пробиваясь сквозь шум, раздался голос:
— Генри?
Профессор похолодел.
Эдвард Джерант потянулся к его руке, но Генри уже убрал ее и отступил в сторону. Он увидел, как через полицейский заслон пробирается стройная фигура. У него дрогнул голос.
— Джоан?..
Джоан улыбнулась и пошла к нему, сначала медленно, а потом быстрее, не вытирая слез, льющихся из глаз. Они бросились друг другу в объятия. Генри забормотал:
— О господи, Джоан... Я думал, что тебя убили. Но я молился... я надеялся...
— Дядя Хэнк? — послышался сзади голос Сэма.
За время перелета дядя ничего не сказал ему о Джоан, не желая обсуждать вслух выбор, который его вынудили сделать. Вина и страх заставляли профессора молчать, пока он сам не разузнает о судьбе Джоан.
Когда к ним приблизился Сэм, Джоан и Генри слегка отстранились друг от друга, но Генри не мог оторвать от нее глаз. Не поворачивая головы, он представил доктору Энгель своего племянника. Та тепло улыбнулась и пожала Сэму руку. Затем Генри снова спрятал ее ладонь в своей.
— Что же с тобой было? — спросил он. — Что случилось?
Улыбка Джоан немного померкла.
— Я сбежала, как раз когда начался полицейский рейд. И хорошо сделала. Когда в аббатство вломились власти, монахи запустили в своей лаборатории надежный механизм. Все, включая тайник с el Sangre, сгорело дотла.
Она показала вдаль. В небо поднимался столб дыма, такого же густого, как от извержения вулкана.
— Взрывом разнесло все аббатство. Оно еще тлеет. Остались лишь инкские развалины внизу.
— Ну и дела, — протянул Сэм.
Генри придвинулся к Джоан.
— Слава богу, тебе удалось сбежать. Вряд ли я смог бы пережить...
Джоан прижалась к нему.
— Я больше никуда не денусь, Генри. Однажды тебя уже куда-то отнесло от меня. Я не позволю, чтобы это повторилось.
Улыбнувшись, Генри сжал ее покрепче.
— Я тоже.
* * *
С грустной улыбкой Сэм отошел в сторонку и оставил их наедине. Он никогда еще не видел, чтобы дядя смотрел на кого-нибудь с таким самозабвенным обожанием. Радуясь за него, Сэм ощущал в душе какую-то опустошенность.
Неподалеку Норман беседовал с представителем посольства. Веселый смех фотографа далеко разносился по бетонной полосе. Рядом стоял Денал. Норман предложил оплачивать его обучение по линии «Нэшнл джиографик» — после смерти матери мальчика ничто не удерживало на родине. Вместе с Норманом он уже строил планы о прибытии в Нью-Йорк.
Рядом продолжали сверкать фотовспышки.
Сэм побрел назад, к крылу самолета, подальше от толпы. Юноше нужно было кое-что обдумать. До сей поры его ничто не разлучало с дядей Хэнком. Их горе выковало своеобразные узы, соединившие сердца Сэма и Генри и никого к ним не подпускавшие. Сэм оглянулся на дядю. Во всяком случае, еще недавно было именно так.
Теперь, после стольких событий, Сэма раздирали противоречия. Он чувствовал, будто снялся с якоря, удерживавшего его в безопасности. Сразу нахлынули старые воспоминания: скрип шин, искореженный металл, разбитые стекла, вой сирен, бессильно повисшая рука матери.