Гаэт Ветер убрал закостеневшую принцессину руку, густо обвитую ржавой сетью полузасохшей крови, и кивнул мне — давай, мол, приступай. То, что было когда-то ярким, по-своему красивым лицом принцессы Мораг, теперь горело, пылало разворошенным костром. В ладони мне ударил напряженный жар, и горсть раскаленных углей прыгнула в руки, разом ужалив и опалив.
— Уй!
Ветер схватил меня за запястья — стало легче. Жар сносило в сторону, и очажки бездымного пламени кусались уже не так жестоко. Это было не более болезненно, чем гасить пальцами фитили в масляных лампах. Потом я ощутила, как мои руки перемещают ниже, в мокрые тряпки на принцессином боку, а потом огненные провалы закончились, и в глазах у меня потемнело.
— Ага. Хорошо. Теперь посиди, отдохни.
Звякнула кольчуга, Гаэт поднялся и куда-то отошел. Невдалеке зафыркала лошадь. Он вернулся, завозился рядом, что-то тихонько бормоча. Затрещала рвущаяся ткань. Я, наконец, проморгалась.
Гаэт Ветер оторвал кусок от принцессиной рубахи, плеснул на него вина из фляги и принялся осторожно смывать застывшую кровь и грязь. Мне он вручил кинжал — обрезать прилипшие волосы. Первым из-под бурых сгустков показался серебряный обод венчика. Кое-как, в четыре руки, мы сняли его. Кожа на лбу оказалась рассечена парой диагональных порезов, бровь тоже рассечена и свисала длинным лоскутом, второй брови, кажется, не было вовсе. Обе глазницы оказались залеплены несусветной дрянью пополам с песком. Гаэт не рискнул промывать их вином, а воды у нас не было. Спинку носа рассекло чуть пониже горбинки, почти полностью отделив хрящ от кости, одну ноздрю снесло начисто, косым крестом распороло обе губы, правая щека до самой челюсти покромсана в лапшу, в прорехи виднелись зубы…
— У-уу! Беда… — пробормотал Гаэт. — Нарочно так не изуродуешь…
— Мертвая вода, — вспомнила я. — Вот что понадобится. Точно. Вот что мне надо достать!
Он мельком взглянул на меня:
— Мертвая вода, конечно, хорошо. Но дырки нужно правильно зашить, иначе все в разные стороны перекосит, это ты, надеюсь, понимаешь? Ты знаешь хирургию?
— Я — нет, но в замке хороший лекарь. Думаю, что хороший. Отец его был прекрасным врачом.
— В замке?
— В Бронзовом Замке. Это принцесса Мораг, Ветер.
— Мораг? — рука с мокрым лоскутом застыла на полпути.
— А что? Ты знаешь ее?
— Обрежь вот тут прядь, пожалуйста. — Он плеснул на тряпку еще вина и продолжил умывание. — Я слышал о ней. Видел несколько раз. Я часто бываю здесь, в серединном мире, Лесс. Достаточно часто, чтобы знать, кто есть кто.
— Ты очень вовремя оказался рядом, Ветер.
— Я обязан оказываться там, где во мне возникает нужда. Тем более, ты позвала меня.
— "С Капова кургана скачет конь буланый…"?
Он улыбнулся.
— Я отвезу Мораг в Бронзовый Замок.
— Спасибо. Надо бы только перебинтовать ее чем-нибудь…
Гаэт, не задумываясь ни мгновения, откинул свой нарамник и оттянул подол рубахи.
— Режь.
Я отхватила кусок полотна, самого обыкновенного полотна, человечьими руками сотканного и выбеленного, хоть и вышитого искусно красивым волнистым орнаментом, и поспешно изрезала его в длинный широкий бинт. Гаэт приподнял принцессу, привалил ее к себе, пачкая одежду загустевшей кровью, и я забинтовала ей лицо и всю голову целиком. Остаток полотна прижала к ране на боку, прихватив принцессиным же поясом.
— До города доедем, не расплескаем. — Ветер поднялся, легко удерживая в объятиях безвольное тело. Казалось принцесса, ростом соперничающая с большинством мужчин, ничего не весит у него в руках. — Забыл спросить. Кто ее так?
— Малыш. Мантикор.
— Малыш? Он проснулся?
— Да. Вчера.
— Вот это новость! Геро знает?
Я пожала плечами. Амаргин опять исчез в самый неподходящий момент, и оставил меня в одиночестве расхлебывать черт знает сколько лет назад и не мной заваренную кашу.
Гаэт свистнул сквозь зубы. Из-за елок вышел буланый конь под высоким рыцарским седлом.
— Удачи тебе, Леста Омела. Не беспокойся о принцессе, считай, что она уже в надежных руках.
— Скажи Ю, что я принесу мертвую воду. То есть, лекарство для Мораг. То есть, не Ю, а Ютеру, лекарю из замка.
Гаэт одной рукой придерживая принцессу, другой ухватился за высокую луку и взлетел в седло.
— Удачи, Лесс.
— Постой! — Я, решившись вдруг, бросилась к нему, ухватилась за обтянутое кольчужным чулком колено. — Гаэт. Гаэт. Умоляю, скажи, ты видел Ириса?
— Босоножку? Э-э… — Он задумался. — С тех пор, как ты ушла — не видел. Но мы и раньше не часто встречались. Мы с ним оба служим Королеве, но он музыкант, а я — пограничник.
— Гаэт, если… когда увидишь его… скажи ему… спроси его, за что он так со мной поступил? Почему бросил? Я ему верила! А он меня забыл!
Гаэт фыркнул с высоты седла. Пристроил голову принцессы поудобнее у себя на плече, потом схватился свободной рукой за лоб и неожиданно визгливо завопил:
— Я тебе верила! А ты меня забыл! Негодяй! За что ты так со мной?! — Буланый заплясал от этих воплей, Гаэт, ухмыляясь, похлопал его ладонью по шее. — Ну, ну, ну. Я, конечно, перестарался с криком. Я ему тихонько скажу, если-когда встречу, проникновенно скажу, на ушко: "За что ты так со мной, Ирис? Я же тебе верила!"
— Гаэт!
Он ухмылялся, щуря пронзительные злые глаза.
— Что?
— Не… не надо ничего говорить. Не надо. Ничего не надо говорить. Поезжай скорее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});