Ой, да что я — синяки, вымажусь… Он же ее по лицу шаркнул! По лицу! По глазам!
Нужна вода, промыть, посмотреть, что там уцелело, о небо, в этой каше… Искоса взглянула снизу вверх — каша и есть, месиво, облепленное песком, оклеенное паклей волос, растопыренная принцессина пятерня прикипела накрепко, словно только она и удерживает воедино глаза, брови, нос и скулы, что там еще… приоткрытая щель рта, и язык — розовый, мама, розовый в исчерна-багровой каше язычок то и дело слизывает затекающую в рот кровь. Слизывает и сплевывает. Слизывает и сплевывает.
Сосны сменились ельником, темным, густым. Ельник — это хорошо, сквозь ельник ничего не разглядеть. Если только мантикор не умеет ходить по следу. Тогда он нас найдет, от нас кровищей, наверное, за милю разит. И что на него нашло? Совсем ошалел как проснулся, будто подменили парня… Чудовище. Бешеное, кровожадное чудовище!
Сложности, сказал Амаргин. Ну ни фига себе сложности. Это не сложности. Это катастрофа!
— Где… мы? — выговорила вдруг принцесса.
— Реки не видно. — Я оглянулась: реки действительно не было видно. Да ничего за елками не было видно, ни впереди, ни сзади, ни по бокам. — Если мантикор нас не учует, то и не найдет. Мораг, ты как? Голова кружится?
— … у меня кружится! — ответила принцесса и выплюнула себе на грудь кровавый сгусток.
Я решила воздержаться от вопросов. Нужна вода, но ее здесь не найти. Надо затворить кровь. Сперва надо затворить кровь, а потом все остальное.
— Стой, Мораг. Сядь-ка. Сядь на землю, слышишь?
— Тьфу! Зачем?
— Я не дотянусь до тебя. Ты теряешь кровь, надо ее остановить.
Она покачнулась, потом медленно, цепляясь за меня, села, прямо там где стояла.
— Хрх… — то ли кашлянула, то ли харкнула. — Кровушку… лизать собралась… вампирка… хрх…
Она узнала меня, по голосу наверное… усмехается!
— Я не вампирка.
— Как же… тьфу! Делай свое дело. Делай, говорю!
Я села на пятки напротив Мораг, а она согнулась, шевеля пальцами в кровавой слякоти, наверное, пыталась наощупь определить, что уцелело, а что нет. Ну, кровь-то я остановлю, не первый, слава небу, раз. Там еще на боку дыра… это во вторую очередь… или в первую?
Сейчас. Сейчас. Надо собраться, сосредоточиться. Амаргин говорит, что любое заклинание в первую очередь заклинает самого заклинателя. Еще он говорит, что не следует пытаться изменить окружающий мир, следует изменить себя, это и проще и действенней…
Пусть меняется что угодно, лишь бы получилось!
Ладно. Как там начинается… с Капова кургана скачет конь буланый… конь буланый.
Буланый конь! Скачет!
По дорогам, по лесам, по пустым местам, по холмам, по болотам, по сухому руслу, по мелкой воде, в веере брызг, в сполохах коротких радуг, скачет буланый конь, мелькают точеные ноги в черных чулках, лакированные копыта дробят гальку, плещет черная грива, масляно сияет светлое золото лощеной шкуры, звенят на упряжи бронзовые подвески, скачет буланый конь, скачет по песку, по мокрому песку, в выцветающих разводах крови, по сухому песку, изрытому, испачканному, перепаханному…
Скачет конь буланый.
На коне девица…
Какая, к дьяволу, девица! Хлопает широкий парус плаща; с одной стороны — красная земля, с другой — черная ночь, тусклый блеск металла под простым нарамником, длинный меч у бедра, крыло волос цвета темной меди, птичий профиль, маленький шрам у края рта, а в прищуре длинных век, за лесом рыжих ресниц — яблочная, жесткая до оскомины, рассветная зелень.
Скачет. Он скачет!
Сюда!
Скорее!
— Лесс, хватит орать. Я уже здесь. Кто это у тебя?
Словно после долгого сна я распахнула глаза. Веки склеились, у слезников скопилась какая-то гадость. Свет, сочащийся меж еловых лап, показался мне слишком резким.
Стремительные шаги за спиной, звяканье металла, шорох ткани, цепляющейся за хвою. Я обернулась, въехав щекой в еловые ветки.
— Ого! Ну-ка, ну-ка… — тот, кто объявился вдруг нежданно-негаданно, отстранил меня и шагнул к принцессе.
— Гаэт… — наконец, пискнула я. — Гаэт, откуда ты взялся?
— Кто здесь? — встрепенулась Мораг, слепо шаря по воздуху перед собой.
Гаэт Ветер перехватил ее руку:
— Тихо… Тихо, тихо…
К моему удивлению принцесса не стала вырываться. Пальцы ее, стиснутые было в кулак, разжались, кисть поникла в гаэтовой ладони. Он протянул руку и коснулся того места, где под кровью и коркой песка прятался принцессин висок. Мораг как-то странно повело, сперва назад и в сторону, а потом головой вперед, прямо под ноги пришельцу. Он поддержал ее и осторожно уложил на хвойный настил.
— Ой, Гаэт, что с ней?
— Спит, не пугайся. Когда от боли корчит, никакое лечение не впрок. — Он присел рядом, быстро размял себе руки, пошевелил пальцами. — А она сильная, ты это знаешь? Необыкновенно сильная. Очень мощный фон. Кто она?
— Это… Гаэт, потом расскажу, надо кровь остановить!
— Тогда помогай.
Он принялся осторожно, палец за пальцем, отлеплять от принцессиного лица приклеившуюся намертво пятерню. Я подобралась поближе.
— Как ты оказался здесь?
— Услышал тебя. Потом поговорим, ты права. Работай.
Гаэт Ветер убрал закостеневшую принцессину руку, густо обвитую ржавой сетью полузасохшей крови, и кивнул мне — давай, мол, приступай. То, что было когда-то ярким, по-своему красивым лицом принцессы Мораг, теперь горело, пылало разворошенным костром. В ладони мне ударил напряженный жар, и горсть раскаленных углей прыгнула в руки, разом ужалив и опалив.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});