Читать интересную книгу Время жить. Пенталогия (СИ) - Тарнавский Виктор Вадимович

– Еще более интересно. Откуда же он такой взялся? И это со всеми он так откровенен?

– Если не считать случая с невыполнением приказа, его скорее можно считать осторожным молчуном. Раскрывается он только со мной, очевидно, доверяет мне. Как-то он мне рассказывал, что раньше работал в гражданском космофлоте, но вылетел оттуда после забастовки около трех лет тому назад.

– Было такое. Шестой транспортный флот, служащие выступили против урезания отпусков и премиальных и потребовали смены проворовавшегося начальства. Все их требования были строго законными, и они имели немалые шансы на успех. Но руководителей стачки занесло, они ударились в политику, и дело закончилось массовыми увольнениями.

– Сходится. Боорк говорил о Шестом транспортном. После увольнения он некоторое время перебивался случайными заработками, а когда в прошлом году объявили дополнительный набор пилотов в Военный Космофлот, подал документы, даже не рассчитывая на успех. Рассказывал, что был очень удивлен, когда его взяли.

– Тоже может быть. При нашем дефиците штурманского состава взяли бы и демона с рогами, не только уволенного забастовщика. Но меня, признаться, даже при такой бурной биографии беспокоит его избирательная откровенность.

– Я считаю, этому могут быть только два объяснения: или Боорк действительно доверяет мне, или это высококлассная внедренка, рассчитанная именно на меня.

– Опасные выводы. И к какому вы пришли?

– Знаете, – Куоти задумался. – Мне кажется, Боорк не внедренка… Ну, вы со мной давно знакомы… У меня есть это… чутье, что ли… Я чувствую, Боорк именно тот, за кого он себя выдает. Он… свой. И, наверное, ощущает во мне своего. Разрешите контакт. Я попробую уговорить его не отказываться от командировки к эсбистам. Если вы говорите, что это серьезно, нам будет полезен любой информатор.

– Хорошо. Но с одной коррективой. На контакт пойду я.

– Вы?!

– Да. Завтра меня командируют на вашу базу, на три дня. Как технического консультанта. Я выйду на Боорка.

– А риск? Вам-то никак нельзя рисковать.

– Риска почти не будет. У меня, в отличие от вас, есть надежные технические средства…

На этом они распрощались. Куоти пошел получать у кладовщика свои детали по накладной, а Стрелок, посмотрев на часы, связался с кем-то по браслету личной связи и снова прислонился к контейнеру, потягивая мелкими глотками нагревшееся пиво.

Ждал он недолго. Снаружи послышались шаги, пыхтение, и в закуток с трудом протиснулся толстяк в космофлотовском мундире с зелеными нашивками добровольца и двойной цепью медицинской службы в петлице.

– Заходи, – встретил его Стрелок. – Садись, выбирай себе бутылочку пива, они все холодные.

Толстяк споткнулся о ящик, коротко ругнулся, присел, осторожно вытянув ноги, и немедленно влил в себя целую колбу пива.

– Узнаю твои штучки, Реэрн. Вечно ты выбираешь для встреч всякие неудобные каморки.

– Без имен, – поморщился старший-один Реэрн, он же Стрелок. – Или от радости? А, друг Тертый?

– В чем дело? – насторожился Тертый. – Тут что, нечисто? Да, нет, не может быть, ты же сам, наверно, проверял? Или нет?

– Чисто, чисто, "клопов" нет, – успокоил его Реэрн. – Но все равно. Ты же не новичок.

– Ладно. Ты, как всегда, невозможный педант.

– Зато живой и здоровый.

– И работаешь под своим именем. С твоим-то стажем. Согласись, роскошь.

– Так надо не попадаться, – улыбнулся Реэрн. – И быть поосторожнее.

– А еще лучше – держаться в резерве. Да ладно, ладно, Стрелок, не обижайся. Я же знаю, чей это был приказ. Только все равно ты у нас везучий, черт!

– Да и ты тоже, – погрустнел Реэрн. – А сколько еще осталось таких везучих? Ты, да я, да Первый, да еще двое-трое…

– А какие были времена, – вздохнул Тертый. – Эх, молодость… Тридцать лет уже прошло… Тридцать лет…

– Не переигрывай, Тертый. Ты никогда не страдал излишней сентиментальностью. Давай вернемся лучше к сегодняшним делам.

– Ладно, – согласился Тертый. – К делу, так к делу. Итак, твое окончательное решение.

– Оно все то же, Тертый, все то же. И незачем было настаивать на новой встрече.

– Значит, ты против исключения группы Скитальца. Что же, ты опять в меньшинстве. Не больно ли часто?…

– Быть в меньшинстве – самое обычное дело для любого мыслящего человека, – возразил Реэрн. – Кстати, к слову сказать, ты и сам неоднократно был в меньшинстве. Притом и по такому важному вопросу, как создание Объединенного Комитета.

– Не проводи таких параллелей. Да, я был в меньшинстве, но я подчинился решению Центра и больше не имею с ним разногласий на этот счет. А ты противопоставляешь себя Центру, ты всегда оказываешься в меньшинстве.

– Заметь, в Объединенном Комитете уже не в таком и меньшинстве. Чаще всего бывает наоборот.

– Не передергивай. Речь идет не о нем, а о нашем Центре. Да, я считал и считаю, что либеральные профессора и всякие отмороженные террористы для нас не более чем временные попутчики. Но я подчинился решению Центра, я согласился, понял, что для нас сейчас важнее всего консолидация сил. А после победы, в чем со мной, кстати, согласно большинство, мы должны будем с ними решительно размежеваться и повести беспощадную идеологическую борьбу.

– Вот-вот. Борьбу. Идеологическую. А те самые, как ты выразился, либеральные профессора, которые, может быть, ничего не понимают ни в конспирации, ни в организационной работе, разбираются в экономике получше всех нас, кроме, наверное, Первого. В то время как наша программа, боюсь, смахивает на утопию. И насчет победы… Знаешь, Тертый, мы с тобой старые друзья, и я тебе признаюсь. Иногда я со страхом думаю, что будет, если мы действительно победим и придем к власти. Мы привыкли делить мир на черное и белое и не признаем полутонов. Всю жизнь мы боремся, боремся с сильным и опасным врагом, и когда его вдруг не станет, мы, боюсь, не сможем остановиться. И разрушив мир насилия и несправедливости, как бы нам не построить новый, по его образу и подобию. Ведь это так просто – вести беспощадную идеологическую борьбу, исключать из Союза, судить партийным судом… И совсем просто будет, думаю, научиться ссылать, заключать в тюрьмы, расстреливать… Мы ведь все ужасно нетерпимы, не выносим разногласий и уж особенно не любим, когда кто-либо осмеливается отстаивать свое мнение. Меньшинство всегда обязано подчиняться большинству, низовые организации – Центру, который все решает, всем распоряжается и не подконтролен рядовым подпольщикам.

– А что ты еще хочешь, Стрелок?! Ты же тридцать лет работаешь с подпольем! И ты должен понимать, что при курсе на вооруженное восстание нам нужен сплоченный боевой Союз, а не дискуссионный клуб. Мы пропадем, если не будем едины! И нам сейчас не до споров и выяснений, кто прав, а кто нет. Неужели ты не понимаешь, что все эти дискуссии, платформы, фракции ослабляют нас, отнимают у нас энергию, нужную для борьбы?! Как решил Центр, так и будет, а не согласен – подчинись, так надо, или уходи, не разлагай нас своими колебаниями и не нарушай нашего единства!

– Раскол тоже ослабляет, – вставил Реэрн.

– Да. Но лучше вырезать, пусть и с кровью, чужеродное тело, чем оставлять его. Иногда споры и раздоры – это гибель. Ты сам военный и знаешь – приказы не обсуждают! Да и согласись: ведь Скиталец и его группа не правы! Не правы! Этого ты не будешь отрицать?!

– Нет. Я тоже не разделяю их точки зрения. Но нельзя лишать людей права на свое мнение, пусть и не совпадающее с мнением большинства. В конце концов, что бы они ни думали, они тоже работают на революцию. Вместе с нами. Наш главный враг – власть, а не наши же товарищи, которых нельзя лишать права на инакомыслие! Да, нам нужны централизм, сильное руководство, дисциплина, но нельзя же превращать их в диктатуру Центра!

– Ты так не любишь этого слова, Стрелок! Но что бы ты не говорил, а нам не обойтись без диктатуры, особенно, после победы. Ты назвал нашу программу утопией, а я считаю таковой воззрения твоих любимых демократов. Демократия?! Да мы жили без всякой демократии семь веков! Тысячу лет! Тысячу! Ты все время летаешь по космосу и просто не видишь, сколько горючего материала накопилось в обществе! С одной стороны, нас это не может не радовать: стоит нам выступить, и рванет так, что все разрушит до основания. Но затем?! Что затем?! Ты думаешь, все эти люди немедленно переродятся в свободных творческих личностей и с радостью начнут строить демократическое общество?! Демократия – это красивая сказка, легенда о прекрасном прошлом, а в реальной жизни всем легендам и сказкам – грош цена! Ты помнишь эксперимент в 26-й провинции? Да нет, откуда тебе, ты же там был всего дважды и все восторгался переменами! А ты знаешь – да нас всех это тогда просто убило – сколько там всплыло наверх всякого дерьма?! А ведь в 26-й только чуть-чуть – чуть-чуть – приотпустили вожжи! А что будет, если их совсем убрать?! Да с твоей демократией во власть полезут всякие подонки, мерзавцы и безответственные крикуны. Нет, Стрелок, нам не обойтись без диктатуры! Нам надо будет по капле приучать народ к свободе! Воспитывать их! Направлять! Железной рукой! И на это дело уйдут годы, дюжины лет, может быть, целые поколения!