— Мы вас ожидали вчера, генерал, — сказал Элтон, беря саквояж своего хозяина. — Мы не думали, что поезд опоздает на целые сутки. Похоже, что машинисты уже не знают, что они делают.
— Паровоз сломался, а у них не оказалось какой-то детали, — раздраженно объяснил Пинеас. — Мне не хочется, чтобы ты говорил о неприятном, Элтон.
— Да-са, генерал.
Они приехали в «Феарвью» в середине ночи.
«Ну точь-в-точь, как уголовник», — подумал Пинеас. Ночь выдалась холодная и снежная. Наступало утро 7 ноября 1862 года, того самого дня, когда Линкольн передал командование федеральными войсками генералу Бернсайду.
— Думаю, что все уже легли спать, генерал, — сказал Элтон, слезая с козел. — Дома находятся и масса Клейтон с мисс Шарлоттой…
— Что ты хочешь сказать? — Пинеас смотрел на темный силуэт особняка, вылезая из кареты. Закрытая туманом луна повисла над трубами дома, в котором он родился, над домом, который он любил шестьдесят лет.
— Ну, мисс Мэй велела мне помалкивать, потому что хотела сама передать вам плохие вести. Но пока вы ездили в Европу, налетели налетчики-янки и сожгли дом Карров. Массу Брандон застрелили насмерть. Масса Зах ушел в армию. А масса Клейтон и мисс Шарлотта переехали сюда к мисс Элли Мэй. Все довольно плохо — мисс Шарлотта в интересном положении, а масса Клейтон мало на что годится с одной ногой, к тому же все время пьян.
— Клейтон?! Пьян?! Я никогда в жизни не видел его даже подвыпившим.
— Ну, теперь он к этому пристрастился, генерал. Да-са. Этот парень здорово увлекся бутылкой.
«Наконец-то дома, — думал Пинеас, идя по дорожке к дому. — Дома ли?» Ему казалось, что он уже начал терять свой дом, привычный образ жизни, здоровье, соседей, былой свой мир… Все может превратиться в пыль и прах из-за этих треклятых аболиционистов… из-за этого проклятого Линкольна… Невзрачное лицо президента всплыло в его памяти. Он допускал мысль о том, что может приставить пистолет к его голове и спустить курок… Пинеас, может быть, и не был особым гуманистом, но, вне всякого сомнения, умел ненавидеть.
Завывал холодный ветер, когда он поднялся на террасу и потом вошел в дом. В помещениях стояла полная тишина. Уитни поставил свой саквояж на пол в прихожей и на одном из столов начал нащупывать керосиновую лампу. Он зажег ее большой кухонной спичкой. Прыгающий огонек лампы осветил портреты предков.
— Черт бы меня побрал, — заорал он во все горло, — я дома! Почему, проклятье, нет никакого комитета по встрече? Я приехал домой! Генерал Пинеас Тюрлоу Уитни возвратился домой из поездки во Францию и Англию и тамошние сукины сыны решили нас не поддерживать! Я дома! «О, я хотел бы оказаться в стране хлопка… — стал напевать он, как полоумный, слова из популярной песни южан. — Где ты, где ты, страна Дикси!»
— Пинеас! — Элли Мэй стояла у перил лестницы на втором этаже и смотрела на мужа. — Мой дорогой, ты уже дома?!
— «…Хочу оказаться — в Дикси, ура, ура! В стране Дикси я готов жить и умереть за Дикси…»
— Пинеас, почему ты поешь? Что это значит? Шарлотта… Клейтон… Он рехнулся!
Элли Мэй, на голове которой был белый ночной чепец и фланелевый халат поверх ночной рубашки, стала торопливо спускаться по лестнице.
— «…Далеко на юге в Дикси…»
— Пинеас, дорогой мой…
Она подбежала к нему. Он зарыдал, когда она бросилась ему в объятия.
— Элли Мэй, мы потерпим поражение, — тихо произнес он прерывающимся голосом. — Мы проиграем. Я сделал все возможное, чтобы убедить людей в Европе, но им все безразлично… Мы проиграем.
Она не отрываясь смотрела на своего рыдающего мужа. Когда-то элегантный сенатор выглядел теперь жалким и потрепанным.
Кроме того, он неожиданно сильно постарел.
На следующий день Пинеас, пополнив свои силы таким необходимым десятичасовым сном, уже восстановил свою железную волю. Приняв ванну и побрившись, он сказал себе, что надежда сохраняется, хотя и становится все более призрачной. И, будучи последователем Шопенгауэра, он верил в победоносную силу собственной воли. Он проклинал себя за эмоциональный срыв прошлой ночью. Закончив одеваться, он возвратился в спальню, где Элли Мэй, все еще лежа в кровати, читала.
— Элли Мэй, хочу извиниться за свое поведение минувшей ночью. — Он подошел к кровати и присел рядом с ней. — Я устал и расстроился… ну, и показал себя настоящим ослом.
— Разве все так плохо? — спросила она, откладывая в сторону старый роман, который она перечитывала уже в третий раз. Новые книги совсем исчезли из-за блокады.
— Между нами говоря, скверно. Провал в Европе — удар для меня. Между прочим, мне надо будет поехать в Ричмонд сегодня или завтра, чтобы доложить обо всем Джеффу Дэвису. Но тем не менее нам надо не падать духом, и мой вчерашний срыв непростителен. Вот. Элтон сказал мне, что дом Карров сожгли, а Брандона застрелили.
— Да, это верно. Я сама хотела рассказать тебе об этом, но мне следовало бы знать, что этот старый негр не может хранить тайны. Случилось это прошлым летом, когда янки вторглись в Виргинию, до того как дорогой генерал Ли вышвырнул их оттуда. Они рассыпали повсюду группы налетчиков, чтобы причинять как можно больше вреда — грязные свиньи! Когда Брандон выскочил из задней двери с ружьем, они пристрелили его и подожгли дом. Благодаря какому-то чуду Шарлотта в ту ночь вместе с Клейтоном находились здесь, а то их убили бы тоже. А потом, понятно, поскольку им некуда было деваться, они остались здесь. О, все это ужасно! Становится все труднее доставать продукты…
— Элтон сказал, что Шарлотта на сносях?
— Она может родить в любой день, бедняжка. В какое ужасное время она родит ребенка!
— Клейтон часто выпивает?
— Я не осуждаю его. Потерять ногу такому активному молодому человеку — страшный удар. Отца убили, дом сожгли, Зах отправился на войну, и мы можем потерять его. О, Пинеас, какие пришли мрачные времена! Когда я думаю, как замечательно мы когда-то жили, я…
Она поднесла к глазам кружевной платочек. Муж крепко обнял ее.
— Да, — подтвердил он. — Времена настали скверные, но мы как-нибудь переживем их. Я не могу бранить тебя за то, что ты отчаиваешься, я сам вчера показал себя не в лучшем свете. Но мы должны мужаться, Элли Мэй. Быть твердыми как железо. И не должны показывать слугам, что мы теряем уверенность или решимость.
— Слугам? — фыркнула она. — Каким слугам? Они все разошлись, за исключением Элтона, Корделии и некоторых других.
— Разошлись? — Пинеас отпустил ее руку и встал. — Что ты имеешь в виду?
— Дорогой Пинеас, тебя тут не было больше года, ты и не представляешь, какие невероятные события произошли здесь. Этот ужасный человек Авраам Линкольн освободил рабов в сентябре прошлого года.