— Отец с вами, детьми, занимался?
— Занимался. Очень. Мы все трое фехтовали. Отец владел оружием в совершенстве — у него ни одной сабельной раны не было, потому что умел отражать нападение. Мой брат Сережа даже был чемпионом Москвы по фехтованию. Среди юниоров. Мама нас на спортивные сборы не пускала. Под слезы всей секции.
В пятьдесят шестом году я окончила школу и поступила на факультет журналистики.
— А был какой-нибудь преподаватель на факультете, который на вас влиял?
— Нет, к сожалению. Я училась писать статьи и очерки уже после университета, когда пошла в АПН (Агентство печати «Новости». — Л.В.) стажером. Года полтора стажировалась, потом стала редактором, потом старшим редактором, потом исполняла обязанности заведующей отделом, а потом, в семидесятом, в издательстве начался шурум-бурум, смена руководства, я каждый день переписывала чьи-то заметки бесплатно.
Вдруг выяснилось, что начальник, который был надо мной, выписал мне восемь рублей за работу. Тут и начали говорить: «Она нечестно поступает, выписывает себе деньги».
Я как услышала это, подала заявление и ушла на договор в журнал «Журналист».
Год я там проработала сначала на договоре за сто рублей в месяц, а потом на договоре без ста рублей. Все время искала себе службу, чтобы была связана с искусством, десять лет занималась им, писала о живописи и хотела продолжать в том же духе. Пошла в журнал «Культура и жизнь» — был такой при Обществе дружбы. Там я пять лет проработала, а потом друзья меня в издательство позвали. С тех пор, с 1977 года, я бессменно в издательстве «Московский рабочий».
— В мое время, — говорю я Нине, — но не на филологическом, а на журналистике училась очень красивая девушка. Ее портрет однажды был напечатан на обложке «Огонька». Так вот, говорили, что она жена сына Буденного. Меня это тогда вообще совершенно не интересовало, но я почему-то запомнила.
— Да. Она выходила замуж за моего
старшего брата Сережу. Ненадолго. Родила ребенка, наша мать уговорила. Когда ему исполнилось шесть месяцев, она, оставив его нам, отправилась отдыхать. И на том кончилось. Он, считай, с полугода у нас живет, она его брала на какое-то время, потом опять отдала. Мама с папой даже хотели усыновить Алешу. Сережа счастлив не был…
Тут я напомнила Нине о том, что мне однажды, уже после выхода в свет «Кремлевских жен», позвонила незнакомая женщина и, плача, сказала, что я единственный человек, которому она может позвонить, узнав о том, что умер Сергей Буденный — главная любовь ее жизни, они даже почти не были знакомы, но она если и была счастлива, то от того, что ее посетила такая любовь. Я дала ей телефон Нины Семеновны, посоветовала позвонить.
— Да, она звонила мне. Но что тут скажешь? Может, в ней было Сережино счастье. Он не узнал об этом.
— Вы не испытывали на себе косых взглядов, когда вашего отца стали «клевать»? — спрашиваю я у Нины.
— Я бы их просто не заметила. Я человек по природе жизнерадостный…
Но «косые строки» неправд Нина заметила. Не потому ли, что взгляды были направлены на Нину, а строки — на ее отца?
Боль за родителей сильнее своих болей.
* * *
Не тороплюсь удовлетворять читательское любопытство и рассказывать о личной жизни этой женщины. Из всех знакомых мне кремлевских детей Нина кажется самой не тронутой той системой, о которой она рассказывает в своей рукописи. Но знаю, если читатель дойдет до последних строк этой главы и не узнает некоторых житейских подробностей о Нине, то останется неудовлетворенным.
Греки сбондили Елену по волнам,А меня — соленой пеной по губам, —
писал поэт.
Чтобы не осталось у вас на губах разочаровывающего ощущения соленой пены, рассказываю.
Первый раз Нина вышла замуж за известного актера Михаила Державина. Одного из участников популярной телевизионной передачи «Кабачок тринадцать стульев». В семидесятых, когда «Кабачок» с его забавным польским колоритом появлялся на экранах в каждой квартире, он был одним из немногих «заграничных проникновений» в нашу замкнутую телекультуру. Это влекло к экранам.
— Как вы познакомились с Державиным?
— Юлька Хрущева притащила. Она была уже замужем, а я сидела, смотрела в окно и вздыхала от неразделенной любви к человеку, который и не подозревал о моих чувствах. Как та женщина, влюбленная в моего брата. Подруга моя поняла — пора вмешиваться. Устроила вечеринку, на нее пришел Миша. У нас с ним общая дочь, Маша, внуки. Девятнадцать лет прожили вместе.
Неделикатные вопросы затолпились перед моей записной книжкой. Почему разошлись? Кто был инициатором? Легко ли дался развод?
Нина Семеновна отлично видит мои молчаливые метания.
— Не буду об этом. Я сама все затеяла. Полюбила другого. Сейчас замужем за ним.
Второй муж Нины Буденной — она никогда не меняла отцовской фамилии — Николай Пономарев, известный русский живописец…
Все!
Заключение, или Детская карта во взрослой игре
У книги «Кремлевские жены» была особенность, которую замечали многие читатели, и я сама отлично знала ее: вся книга, как говорится, шла «не по восходящей, а под откос». По убывающей. После глав о женщинах, прошедших тюрьму и ссылку, повествование покатилось в быт и обыденность.
Но «каков поп, таков и приход».
Каково время, таковы и герои.
Каковы женщины, таковы и главы о них.
Кремлениада о детях имеет ту же тенденцию. Чем ближе к концу века, тем ординарнее личности на вершине власти, тем обыкновеннее их жизни, банальнее характеры и бледнее или карикатурнее лица их детей.
Удивительно или неудивительно — ни один сын, тем более дочь, советского вождя не достигли вершин власти?
Разумеется, неудивительно.
В двадцатом веке в народном государстве любое продвижение детей к рулю управления было немыслимо. Никто и не пытался. Могли ли большевики уподобляться царям? Аппарат власти исключал даже мысль об этом. Единственное, чем отцы могли помочь детям: облегчить своею властью путь к избранной профессии. Дети Сталина — Яков, Светлана и Василий — оказались раздавленными отцовским прижизненным величием и его развенчанием после смерти. Хрущев, в противовес Сталину, пройдя через драму собственного старшего сына, изменил направление родительского компаса и легализовал «институт кумовства», в котором ничего плохого не было и который существовал всегда, но как бы «под сурдинку». Зять Хрущева Алексей Аджубей единственный вошел в сферы власти, куда дети советского Кремля прежде не входили, но из нашего времени Алексей Иванович видится более как советник по политическому имиджу, чем как советник по политике.