— Говоришь о том парне, как же его звали... А, Лагарт!
Угадал. Говорящая снова сжала кулаки.
— Но насколько знаю, он всё ещё жив. Так в чём же моя вина?
— Жив? — Женщина расхохоталась, правда, смех больше походил на брезгливые плевки. — В нём не осталось того, что нужно мне!
Я предположил:
— Семени?
— Разума! — прозвучал презрительный ответ. — Семя я могу получить в любой миг от любого мужчины в мире. Но что в нём проку, если мой ребёнок будет похож на меня?!
Повышение тона по мере произнесения фразы завершилось визгом, от которого захотелось зажать уши. Странно, что тайное желание всех матерей мира вызывает у моей собеседницы отчаяние, искромсанное ужасом. В чём же дело?
— Он будет таким же, понимаешь? Таким же!
Таким же... Унаследует кровь, плоть, образ и подобие? Впервые взглянет на мир теми же беспросветно-бездонными глазами, улыбнётся угольками губ, протянет к выносившей его женщине ладошки, испещрённые, как листья дерева, тонкими тёмными прожилками...
Теперь, кажется, начинаю понимать.
— Ты не желаешь наследнику своей участи.
И хотя за моими словами не стоял знак вопроса, она ответила:
— Не желаю. И у меня был шанс добиться этого. Пока не вмешался ты!
Значит, старина Лагги требовался для того, чтобы повлиять на зародыша в материнской утробе. Что ж, сия задача была некроманту по плечу. Немного теории, чуточку практики, и говорящая баюкала бы на руках девочку или мальчика, внешне ничем не отличающихся от других людей, но внутри не менее опасных, чем мать. Или даже намного опаснее... Фрэлл! Я действительно её самый страшный враг.
— Прости, не знал.
— А если бы знал? — Чёрный взгляд задрожал. — Если бы знал?
Прошлое не возвращается, и гадать, перебирая несбывшиеся мгновения, бессмысленно. В моём теперешнем будущем полученные знания уже не успеют пригодиться, но если на минуточку поддаться одному из любимейших человеческих пороков, греху, который не может принадлежать любой другой расе мира, потому что напрямую зависит от узких рамок отпущенного бытия... можно искренне признать:
— Тогда я убил бы Лагарта сразу же, как увидел. Потому что мир заслуживает лучшей участи, чем оказаться во власти твоих детей.
Такого воя из женских уст я не слышал ещё ни разу. Возможно, Лэни смогла бы потягаться в искусстве управления голосом с моей тюремщицей, но сомневаюсь, что победу одержала бы волчица. Не здесь и не сейчас.
— Ненавижу!
Согласен. Спорить не буду. Ты имеешь на это право, сестричка.
— Нет, это даже не ненависть... Я хочу уничтожить тебя! Стереть в пыль, но лишь после того, как ты вдоволь накорчишься от боли!
Вдоволь для тебя, разумеется. Так в чём же трудность? Чего ты ждёшь?
— Тебе что-то мешает?
— Мешает?! — Она снова чуть не захлебнулась яростью. — Ты! Вернее, то, что сидит внутри тебя!
А я и забыл... Всё правильно, серебряный зверёк не позволит ничему и никому нарушить покровы моей плоти. Но ведь под неприступные крепостные стены всегда можно сделать подкоп, не так ли?
— Раньше ты не замечала подобные преграды.
— Раньше... Их и не было! Да, я совершила ошибку. Я не могла и подумать, что всё обернётся именно так... Но я найду способ её исправить!
Что же получается? Она не может не только причинить мне боль снаружи, но и...
Невероятно.
Удивительно.
Логично.
Зверёк растворён в моей крови и способен скорейшим образом добираться до самых отдалённых от сердца уголков тела, об этом мне было известно давно. Однако, сделав один вывод, я почему-то остановился в полушаге от другого. Если тело моего серебряного друга одновременно является и моей кровью, хотя бы частично, а своим телом он владеет хорошо, то приказы извне бессмысленны: тот командир, что ближе, всегда перекричит находящегося вдали.
Впору рассмеяться, хотя злобная гримаса на лице собеседницы и не располагает к беззаботному веселью. Значит, сестричка, ты не в состоянии что-либо со мной сделать? Сочувствую. На твоём месте я бы тоже успешно обугливался на костре ярости.
— Как я хотела бы смотреть на твою кровь, по капле стекающую на пол! А это можно было бы устроить, ведь однажды уже получилось. Но у меня не хватит сил на всё сразу... Пока в тебе есть это клятое серебро, ничего нельзя сделать! Пока в тебе...
Если бы её глаза умели приобретать оттенок, отличный от чёрного, можно было бы сказать, что взгляд женщины прояснился. Или стал ещё пронзительнее.
— Но ведь его может и не быть в тебе...
А теперь почти мурлыкает. Странно. Стоило бы испугаться, но жизнь уходит из меня быстрее, чем мог бы прийти страх. Я уже едва могу шевелить пальцами, а скоро и вовсе перестану их чувствовать.
— Может и не быть...
Она опустилась на колени, придвинулась ближе, но всё же на расстояние большее, чем моя вытянутая рука.
— Не быть...
Веки опустились, пряча взгляд, исполненный непонятного предвкушения, наступила тишина, и я снова остался наедине с собой.
Спасибо за этот подарок, сестричка. Я уж думал, что придётся уходить за Порог под твои злобные завывания, ан нет, ты избавила меня от них. Не потому, что хотела сделать приятное, конечно же. Было бы любопытно взглянуть на выражение твоего лица, когда ты откроешь глаза и поймёшь, что меня больше нет. Ни в твоей власти, ни вообще на свете. Да, пожалуй, это единственное, о чём стоит чуточку пожалеть. Уйти у врага из-под носа, разве это не завидное деяние? Вот только рассказать будет некому: до Серых Пределов моя душа вряд ли доберётся, а после нового рождения прошлые приключения никому не будут интересны...
Всё. Пора уходить.
Не таким я представлял закат своей жизни. Слишком стремительным он получается, словно идёшь вниз по склону, который становится всё круче, шаг замедлить не удаётся, и в какой-то миг понимаешь, что уже бежишь со всех ног. Ветер свистит в ушах, обжигает хлёсткими пощёчинами кожу, загоняет дыхание обратно в глотку; но ты не обращаешь внимания, разгоняясь всё больше и больше. А торопишься не потому, что хочешь поскорее добраться до конца пути, нет. Просто осталось слишком мало времени на получение ни с чем не сравнимого удовольствия...
Голова кружится от восторга и чувства полёта. Ненастоящего, не возносящего в синюю высоту, и всё же восхитительно прекрасного. Тело становится легче с каждым вдохом, и кажется: если вовремя не умрёшь, то воспаришь к потолку, пугая всех, кто сможет тебя увидеть.
Но ты ведь успеешь, правда?
Правда.
Хотя...
Мне что-то мешает. Что-то хватается за лодыжки, тянет назад, и это вовсе не цепи. Это...
Скорлупа? Я, словно птенец, бьюсь о прочные стенки, стремясь оказаться на свободе. Пусть моя цель — смерть, а не жизнь, но тюрьма очень похожа на ту, что пришлось покинуть при рождении. Она...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});