Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если чёрно-белая Нить жила в ритме пульса говорящей, ничего удивительного: ещё долго она будет пребывать в оцепенении, прощаясь с одной привычкой и ища другую. Ожидая новую наследницу водяных магов, чтобы подарить ей небывалое могущество. И вполне могла бы дождаться, если бы...
Если бы я не был таким скупым.
Каприз то природы или богов, теперь уже не разобраться, он восхитителен, не спорю, но слишком опасен, прежде всего для самих носителей дара, не говоря уже об окружающих их людях и нелюдях. Да, они скорее всего сами себя истребят, и можно было бы не вмешиваться, однако... Есть одна крохотная гирька, не позволяющая чашам моих весов прийти в равновесие.
Ксо.
Нить обидела маленького дракона. Моего брата. И как бы далёк ни был тот злополучный день, сколько бы ни утекло с тех пор вод по реке времени, я всё равно должен вступиться и наказать обидчика. Потому что Ксаррон — тоже моя семья. И не только он.
Сколько раз я рождался на свет? Да, сначала лишь для того, чтобы вскорости умереть, но во мне, хоть и недолго, всё же текла кровь моих матерей. Сколько их было? Десятки? А может, сотни? Не удивлюсь, если я таким образом когда-то породнился со всеми Домами, даже погибшими. Все драконы, неважно, по каким линиям, материнским или отцовским, мои...
Братья.
Сёстры.
Дети.
Я должен заботиться о них. Нет, не так. Я хочу заботиться.
Оберегать.
Защищать.
Помогать.
Любить.
Любить... О, вот тут хотения уже не нужно, потому что любовь к родственникам жила во мне с самого рождения, ведь я и появился на свет только потому, что моя мать была влюблена в мир.
Мать. А на самом деле одна из дочерей или внучек. Интересно, она это понимала? Наверняка. И, конечно, жалела, что не сможет увидеть своё дитя, новорождённое и одновременно безмерно старое, почти такое же древнее, как сам подлунный мир. Если бы мы с тобой могли встретиться, мама... За одно мгновение взгляда глаза в глаза можно было бы отдать всё, и жизнь оказалась бы самой малой платой из достойных.
Да, время остановилось. И Нити, и моё. Кажется, можно вечно сидеть, прислонившись спиной к деревянной колоде, и неспешно перебирать бусины одних и тех же мыслей, с каждым прикосновением заново удивляясь их холодности или теплоте...
Я бы так и поступил, если бы позволили. Смотрел бы на вздрагивающее от эха агонии тело, размышляя о превратностях мирских путей, но в моём сознании всё же раздалось тихое и странно робкое:
«Здравствуй?..»
Почему вопрос? Ты в чём-то не уверена?
«Во всём. Теперь — во всём».
Брось! Тебе, многомудрой и многоопытной, не к лицу сомнения!
«Когда видишь, как кто-то из уже разверзшегося зева могилы возвращается к жизни, поневоле начинаешь сомневаться во всём, что когда-то знал и умел».
Говоришь обо мне?
«Да, любовь моя. Ты ведь умирал».
Согласен. Собственно, я и не противился. Да и не сожалел.
«Знаю. До меня долетали отголоски твоих мыслей... В какой-то миг я даже решила, что ты уже мёртв, столько покоя в них было».
Ну, если считать, что я довольно быстро сам себя похоронил, то... Подожди-ка! Что значит, «решила»? Разве ты не должна умереть вместе с мной?
«Вместе, но не одновременно».
Как это понимать?
«Я привязана к твоей плоти, но не к духу. И не вернулась бы в Сферу Сознаний, пока...».
Пока меня не съели бы черви?
«Вроде того».
Значит, ты большей своей частью располагаешься на первом плане реальности?
«Большей? Скорее главной».
Это тебя удручает?
Мантия обиженно хмыкнула:
«А что чувствует птица, посаженная в клетку? Я ведь даже окружающий мир могу видеть только твоими глазами».
И увиденное тебе не по нраву?
«Этого я не говорила. Но картина, расстилающая перед тобой, слегка...».
Можешь не продолжать. Я и правда не могу воспринимать Гобелен во всём его великолепии.
«Тот, кто не различает цвета, обычно очень хорошо знаком с формами».
Не утешай. Хотя, спасибо.
«Всегда рада помочь добрым словом. — Мантия отвесила невидимый поклон и тут же сменила тему. Наверное, для того чтобы не заострять моё внимание на своих слабостях. — Это место... Оно мне не нравится».
Представляешь, мне тоже. Здешняя Нить чужда всему остальному миру. Чудо, что ей удалось ухватиться за коврик, ткущийся Ксарроном, и выбраться из Купели.
«Ну, не такое уж чудо... Подобное происходит слишком часто, чтобы считаться невероятным, и тут всё зависит от силы духа новорождённого дракона».
Хочешь сказать, Ксо в самом деле оказался трусишкой?
«Не всё так прямолинейно, но... Мать слишком опекала его искру. Оберегала от любого волнения, даже ценой отказа от своих насущных потребностей».
Почему? Будущему дракону что-то угрожало ещё в момент зачатия?
«Мм... — протянула Мантия. — Скажем так, её супруг не считал то время подходящим для рождения ребёнка».
Муж тётушки Тилли был против собственных детей?
«Нет. Но он был твёрдо уверен в том, что отец должен находиться рядом с сыном с первой минуты его появления на свет, а обязанности и неотложные дела не позволяли Торрону следовать им же самим установленным правилам. Только и всего».
Значит, тётушка на свой страх и риск понесла Ксо?
«А потом держала его появление в тайне, пока это было возможно».
Пожалуй, теперь понятно, почему кузен оказался неподготовлен к первому и, возможно, самому главному сражению в своей жизни.
«Увы... А ведь всего-то чуть-чуть больше любви, чем нужно, немного эгоизма, капелька гордости сверх меры... Дети — очень сложная наука. Ошибёшься в рецептуре, потом всю жизнь будешь икать!»
Меня так и подмывало спросить, как обстояло дело с рецептом появления последнего из сыновей Элрит, но язвительное облачко, окутывающее мои мысли, рассеялось раньше, нежели с языка слетели слова из разряда тех, которые никогда не удаётся взять назад. Я наконец-то осознал две истины, настолько простые, прозрачные и естественные, что могли и вовсе остаться без моего внимания.
Я жив.
Я снова разговариваю с Мантией.
Пожалуй, ни один из этих столпов моего ограниченного мироздания не мог считаться главнее другого, и, самое главное, теперь вдруг стало понятно: они не существовали порознь. Но как можно было забыть? Как можно было, занося ногу над Порогом, не сказать «прощай» той единственной, кому заказан путь в моё будущее? Почему я беспечно стремился вперёд, даже не пытаясь оглянуться?
Потому что впервые не чувствовал её близости. Вообще ничего не чувствовал.
Драгоценная, ответишь на неприятный вопрос?
«Зависит от степени неприятности».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});