— О,— сказал Моллар,— в Юпитер?
— Да.— Быков помолчал, ощупывая синяк на лбу.— Отражатель разбит. Контроль отражателя разбит. В корабле восемнадцать пробоин.
— Гореть будем? — быстро спросил Дауге.
— Пока не знаю. Михаил считает. Может быть, не сгорим.
Он замолчал. Моллар сказал:
— Пойду почиститься.
— Погодите, Шарль,— сказал Быков,— Товарищи, вы хорошо поняли, что я сказал? Мы падаем в Юпитер.
— Поняли,— сказал Дауге.
— Теперь мы будем падать в Юпитер всю нашу жизнь,— сказал Моллар.
Быков искоса глядел на него, не отрываясь.
— Х-хорошо ска-азано,— сказал Юрковский.
— C’est le mot [4],— сказал Моллар. Он улыбался.— Можно... Можно я все-таки пойду чистить себя?
— Да, идите,— медленно сказал Быков.
Моллар повернулся и пошел из кают-компании. Все глядели ему вслед. Они услышали, как в коридоре он запел слабым, но приятным голосом.
— Что он поет? — спросил Быков. Моллар никогда не пел раньше.
Дауге прислушался и стал переводить:
— «Две ласточки целуются за окном моего звездолета. В пу-стоте-те-те-те. И как их туда занесло. Они очень любили друг друга и сиганули туда полюбоваться на звезды. Тра-ля-ля. И какое вам дело до них». Что-то в этом роде.
— Тра-ля-ля,— задумчиво сказал Быков.— Здорово.
— Т-ты п-пе-ереводишь, к-как ЛИАНТО,— сказал Юрковский.— «С-сиганули» — ш-шедевр.
Быков поглядел на него с изумлением.
— Ты что это, Владимир? — спросил он.— Что с тобой?
— 3-заика н-на-а всю жизнь,— ответил Юрковский, усмехаясь.
— Его ударило током,— сказал тихо Дауге.
Быков пожевал губами.
— Ничего,— сказал он,— Не мы первые. Бывало и похуже.
Он знал, что хуже еще никогда не бывало. Ни с ним, ни с планетологами.
Из полуоткрытого люка раздался голос Михаила Антоновича:
— Алешенька, готово!
— Поди сюда,— сказал Быков.
Михаил Антонович, толстый и исцарапанный, ввалился в кают-компанию. Он был без рубашки и лоснился от пота.
— Ух, как тут у вас холодно! — сказал он, обхватывая толстую грудь короткими пухлыми ручками.— А в рубке ужасно жарко.
— Давай, Михаил,— нетерпеливо сказал Быков.
— А что с Володенькой? — испуганно спросил штурман.
— Давай, давай,— повторил Быков.— Током его ударило.
— А где Шарль? — спросил штурман, усаживаясь.
— Шарль жив и здоров,— ответил Быков, сдерживаясь.— Все живы и здоровы. Начинай.
— Ну и слава богу,— сказал штурман.— Так вот, мальчики. Я здесь немножко посчитал, и получается вот какая картина. «Тахмасиб» падает, и горючего, чтобы вырваться, нам не хватит.
— Ясно даже и ежу,— сказал Юрковский.
— Не хватит. Вырваться можно только на фотореакторе, но у нас, кажется, разбит отражатель. А вот на торможение горючего хватит. Вот я рассчитал программу. Если общепринятая теория строения Юпитера верна, мы не сгорим.
Дауге хотел сказать, что общепринятой теории строения Юпитера не существует и никогда не существовало, но промолчал.
— Мы уже сейчас хорошо тормозимся,— продолжал Михаил Антонович.— Так что, по-моему, провалимся мы благополучно.
А больше сделать ничего нельзя, мальчики.— Михаил Антонович виновато улыбнулся.— Если, конечно, мы не исправим отражатель.
— На Юпитере нет ремонтных станций. Это следует из всех теорий Юпитера.— Быкову хотелось, чтобы они все-таки поняли. До конца поняли. Ему все еще казалось, что они не понимают.
— Какую теорию строения ты считаешь общепринятой? — спросил Дауге.
Михаил Антонович пожал плечиком.
— Теорию Кангрена,— сказал он.
Быков выжидающе уставился на планетологов.
— Ну что ж,— сказал Дауге.— Можно и Кангрена.
Юрковский молчал, глядя в потолок.
— Слушайте, планетологи,— не выдержал Быков,— специалисты. Что будет там, внизу? Вы можете нам это сказать?
— Да, конечно,— сказал Дауге.— Это мы тебе скоро скажем.
— Когда? — Быков оживился.
— Когда будем там, внизу,— сказал Дауге. Он засмеялся.
— Планетологи,— сказал Быков,— Спе-ци-а-лис-ты.
— Н-надо рассчитать,— сказал Юрковский, глядя в потолок. Он говорил медленно и почти не заикался.— Пусть М-михаил рассчитает, на какой глубине к-корабль перестанет проваливаться и повиснет.
— Интересно,— сказал Михаил Антонович.
— П-по Кангрену давление в Юпитере р-растет быстро. П-под-считай, Михаил, и выясни г-глубину погружения, д-давление на этой глубине и силу т-тяжести.
— Да,— сказал Дауге.— Какое будет давление? Может быть, нас просто раздавит.
— Ну, не так это просто,— проворчал Быков,— Двести тысяч атмосфер мы выдержим. А фотонный реактор и корпуса ракет и того больше.
Юрковский сел, согнув ноги.
— Т-теория Кангрена не хуже других,— сказал он.— Она даст порядок величин,— Он посмотрел на штурмана.— М-мы могли бы п-подсчитать сами, но у тебя в-вычислитель.
— Ну, конечно,— сказал Михаил Антонович.— Ну о чем говорить? Конечно, мальчики.
Быков попросил:
— Михаил, давай сюда программу, я прогляжу, и вводи ее в киберштурман.
— Я уже ввел, Лешенька,— виновато ответил штурман.
— Ага,— сказал Быков,— Ну что ж, хорошо.— Он поднялся.— Так. Теперь все ясно. Нас, конечно, не раздавит, но назад мы уже не вернемся — давайте говорить прямо. Ну, не мы первые. Честно жили, честно и умрем. Я с Жилиным попробую что-нибудь сделать с отражателем, но это... так...— Он сморщился и покрутил распухшим носом.— Что намерены делать вы?
— Н-наблюдать,— жестко сказал Юрковский.
Дауге кивнул.
— Очень хорошо,— Быков поглядел на них исподлобья.— У меня к вам просьба. Присмотрите за Молларом.
— Да-да,— подтвердил Михаил Антонович.
— Он человек новый, и... бывают нехорошие вещи... вы знаете.
— Ладно, Леша,— сказал Дауге, бодро улыбаясь,— Будь спокоен.
— Вот так,— сказал Быков,— Ты, Миша, поди в рубку и сделай все расчеты, а я схожу в медчасть, помассирую бок. Что-то я здорово расшибся.
Выходя, он услышал, как Дауге говорил Юрковскому:
— В известном смысле нам повезло, Володька. Мы кое-что увидим, чего никто не видел. Пойдем чиниться.
— П-пойдем,— сказал Юрковский.
«Ну, меня вы не обманете,— подумал Быков,— Вы все-таки еще не поняли. Вы все-таки еще не верите. Вы думаете: Алексей вытащил нас из Черных Песков Голконды, Алексей вытащил нас из гнилых болот, он вытащит нас из водородной могилы. Дауге — тот наверняка так думает. А Алексей вытащит? А может быть, Алексей все-таки вытащит?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});