деревянными панелями в стиле семидесятых годов.
Не обращая внимания на стулья, Люк встал в углу, лицом к двери, и стал ждать.
Прошло несколько минут, прежде чем дверь открылась. Это снова был Билл, позади которого шел Перри.
Вероятно, когда-то Клайв Перри был страшен, но благодаря неверному выбору, сделанному им в жизни, он больше не производил такого впечатления и выглядел опустошенным. Рост его был пять футов и одиннадцать дюймов, но из-за узких плеч он казался еще ниже. Седые волосы были аккуратно расчесаны на пробор.
Его лицо было испещрено глубокими морщинами, отчего он казался старше своих шестидесяти двух лет.
В нем не было ничего примечательного. Ничего, что выдавало бы его «психическую нестабильность». Разве что глаза. Бледные, водянисто-голубые глаза. В его взгляде была пустота. Люку приходилось видеть такое прежде, в глазах врага. И однажды в своих глазах, отражавшихся в зеркале.
Поблагодарив Билла, Перри сел за стол. Длинные шишковатые пальцы с желтыми пятнами потянулись за сигаретами.
Закурив, он выдохнул облако синего дыма.
– Чем могу помочь вам, мистер Гаррисон?
«Действуй нагло», – напомнил себе Люк. Наглый, чересчур заботливый бойфренд.
Сев на стул напротив Перри, Люк засунул темные очки за открытый ворот рубашки.
– Ты знаешь, кто я? – спросил Люк.
– Не имею ни малейшего представления. – Слабая, многозначительная улыбка Перри обнажила пожелтевшие от возраста зубы.
– Перестань пороть ерунду. С этой минуты ты прекращаешь изводить Харпер.
– Уверен, что не понимаю, о чем вы говорите.
Вынув из кармана письмо, Люк подвинул его через стол.
– Думаю, что понимаешь.
Улыбка стала шире.
– Ах, мое письмо.
– Письма, – поправил Люк.
– Значит, она читает их. Я не был уверен. Мы с ней что-то вроде друзей по переписке, – сказал Перри.
– Нет. Ты что-то вроде преследователя.
– Я не представляю для нее никакой угрозы.
Люк ухмыльнулся.
– Я вижу. – Он откинулся на стуле.
– Я отсидел свой срок, мистер Гаррисон. Я был примерным заключенным, – сказал Перри, складывая пальцы домиком. – И я не высказывал конкретных угроз в адрес вашей подруги.
– У тебя духу не хватит высказать прямую угрозу, тем более привести ее в исполнение.
– Вот видите? Вам не о чем беспокоиться. Моя история с Харпер осталась в прошлом.
– Тогда почему ты пишешь ей до сих пор?
Перри пожал плечами.
– Может быть, это всего лишь потому, что я не хочу, чтобы обо мне забыли. Мы сыграли важную роль в жизни друг друга. Было бы стыдно забыть об этом.
– Ты жестоко обращался с детьми, которые были под твоей опекой. – Люку не пришлось окрашивать свои слова отвращением, оно и без того слышалось в его голосе.
– Повторяю, я отсидел свой срок. В глазах закона я реабилитирован. – Перри коснулся конверта кончиками пальцев. – Кстати, что она сказала, открыв мое письмо? Как она отнеслась к моим новостям?
Вот оно. Неуемное желание. Подкорми его вдоволь.
– Она уверяет меня, что ты не представляешь для нее никакой угрозы. Ты просто немощный, сумасшедший старик, обвиняющий ее в собственных преступлениях.
– Она отняла у меня двенадцать лет, – сказал Перри, хлопая ладонью по столу.
Люк схватился рукой за стол.
– Ты поднимал руку на детей. Ты избивал их, не заботился о них. Никто не заставлял тебя издеваться над ними. Ты заслуживаешь того, чтобы остаться в тюрьме до конца жизни, и если ты хотя бы на секунду подумаешь, что я позволю тебе после освобождения появиться рядом с Харпер, значит, ты еще больший маразматик, чем ей кажется.
– Вы уверены, что можете защитить ее?
– Только попробуй, и будешь иметь дело со мной, – тихо произнес Люк. – Я не успокоюсь до тех пор, пока ты не сдохнешь или на всю жизнь не сядешь за решетку.
– Вы ужасно самоуверенны в своем желании защитить ее. Скажите, где вы были, когда тот человек вломился к вам в дом? Где вы были, когда он держал нож у ее горла? Вы были там и сумели защитить ее? – Перри облизал тонкие губы.
– Откуда тебе об этом известно?
– Возможно, я прочитал об этом в газете, – сказал Перри, гася сигарету. Он поднял глаза на Люка. – Или, возможно, это я послал его.
Люк так быстро вскочил со стула, что тот перевернулся. Он положил руки на стол.
– Ты – долбаный лжец.
– О, ты не знал, что мы с Гленном были друзьями? Что я в обмен на небольшую услугу сумел помочь ему выйти на свободу? Опасно недооценивать своих врагов, капитан.
– Это неправда.
– Все, что было нужно, это пообещать ему свободу. Я раздобыл деньги для того, чтобы его выпустили под залог, и передал их его матери.
– У тебя ничего нет. У тебя ни хрена не было до того, как ты сел в тюрьму. Где ты взял деньги на залог за Гленна?
– Для предпринимателя тюрьма – отличная торговая площадка. Я всего лишь нахожу нуждающихся и удовлетворяю их потребности. Одни хотят наркотики, другим нужны дорогостоящие товары, которые, так сказать, удовлетворяют их специфические наклонности.
– Детское порно? – У Люка все перевернулось внутри.
Перри пожал плечами.
– Все по требованию клиента. Я могу достать и распространить. За плату.
– Ты ждешь, что я поверю, будто ты потратил двадцать штук на то, чтобы послать кого-то ко мне домой и напугать мою подружку?
– Разумеется, нет. Я послал кого-то к вам домой, чтобы убить ее.
Люк рванулся вперед и схватил Клайва за комбинезон, выдергивая его со стула.
– Ты проиграл, придурок. А еще говоришь об опасности и недооценке врагов. Ты или твои подручные никогда и пальцем не притронутся к Харпер. Потому что, если тебе посчастливится и я не прикончу тебя, она уничтожит тебя так же, как тогда, когда ей было двенадцать лет.
Отпустив Перри, Люк выпрямился.
– Вы не контролируете себя. Вы нетерпеливы. – Перри презрительно вздохнул. – Никакой утонченности. Одна лишь грубая сила.
– О, для тебя утонченность – это тушить сигареты о двенадцатилетнюю девочку? Или нанять гребаного пьяницу для того, чтобы он выполнил работу, для которой ты сам слишком слаб?
– Нанимать Гленна было ошибкой. Но я, по крайней мере, получил удовольствие, представляя, как он подносит нож к ее горлу.
Люк стукнул кулаком по столу.
– Потерпеть – значит дождаться, пока она почувствует себя в безопасности. Утонченность мне потребуется для того, чтобы забрать у нее все, чем она дорожит, одно за другим. Я начну с собак. А потом она останется совсем одна, и, когда у нее ничего не будет, я заберу ее жизнь.
Люк зарычал, изо всех сил стараясь сохранить самообладание. Огонек, загоревшийся в нездоровых голубых глазах маньяка, вызвал желание