которая может отражать, усиливать…
А потом последняя мысль: это глупо.
Эта последняя мысль была самой громкой в ее сознании, потому что она снова играла с опасными вещами, которых не понимала, и понимала это.
Но она все равно шагнула вперед, не сводя глаз с едва заметной полоски луны, ее рука дрожала, когда она подняла ее перед собой. Она глубоко вдохнула. Мир словно замедлился, и с каждым глубоким вдохом все вокруг, как будто собиралось в единое целое. Ее взгляд метнулся от этой луны к огню, пылающему в руке Зева, и у нее была только одна мысль: пусть этого будет достаточно.
Вышедший из нее взрыв, был намного, намного мощнее, чем она предполагала, — такой огромной силы, что ее отбросило на травянистый холм. Ей каким-то образом удавалось держать глаза открытыми, чтобы защитить их от интенсивной волны энергии, которая рикошетом вернулась к ней.
Итак, она увидела ту силу, которую высвободила, когда она смешалась с магией Зева. Как она сделала ее ярче. Мощнее. Как усилила ее. Она создала целую стену огня, протянувшуюся от одного конца двора в другой — достаточно длинную, чтобы не пощадить ни одного лучника, когда эта стена продвинулась вперед. Она испепелила их, как будто их тела были сделаны из сухой соломы.
Но на этом огонь не остановился.
Кас пыталась остановить его, но в данный момент это было далеко за пределами ее контроля.
Небольшой дом, который окружали эти лучники, был поглощен за секунды.
Крики. Хлопанье окон. Свист ветра и взрывающееся пламя. Пауза, мгновение ошеломленной тишины, если не считать треска дерева и завывания клубящегося огня. А потом еще крики, так много криков…
Кас поднялась на ноги и побежала к аду.
Кто-то крикнул ей, чтобы она остановилась. Она не знала, кто именно; она едва слышала их из-за грохота слов в голове, слов, которые преследовали ее, пока она мчалась по двору: что я наделала? Что я наделала, что я наделала…
Ей казалось, что она оставила свое тело в траве, но почему-то продолжала бежать. Каким-то образом она добралась до дома. Каким-то образом она нашла выбитое окно и пролетела через него, а когда обрела равновесие, то начала искать и кричать, выискивая всех, кто мог быть внутри.
Казалось, прошла вечность, прежде чем она услышала ответ. Тоненький голос. Голос ребенка. Она опустилась на землю, под тяжестью дыма, и ползла так быстро, как только могла, через горящий дом. Стены отваливались, обнажая опорные балки под ними. Несколько из этих балок загорелись. Они сдвигались и лопались вокруг нее, каждый из этих хлопков осыпал ее кусочками пепла и угольков.
Спустя минуту поисков ее взгляд остановился на большом дверном проеме, на его раме, объятой пламенем. Сквозь отверстие, которое быстро заполнялось черным дымом, ей показалось, что она увидела движение. Она подошла ближе и увидела его: маленький мальчик съежился в комнате с другой стороны, глядя на дверь, через которую он хотел пройти, набравшись смелости.
Кас удалось сделать еще несколько шагов к нему, прежде чем верхняя часть дверного проема рухнула.
Она вскинула руки, чтобы защитить себя, а затем опустила их как раз вовремя, чтобы увидеть лицо мальчика, теряющееся в водовороте пламени и дыма.
Она почувствовала, как в горле поднимается крик. Он так и не вышел. В горле у нее было слишком сухо — настолько сухо, что становилось трудно глотать или даже дышать, не говоря уже о том, чтобы издавать какие-либо звуки. Она должна была продолжать идти, продолжать ползти, чтобы как-то попасть в эту комнату.
Ее кожа покалывала. Возможно появлялись и лопали волдыри, из-за жара было невозможным определить то, что на самом деле с ней происходит, и та же самая жара заставила ее поверить, что покалывание могло быть ее магией, и что она все еще могла каким-то образом защитить ее и этого мальчика, если бы она могла просто дотянуться до него.
Этой безумной веры было достаточно, чтобы она перепрыгнула через упавший дверной косяк и все балки, которые он повалились вместе с ним. Поднявшееся от всего этого пламя каким-то образом не зацепило ни штаны, ни сапоги, и она неуклюже приземлилась на другой бок, но удержала равновесие.
И там на полу лежал мальчик, свернувшись калачиком, без сознания.
Она взяла его на руки и продолжила движение.
Она не знала, куда идет. Дым клубился гуще, чем когда-либо. Казалось, он направлялся к чему-то справа от них. Ее ошеломленный разум решил проследить за этим движением, и вскоре она уловила отблеск темно-синего неба через то, что она приняла за далекое окно. Ее глаза были такими же сухими, как горло, и ей отчаянно хотелось закрыть их.
Но она не собиралась упускать из виду это голубое пятно.
Она следовала за ним, как за последней каплей воды в пустыне.
А затем, прежде, чем она даже осознала, что делает, она прыгнула через низкое отверстие и вылетела из ада так же безрассудно, как и ворвалась в него.
Она, спотыкаясь, встала на ноги и сделала несколько десятков шагов или около того, прежде чем усталость одолела ее, и она снова потеряла равновесие. Она перекатилась на землю, все еще крепко прижимая ребенка к себе и пытаясь смягчить его падение. Как только они оказались на колючей траве, она обвилась вокруг него и продолжала пытаться заслонить его от дыма, который волнами накатывал на них. Ветер развевал угольки, по двору распространялись маленькие костры, прожигая дорожки, которые подходили в опасной близости к тому месту, где скорчилась Касия.
Она знала, что ей нужно встать, чтобы добраться до более безопасного места.
Но она не могла двигаться.
Она пыталась выдавить из пересохшего горла крик о помощи, когда самый большой из окружавших их огней внезапно расступился. Движение было неестественным, поэтому она не удивилась, увидев, спустя мгновение, Зева, идущего сквозь раздвинутое пламя. Он забрал у нее мальчика, пока она с трудом вставала на четвереньки. Лорент оказался рядом с ней через секунду после этого, заключил ее в свои объятия и понес прочь от горящего дома.
Они оставили ее и того мальчика на вершине отдаленного холма, а