1 Еще страшней, еще чуднее. Эта строка забавно напоминает выражение «Все чуднее и чуднее» из «Алисы в стране чудес» Льюиса Кэрролла (1865), гл. 2.
3–4 череп на гусиной шее... в красном колпаке. Возникает соблазн увидеть здесь последнее воспоминание об обедах «Арзамаса» в 1817–18 гг. См. коммент. к главе Пятой, X, 6 и главе Восьмой, XIV, 13.
5 мельница… пляшет. Томашевский («Временник пушкинской комиссии», II, Москва, 1936) опубликовал сделанный рукой Пушкина карандашный набросок, на котором изображены ветряная мельница из сна Татьяны и маленький пляшущий скелет. Пушкин нарисовал его в своем экземпляре отдельного издания Четвертой и Пятой глав. Лопасти ветряной мельницы по-русски называются «крылья».
В одном из рукописных вариантов главы Восьмой, XLVI, Татьяна вспоминает стоявшую поблизости от их имения ветряную мельницу (зачеркнуто в беловом экземпляре ПБ). Это не та (глава Шестая, XII, 11 и XXV, 10), по-видимому, водяная мельница (глава Шестая, XXVI, 1), возле которой Ленский погибает на дуэли с Онегиным, но русский читатель вспоминает о ней, так как и «ветряная», и «водяная» мельница по-русски называются одинаково — «мельница».
Упоминаемая в строфе пляска — это, разумеется, хорошо известный русский танец, исполняемый мужчинами, пляшущими вприсядку.
В опере «Днепровская русалка» (см. коммент. к главе Второй, XII, 14) бурлескный персонаж превращается в медведя, дерево — в водяную мельницу, а мешки с мукой танцуют. Пушкин мог слушать эту оперу в молодости в С.-Петербурге.
7 В отдельном издании Четвертой и Пятой глав вместо «лай» напечатано «визг».
7–8 См. мой коммент. к главе Первой, XXII, 5–6, где лейтмотив, представленный этими строками, рассматривается применительно ко всему тексту романа.
Гости, которые в реальной жизни Татьяны присутствуют на ее именинах, а позднее и на балах в Москве, как бы предвосхищены мрачными образами сказочных упырей и монстров-гибридов — порождениями ее сна.
*
В басне Ивана Хемницера «Два соседа» («Басни», 1779) встречается схожая интонация (24–25):
Тут лай собак, и визг свиной,И крик людей, и стук побой.
В замечательной поэме — прелестной сказке о волшебном замке под названием «Громвал» (опубл. в 1804 г.), принадлежащей перу предшественника русского романтизма Гаврилы Каменева (1772–1803) и состоящей из нерифмованных четверостиший с мужскими окончаниями, каждые две первые строки которых написаны четырехстопным дактилем (крайне необычная комбинация), — две нижеследующие строки (105–106) отражают близкую тему в сходной манере:
Духи, скелеты, руками схватясьГаркают, воют, рыкают, свистят…
И, наконец, во сне, который Софья сочиняет в разговоре со своим отцом, Павлом Фамусовым, в «Горе от ума» Грибоедова, происходит следующее (дейст. I, строка 173):
…стон, рев, хохот, свист чудовищ!
Формула такого рода сцен интернациональна. Та же интонация слышится в «Сне наяву: Пробуждение» Теннисона (1842), строки 3–4:
И топот ног, и хлопанье дверей,И лай собак, и крики петухов…
*
Критики, с которыми Пушкин полемизирует в своем примеч. 31 к «ЕО», утверждали, что только полная форма таких слов, как «хлоп» и «топ» — «хлопанье», «топанье» — правильна. Пушкин употребляет «хлоп» и «топ» в «Женихе» (см. ниже), строки 139 и 137 соответственно.
В 1826 г. Пушкин переработал или сочинил сам народную песню (одну из трех) о Стеньке (Степане) Разине, знаменитом волжском разбойнике (мятежном донском казаке, схваченном и четвертованном в 1671 г.), которая начиналась так:
Что не конский топ, не людская молвь,Не труба трубача с поля слышится,А погодушка свищет, гудит,Свищет, гудит, заливается.Зазывает меня, Стеньку Разина,Погулять по морю, по синему.
Похожая интонация звучит в большой балладе Пушкина «Жених. Простонародная сказка», написанной в июле 1825 г. в Михайловском. Она состоит из 46 строф четырехстопного ямба с мужскими и трехстопного ямба с женскими рифмами (babaccee), 137, 153:
Вдруг слышу крик и конский топ…Крик, хохот, песни, шум и звон…
Наташа, купеческая дочь, исчезает на три дня (она заблудилась в лесу, как выясняется позже) и возвращается испуганная и молчаливая. Через некоторое время она — опять весела, на щеках — прежний румянец, пока однажды вечером, увидев молодого человека, пронесшегося мимо их крыльца на бешеной тройке, она снова становится печальной и бледной. Молодец просит ее руки, и отец заставляет ее принять предложение. На свадебном пиру Наташа рассказывает якобы виденный ею сон (как она шла лесной тропой, приведшей ее к избушке, полной «сребра да злата»); на самом деле это рассказ об убийстве, совершенном ее женихом, которого тут же берут под стражу. Баллада, в своем искусстве словесного выражения превосходящая даже «Светлану» Жуковского, великолепна как образец мастерского звукоподражания; например, строки 117–20 в совершенстве передают дыхание непроходимого леса:
…в глушиНе слышно было ни души,И сосны лишь да елиВершинами шумели.
Я не могу передать эти с-с-с и ш-ш-ш-ш-ш оригинала и сохраняю лишь смысл стихотворения.
8 Людская молвь и конский топ. Ср.: Прэд, «Рыжий рыбак», строка 117:
Ржание коней и звон стали…
XVIII
Онъ знакъ подастъ: и всѣ хлопочутъ; Онъ пьетъ: всѣ пьютъ и всѣ кричатъ; Онъ засмѣется: всѣ хохочутъ; 4 Нахмуритъ брови: всѣ молчатъ; Онъ тамъ хозяинъ, это ясно: И Танѣ ужъ не такъ ужасно, И любопытная теперь 8 Не много растворила дверь... Вдругъ вѣтеръ дунулъ, загашая Огонь свѣтильниковъ ночныхъ: Смутилась шайка домовыхъ;12 Онѣгинъ, взорами сверкая, Изъ-за стола гремя встаетъ; Всѣ встали: онъ къ дверямъ идетъ.
Сравним с различными деталями и интонациями сна Татьяны финал гл. 15 «Сбогара» Нодье, где Антония рассказывает Жану о своих бредовых видениях:
«Все здесь было полно призраков… Виднелись тут змеи ярко-зеленого цвета, вроде тех, что прячутся в дуплах ив, и другие, еще более отвратительные пресмыкающиеся, с человеческими лицами; бесформенные великаны непомерного роста; только что срубленные головы… и ты, ты также стоял среди них, словно волшебник, повелевающий всеми этими чарами смерти…»
<пер. В. Карякина>.
12 взорами сверкая. В «Причуднице» Дмитриева героиня, Ветрана — фривольная красавица со всевозможными причудами и капризами, у которой есть все, в том числе и добропорядочный супруг, но которая изнывает от скуки, — чарами волшебницы, желающей преподать ей урок, погружена в сон: она оказывается в полном опасностей лесу, где встречает разбойника, который, «сверкаючи очьми», хватает ее, галопом мчится вместе с ней прочь и бросает ее в реку.
«Взорами сверкая» в «ЕО», глава Пятая, XVIII, 12 — воспоминание о «блистая взорами» в последней строфе главы Третьей, XLI, 5, когда Онегин внезапно предстает перед Татьяной, словно выполняя просьбу, содержащуюся в 74 строке ее письма (глава Третья, перед XXXII): «…иль сон тяжелый перерви». Теперь, когда мир грез сформировался, образ Онегина продолжает развиваться по демонической линии, уже предугаданной в строке 59 этого письма. Горящие и сверкающие взоры, правда, превратятся в «чудно нежен» «взор его очей» в главе Пятой, XXXIV, 8–9 (впоследствии «мгновенная нежность [им. пад.] очей» вспомнится в главе Шестой, III, 2.).
13 гремя. Производя громкий гулкий шум при отодвигании стула.
Строки 12–13 соединяют прошлое (глава Третья, XI, 1, 5) и будущее (глава Пятая, XXXV, 1).
XIX
И страшно ей, и торопливо Татьяна силится бѣжать: Не льзя никакъ; нетерпѣливо 4 Метаясь, хочетъ закричать: Не можетъ; дверь толкнулъ Евгеній: И взорамъ адскихъ привидѣній Явилась дѣва; ярый смѣхъ 8 Раздался дико; очи всѣхъ, Копыта, хоботы кривые, Хвосты хохлатые, клыки, Усы, кровавы языки,12 Рога и пальцы костяные, Все указуетъ на нее, И всѣ кричатъ: мое! мое!
9–14 В этом босховском собрании «усы» в начале строки 11 могут означать усы какого-нибудь животного из семейства кошачьих или усики-щупальца какого-то членистоногого, равно как и усы сказочного великана-людоеда. Отдельные части тела слона и кабана, хвост дьявольского пуделя или льва — все это может быть отдаленным отражением расхожих представлений о мире средневековья.