Он приник к ее губам медленным поцелуем.
– Да, моя прекрасная Розамунда. Проси королеву отпустить тебя, и я не стану на твоем пути и даже одобрю решение моей доброй жены, но ты, в свою очередь, тоже должна мне кое-что обещать.
– Что именно?
– Мы останемся любовниками, пока ты не покинешь кортеж, чтобы отправиться в свой любимый Фрайарсгейт, прекрасная Розамунда. Вот цена, которую я прошу за свое согласие.
– С радостью соглашаюсь, – кивнула Розамунда, разводя бедра, чтобы принять в себя напряженное копье, ищущее входа в теплые ножны, – но ты должен поклясться, что сделаешь все, дабы сохранить в тайне наши встречи… Ах-х, Боже, ты наполняешь меня до отказа, мой господин!
Гибкое тело выгнулось навстречу толчкам, и Розамунда снова отдалась на волю чувств.
– Хорошо! – прорычал он, яростно вонзаясь в ее медовую сладость. – Кровь Господня, Розамунда, я не могу насытиться тобой! Ты всегда будешь бурлить в моей крови и заберешь с собой часть моего сердца.
Она сцепила ноги на его спине и впилась ногтями в широкие плечи.
– Думаю, моя Энни права! Ты и есть демон, ибо только демон мог украсть мои сердце и душу.
Они сплелись в любовном исступлении и ублажали друг друга, пока не зашла луна и на посветлевшем восточном горизонте не появилась утренняя звезда.
Глава 18
Летнее путешествие королевского двора напоминало ту давнюю поездку со свадебным поездом, когда Розамунда впервые возвращалась домой после десятимесячной отлучки, чтобы обвенчаться с сэром Оуэном. Но тогда она сопровождала Маргарет Тюдор к мужу, в Шотландию. Ежегодные же вояжи двора были средством развлечения и заодно помогали коротать летние месяцы вдали от миазмов города.
Для тех, кого решил почтить своим присутствием монарх, это предприятие было весьма разорительным. Для слуг же короля, а зачастую и самих придворных это оказывалось настоящим бедствием. Ночлег и приличная еда доставались далеко не всем, и несчастные были вынуждены проводить ночи в хлевах и амбарах и питаться чем придется. И все же те, кто не получил приглашения присоединиться к королевскому кортежу, считали себя в немилости, а отказаться и вовсе было немыслимо. Худшую ошибку трудно было совершить.
Осведомитель лорда Кембриджа оказался прав: процессия направится на север, в средние графства. Том Болтон, превыше всего ценивший комфорт, немедленно узнал маршрут от королевского камергера и разослал по всему пути слуг, снимая комнаты на постоялых дворах для себя и Розамунды. Госпожа Фрайарсгейта к тому времени успела попросить разрешения у королевы покинуть ее службу и вернуться домой из Ноттингема.
– Разве вам здесь не нравится? – снисходительно осведомилась ее величество.
– Для меня огромная радость находиться в присутствии вашего величества и особенно быть вам полезной, – дипломатично заверила Розамунда, – но я тоскую по детям, мадам. Меня не было почти целый год. Пора ехать домой.
– Разве о ваших дочерях не заботятся? – удивилась королева, не хотевшая отпускать Розамунду. Хотя у нее были и более близкие подруги, ей было приятно общество этой милой порядочной женщины. К тому же ей нравилось, что все ее личные письма написаны красивым женским почерком. Жаль лишаться такого удобства!
– Мои дочери в хороших руках, ваше величество, но я – заботливая мать. Знатные дамы по необходимости вынуждены оставлять своих детей на попечение чужих людей. Но я не знатная дама. Мой дядя Эдмунд и его жена уже немолоды. А дядюшка Генри непременно попытается силком выдать старшую дочь за своего мерзкого сына, если я немедленно не вернусь. К тому же почерк мистрис Блант куда изящнее моего. Она с восторгом возьмет на себя мои обязанности.
– Но вы не любите Гертруду Блант, – с легкой улыбкой заметила королева. – Почему же рекомендуете ее мне?
– Мои желания и симпатии не имеют значения, ваше величество. Вам необходим человек, который мог бы с успехом меня заменить. Клянусь, что вы не пожалеете, взяв мистрис Блант.
– По этому поводу мы спросим совета у короля, – объявила Екатерина и обратилась к мужу:
– Сир, госпожа Фрайарсгейта просит позволения оставить двор в Ноттингеме и вернуться домой навсегда. Вместо себя она рекомендует мистрис Блант. Что вы думаете по этому поводу, мой дорогой повелитель? – спросила она, кладя руку на зеленый бархатный рукав его камзола.
– Дражайшая Кейт, ваши решения всегда заслуживают самых высоких похвал, – вкрадчиво начал король, – тем более что они касаются вашего двора. Если госпожа Фрайарсгейта желает отправиться домой, отпустите ее со службы, – кивнул он и, подняв голову, посмотрел в глаза Розамунде. – Насколько я припоминаю, мадам, у вас есть дети, не так ли? – небрежно осведомился он.
Розамунда, покраснев, присела в реверансе:
– Да, ваше величество.
– В таком случае благодарю вас за верную службу и те услуги, которые вы оказали моей драгоценной супруге. Вы свободны и можете ехать на родину, – бросил он и, словно забыв о ней, заговорил о чем-то с Уиллом Комптоном, сидевшим слева.
– Мой господин и повелитель все сказал за нас обоих, – мягко заметила королева.
Розамунда снова сделала реверанс.
– Буду счастлива исполнять свои обязанности, пока мы не окажемся в Ноттингеме, ваше величество.
– Превосходно, – кивнула королева, – и заодно покажете мистрис Блант, что она должна делать после вашего отъезда.
– Обязательно, ваше величество, – пообещала Розамунда. Кровь Христова! Заметил ли кто-то, как она покраснела, когда король к ней обратился? Оставалось надеяться, что все посчитают, будто она смутилась, когда сам Генрих Тюдор обратился к ней, незнатной простушке.
В этот момент к ней приблизилась Гертруда Блант.
– С чего это вдруг такое одолжение? – дерзко спросила она. – Мы не приятельницы и особой любви друг к другу не питаем. Мне не слишком нравится быть в долгу у вам подобных.
– Вы не в долгу у меня, мистрис Блант, – спокойно ответила Розамунда. – Я покидаю двор навсегда. И всего лишь сказала королеве правду. У вас действительно красивый почерк.
– Но отвечать за личную переписку ее величества – это большая честь, – возразила Гертруда. – Хотите вы этого или нет, я у вас в долгу, поскольку не могу отказаться от назначения.
– Не можете, – согласилась Розамунда, – и не имеете права передавать другим содержание писем. И хотя обожаете сплетни и любите злословить, не посмеете и словом обмолвиться, чтобы не навлечь бесчестье на свой род.
Она мило улыбнулась в лицо разъяренной сопернице.
Гертруда тихо охнула, сообразив наконец, что произошло.
– Так вы отомстили мне за то, что я терпеть вас не могу! Какая низость!