— Ни хрена подобного! — внезапно сорвался Валентин. — Тебе надо — ты и иди. Я возвращаюсь назад.
И положил кулачище на приклад ружья. Мне совсем не нравилось, как он все время норовил потискать свою пушку. Мы застряли на четвереньках. Малышка беззвучно плакала.
— Раду! — закричал сержант. — Эй, отзовись! Его голос словно провалился в пуховую перину. Дом смеялся, пустой и мертвый, в крыльце зияла рана. Рядом валялся обрывок провода, но не нападал.
— Нельзя быстро бегать, — в который раз, как слабое эхо, повторила малышка. — Они нападают, когда бежишь.
— Я сваливаю! — Валентин демонстративно шагнул по переулку.
— Они железные... — Девочка закусила губу. Потом не выдержала и заплакала.
— Мы договаривались, что будем держаться вместе! — напомнил Саша.
— Вот и держитесь! — нехотя обернулся сторож. — А меня увольте!
У него на лице дергались сразу бровь и уголок рта. Внезапно мне стало его жалко. Валя не хотел никому зла, просто не выдержал нагрузки. Похоже, что наша скромная коалиция дала трещину. Остатки коалиции, да.
— Проваливай, сука! — зарычал Нильс, вскакивая. — Только проваливай насовсем! Не дай бог тебя, гаденыша, в доме встречу! — Он забылся и взмахнул пораненной рукой, присел сразу. Занавеска, которой я его перевязывал, намокла от крови. Неужели артерия, хе. Тогда плохо. Белкин втянул воздух обеими ноздрями, словно так точнее приближал будущее.
Но близкой смерти сержанта я пока не различал. Зато чувствовал кое-что похуже, да. Цементный лес пер влево, попер на Березовую аллею. А с противоположной стороны, с холма, ускоренным темпом наступали заросли ржавой проволоки. Они уже перемололи, раздробили кирпичную ограду. Впереди проволочных чащ проступали ряды черных люков. Так много люков мы не успеем сжечь, они плодятся, как грибница.
Узкая полоска поселка, чудом уцелевшая, затягивалась. Вероятно, нас прикрыло озеро. Кто-то главный, кто-то, затеявший веселье, исправлял ошибку, хе.
Тут Катерина заплакала в голос.
— Вы что, очумели совсем, при ребенке? — вставил реплику трус Белкин. — Взрослые люди, да что же это такое?
Нильс сплюнул, по пути подобрал автомат. Входные двери за его спиной походили на голодный беззубый рот. Валентин попятился. Я кое-как разогнулся, заступил сержанту дорогу.
— Нет! — тихо, но твердо сказал я, чем несказанно сам себя удивил. — Не трогай его. Разве не слышишь?
В этот миг лохматое солнце закатилось за фиолетовую тучку, и озверевшие лица мужчин стали совсем черными.
— Пропустите, — ровно сказал Нильс.
— Ты думаешь, я обоссался? — зарычал из-за штакетника Валентин. — Ты думаешь, ты один герой, а остальные — говно? Нет больше паренька, разве не ясно?!
Саша-Нильс молчал.
— Вот что, давайте без драки, — торопливо начал трус Белкин. — Товарищ милиционер, мы сами с вами вызвались... разведать, так сказать... и помочь с девочкой, но...
— Там человек остался, непонятно разве? — сделал последнее усилие сержант. Повязка на его руке стремительно темнела.
— Если мы немедленно не перевяжем вашу рану, вы умрете от потери крови, — предупредил я.
Нильс так громко скрипнул зубами, что я вздрогнул. Потом сплюнул, отпихнул Валентина и первый зашагал по полированному псевдопаркету, да. Повернул домой. Я развернул коляску. Паркет под ногами тихонько дышал. Бородатое светило лыбилось и терлось гривой уже о самые верхушки поганок. Очень далеко, на пределе моей чувствительности, пролетели розовые шары. Вышли на охоту, милое дело...
— Будь добра, не хнычь, — попросил я малышку, не слишком надеясь на понимание. Однако, милое дело, девочка заткнулась. И трус Белкин покатил ее дальше, громыхая колесами. Толкал и сочинял, что скажу там. Что скажу там, если Он все-таки существует. И еще, да. Еще обдумывал момент, трусы всегда обдумывают. Я прикидывал, вколоть себе оставшееся. То, что я вколол Неле, или мучиться, пока Он не призовет.
В родной, хе-хе, двор мы вкатились затемно. На крыше отсутствовал часовой, м-да. Я издалека понял, что они ушли. Бросили на произвол женщин, стареньких тетушек. Они ушли, шлейф их нервных мечтаний трепетал над горячей землей. Шайка Жана ломанулась навстречу гибели. Дед поступил хитрее, Дед, да. Сгоношил детей к эпицентру.
Я наслышан, я болтал с призраком Элеоноры, я знаю про Симулятор. Осталось превратиться в Македонского или Бонапарта, и процесс завершен. Логический финал для труса Белкина — сбежать в уютную гавань безумия...
В прихожей я заставил Нильса лечь, перевязал. Подвальное население кинулось жадно делить добычу, Валя выстрелил в потолок. Я не хотел спускаться к ним. Там, в гараже, все было кончено. Кончено то, что так чудесно началось тридцать два года назад, когда аспирант Белкин волочился за самой красивой выпускницей.
Катерина подергала меня за палец.
— Пойдемте, надо спешить...
Куда пойдемте? Лично я уже пришел. Тупик, конечная, хе. Поселок сжимало тисками, слои глины трещали от напора, выдавливали последнюю влагу, Это меня капельку оправдывало, да?
Оправдывало то, что сделал трус Белкин. И собирался сделать. Катал в кармане шприц. Это не больно, как не больно было Неле. Она не могла дальше жить с такой спиной. С таким ртом, с такими пальцами.
— Не надо, пожалуйста...
Кто-то мягко погладил мое сердце. Кто-то взял меня за руку. Маленькая шершавая ладошка. Трус Белкин чуть не завыл, запрокинув горло к звездам. Звезды сияли сложным октаэдром. Звезды далекой галактики, да.
— Спасибо... — чуть слышно прошептала малышка, — Давайте догоним Элеонору? Они меня ждут...
В следующий миг я уже знал, что. Что девочка Катя продолжала борьбу. Зачем ты так упорно цепляешься, хотел спросить трус Белкин. Существует единственная причина, по которой парализованной малышке имеет смысл цепляться.
Продолжение. От внезапной догадки меня залихорадило. Трус Белкин слышал вперед на несколько мельчайших единиц времени, он недостаточно долго пробыл на Сосновой. Все, что западнее Березовой аллеи, попало под основной лепесток излучения, хе. Малышка провела там вечность.
Почему она живая, хе. Уворачивалась от вилок грызла чипсы. Заранее предугадывала, неосознанно. Малышка жива, потому что видит вперед на месяцы, на годы.
Она мечтает продолжиться. Маленькая всклокоченная голова, острое личико в потеках грязи, набухшие веки. Она уверена, что родит детей.
— А может, лучше в Поляны? — Трус Белкин присел перед коляской, чтобы ребенку не пришлось задирать голову. Глупее вопроса парализованному ребенку я задать не мог.
— Не лучше, — серьезно сказала Катя. — Это как на карусели. Чем дальше, тем страшнее кружит...
И я поверил, не лучше, да. Как на карусели, милое дело. Центробежная сила нарастает. Идти надо в центр. Надо было сразу послушаться старика.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});