– Свет…
Яркий луч выхватил из темноты Гонтаря. Выронив ружье от неожиданности, он закрыл лицо руками. И руки, и лицо его были вымазаны чем-то темным, на штормовке тоже расплылось темное пятно. Отведя руку Бармина с фонарем в сторону, Павел шагнул к Гонтарю:
– Что случилось?
Не отнимая от лица, вымазанные кровью руки, Гонтарь выдохнул:
– Валеру сохатый затоптал…
Павла неприятно поразило, что впервые Гонтарь назвал Фирсова по имени. Медленно, борясь с какой-то неприятной истомой, вдруг разлившейся в руках и ногах, поднял руку, забрал фонарь, проговорил севшим голосом:
– Идите за людьми, а я туда…
Он быстро нашел тушу лося. Еще издали почувствовал тошнотворный запах крови, сгоревшего пороха, чего-то еще, чем, наверное, пахнет смерть. В тихом ночном воздухе запахи держатся долго.
Осветив тушу фонарем, он сразу понял, что произошло. Гонтарь, этот непревзойденный стрелок, промахнулся, первыми выстрелами. Одна пуля попала в загривок, другая – в подгрудок. Ранить сохатого осенью, во время гона, все равно, что пытаться остановить паровоз подножкой. На боку лося чернела длинная черта – след торопливого выстрела Фирсова, когда лось уже бросился на него. Вторая пуля, скорее всего, прошла мимо. Еще одна дыра от пули чернела под ухом, и последняя, уже не нужная пуля, попала в бок, туда, где сердце.
Павел прошел по следам лося. Шагов через шестьдесят он увидел взрытую копытами землю, отсюда лось бросился к Фирсову, здесь, видимо, в него попали первые пули Гонтаря. Павел вернулся к туше, повел лучом чуть дальше, и его замутило. Лось своими копытами превратил Валерку в груду окровавленного тряпья. Павел отбежал подальше, сел, привалившись спиной к дереву. Вскоре, перекликаясь нарочито громкими голосами, подошли студенты. Павел слабо махнул рукой:
– Не ходите туда, следы затопчете…
– Павел Яковлевич, может, он еще жив?
– Какое там… Надо вертолет вызывать. Кажется, есть какая-то милицейская волна?
– Евгений Михайлович уже вызывает…
Студенты топтались вокруг, то и дело включая и выключая фонари.
– Вот что, ребята, не маячьте, идите в лагерь, а я тут побуду… – проговорил Павел, устало прикрывая глаза.
Потоптавшись еще минутку, они ушли. Павел вдруг перестал ощущать ход времени. Ему показалось, что уже наступило утро, когда снова услышал голоса студентов и шорох шагов. Открыв глаза, он понял, что прошло не более получаса. Студенты расселись вокруг, кто-то протянул Павлу его телогрейку, он машинально накинул ее на плечи. Ни к кому не обращаясь, спросил:
– Что Гонтарь?..
– Спит…
– Как, спит?!
– Положил голову на включенную рацию и спит. Мы пробовали разбудить – только головой мотает.
– Нервы…
Снова все замолчали.
Перед рассветом студентов сморил сон. Уснули тут же под деревом, прижавшись друг к другу. Когда рассвело, Павел принялся таскать на прогалину валежник. Студенты сразу же зашевелились, начали помогать. Некоторые тряслись от холода. Не сладко спать в Сибири осенью на голой земле. Вскоре запылал костер. Наломали груду пихтового лапника, чтобы подать сигнал дымом, когда прилетит вертолет.
Студенты расселись вокруг костра, а Павел пошел осмотреть место гибели Фирсова. Он не стал подходить к туше лося, остановился там, где земля была взрыта копытами; здесь в зверя попали первые пули Гонтаря. Отсюда раненый сохатый, круто сменив направление своего бега, громадными скачками кинулся к Валерке. Оглядевшись, Павел угадал позицию Гонтаря. Чего тут гадать? Если бы не было выворотня метрах в сорока, его надо было бы вывернуть. Он подошел к выворотню и тут же, на сероватой глине, не успевшей зарасти травой, увидел две латунные гильзы. Чуть в стороне, на пожухлой траве, валялись еще две. Ну, это понятно; для второго дуплета Гонтарю пришлось выскочить из засады, из-за выворотня не было видно куртинки кустарника, в которой укрылся Фирсов. Вроде бы все понятно, Гонтарь ни в чем не виноват. Но что-то мешало Павлу, слишком уж все было случайно… Так случайно, что вызывало подозрения… А может, и не было никакой случайности? Все мастерски устроено человеком, который обе свои диссертации принес из мест, еще поглуше этого. И любого зверя мог выследить, и даже вычислить, куда он пойдет, оставив кучу помета.
Только в двенадцатом часу дня послышался стрекот мотора. Измученные бессонной ночью студенты спали, пригревшись у костра, да на солнышке, гревшим последним теплом. Павел подбросил в костер сушняка, потом завалил взметнувшееся пламя пихтовым лапником. Густой белый дым поднялся над вершинами деревьев. Вертолет приземлился неподалеку от костра, далеко разметав пепел и головешки. Выпрыгнувший первым молодой человек в кожаной куртке, подошел к Павлу, сразу же выделив его среди студентов, сказал:
– Молодцы, что костер развели, а то искали бы вас тут до ночи. Координаты ваш шеф не очень точные назвал… Ну, где у вас потерпевший?
Павел указал направление, а сам не двинулся с места. Милиционер сделал несколько шагов, обернулся, спросил:
– Ну, а вы чего?
– Не могу… Там такое…
– Понятно… – он покивал головой, и не спеша, беззаботно насвистывая, зашагал к месту происшествия, неизвестно какое по счету в его жизни.
Двое парней в белых халатах выволокли из вертолета носилки, небрежно бросили их на землю, и направились к костру. Присев к огню, дружно задымили сигаретами.
Пришел Гонтарь. Привалившись плечом к дереву, отчужденно смотрел на следователя, то вышагивающего, то приседающего за реденькими кустиками на прогалине. Павел впервые видел Гонтаря небритым. Те места на лице, которые не закрывала щегольская бородка, Гонтарь аккуратно выбривал каждое утро. Обычно свежее лицо его посерело, обмялось.
Потом Павел отвечал на вопросы следователя. Вопросы были дурацкие, а Павлу было стыдно; потому что он поймал себя на том, что хочет рассказать следователю о взаимоотношениях Фирсова и жены Гонтаря. Может, и рассказал бы, если бы тот не снимал показания с таким выражением скуки на лице, с такими приемами бюрократического формализма, что Павел мгновенно возненавидел себя даже за само желание ему что-то рассказать.
Вертолет улетел только вечером. Увез завернутого в заскорузлые от крови простыни Валерия Фирсова, его ружье и ружье Гонтаря. Павлу пришлось выпотрошить сохатого, чтобы вытащить пули. Студентов следователь до вечера гонял по лесу, требовал найти улетевшие пули. Две Гонтаревы, ранившие сохатого, не нашли. Одну, Фирсова, отыскали в дереве метрах в трехстах.
Павел с трудом доплелся до палатки, влез в спальный мешок и уснул. Проспал до середины следующего дня. По крыше палатки шуршал дождь. Во влажном воздухе расплывался терпкий аромат жареного мяса. Павел мгновенно ощутил, что страшно проголодался. Натянув штормовку, вылез из палатки. Студенты, во главе с Гонтарем, натянув капюшоны штормовок на головы, как диверсанты на дневке, сидели вокруг костра и пожирали мясо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});