Читать интересную книгу Поездка в горы и обратно - Миколас Слуцкис

— Все куда проще и скучнее, Лина. Живу в Шяуляе. Приехала на курсы. На курсы усовершенствования. — Аницета с некоторой иронией подчеркнула слово «усовершенствование», не теряя веселого настроения.

— В Шяуляе? Прекрасно, прекрасно! Говорят, Шяуляй очень похорошел. А дальше? Да рассказывай же!

— Тут, Лина, рассказывать?

На них глазела толпа не доставших билетика на вечер Нуньес. Яркая брюнетка и яркая блондинка, они смотрелись очень эффектно, чувствовали это и смаковали. Если и мелькнуло у кого-то из них, как бледно выглядели бы сейчас рядом с ними силком притащенные былая Лионгина и былая Аницета, то об этом они и не заикнулись.

— Прости, совсем голову потеряла от радости. — Лионгина потянула к себе чемоданчик подруги. — Оставим в гардеробе!

— Мы сюда вернемся?

— Зачем тебе вещи?

— Ночная сорочка, зубная щетка и тому подобное.

— Заскочим в «Нерингу». Оттуда позвоню Алоизасу.

— Не сердись, что спрошу. Все еще живешь с ним?

— Почему бы и нет? — Лионгина рассмеялась от пощекотавшего самолюбия намека, который мог значить и многое, и ничего.

Аницета смотрела внимательно, ожидая, что она еще скажет, и минутное удовлетворение испарилось. Заколыхались черные воды прошлого, черный неуспокоившийся омут. Страшно было, зажмурившись, вновь нырять туда.

— Думаю, как нам добраться. Машина в ремонте.

— Ого!

— Служебная, просто вожу сама. Совсем развалилась, отдала ремонтировать. — Лионгине почему-то захотелось немного разочаровать приятельницу.

— Здорово! Никто за тобой не шпионит, правда? — Такой вариант — без личного шофера — Аницете понравился.

Лионгина пропустила комплимент мимо ушей, хотя была довольна тем впечатлением, которое производила на подругу.

— Поголосуем, ладно?

— Ого! Тебе повинуется даже легковой транспорт столицы! — пошутила Аницета, когда вскоре их подхватил черный лимузин.

Элегантный шофер гордо отстранил протянутые монеты, поэтому был вознагражден очаровательными улыбками и ароматом французских духов.

— Даю голову на отсечение, в машине этого напыщенного филина никогда так вкусно не пахло! Я не чувствую себя в долгу, — хмыкнула Аницета.

Взвизгивая от смеха, как и молодой не хохотала, Лионгина втащила приятельницу в «Нерингу». Пробилась сквозь толпу длинноволосых юнцов. Миновала разинувшего рот старого швейцара.

— Ого-го! Значит, и сильные мира сего перед тобой падают ниц? — удивилась подруга, — уже несколько раз просившая называть себя Аней — не Аницетой. От бывшей Аницеты в ней осталось мало, разве что торчащий, острый нос, но и он не разрушал интересного целого.

Столик в уголке интеллектуалов, горячий кофе, рюмочки с коньяком.

— Как же ты, господи? Откуда? — не могла надивиться Лионгина, хотя моментами уже хотелось выскользнуть из импонирующей, все еще ни к чему не обязывающей игры.

Извинись, сбегай к телефону и вернись с опечаленным лицом. Непорядки за кулисами, напортачили электрики — видишь, какая собачья работа? — давай встретимся завтра, или нет, лучше позвони, вот моя визитка. Она увидела свою изящную надушенную визитную карточку возле Аниной рюмки. Мысленно убрала ее. Игра нравилась, что-то сулила и тянула туда, куда одной скользить страшновато. Краем глаза следила за соседними столиками, ловила тайком бросаемые взгляды. Они были неожиданностью не только для самих себя. Сидя визави, очаровательно подчеркивали достоинства и недостатки друг друга. Последних, кстати, было немного. Чуть длинноватые и сухие руки Ани. Слишком выбеленные волосы Лионгины — перестарались, стремясь угодить, в парикмахерской.

— Я ж говорила. Из Шяуляя. Слыхала о заводе телеузлов? Там работаю. Не на конвейере, разумеется. Главным экономистом.

— Ты, Аня, кончила институт? — неосторожно спросила Лионгина. Аницета сбежала, не кончив. Сверкнула и беззвучно нахлынула черкая вода.

— Разве диплом — самое главное для женщины? — ловко ушла от вопроса Аня.

— Что же тогда самое главное, скажи!

— Могла бы ответить, как пишут в «Советской женщине». Любовь, семья, чуткость, нежность и так далее. Отвечаю коротко и ясно: удача!

— За твою удачу, Аня!

— За твою!

Чокаясь и выпивая — Аня отхлебывала больше, — смакуя сигарету, они так и ели друг друга глазами. Что изменилось за десять лет в Анином лице, Лионгина еще не поняла. Грим, да, грим, но ведь других женщин грим превращает в кукол, во фрагменты оштукатуренной стены. Анино лицо, даже с большим носом, отбрасывающим тень, когда она поворачивает голову, выглядывает словно из старинной рамы — с таким вкусом пострижены и уложены черные волосы. Вместе с тем чертики в глазах не перестают убеждать: длинный нос и маленькие глазки — не главные детали портрета. Тем более что разрез глаз с помощью косметики умело увеличен, а острый нос торчит загадочно, как у француженки или итальянки. За ними — за этими яркими чертами лица, могущими одних восхитить, а других оттолкнуть, — скрывается нечто непонятное, трудно объяснимое, и губы Ани, сложенные наподобие бутона, все время вздрагивают, чтобы не раскрыться широко и не выдать хозяйку. Поэтому создается впечатление, что она иронизирует над попытками сразу раскусить ее.

— Знаешь, что я заподозрила? — призналась Лионгина, когда коньяк ударил в голову. — Что ты надо мной смеешься.

— Многие так говорят. Но ты, Лина… Я просто обмерла, увидев тебя! И, еще не узнав, подумала: вот идеал женщины! Не осуждаешь меня? Все кажется — осуждаешь.

— Ты смеешься, не смеясь, я осуждаю, когда не думаю осуждать. Какие мы, Аня?

— Судя по стрелам бородачей, кое-чего стоим! — Аня игриво улыбнулась.

Было неспокойно и странно приятно ходить на цыпочках над пропастью откровенности.

— Где думаешь приткнуть свой чемоданчик?

— Есть общежитие.

— Будешь куковать в общежитии? Могу легко устроить тебе гостиницу.

— Ого-го! Я не наследница сокровищ Онассиса.

— Слушай, может, поживешь у нас?

— А твой дворянин? Не встанет на дыбы?

— Правда, ты называла его дворянином. Как давно это было, Аня!

— Не помешаю твоему ученому? Хорошенько подумай.

— Ему никто не помешает.

— Недовольна им?

— Почему? Довольна. Мы прекрасно ладим, правда, Алоизас немножко… Как бы это сказать? Ну, раздражителен, что ли.

— Прости, ему уже стукнуло полсотни?

— Сорок восемь.

— Тогда ясно — нелегко, когда жена молодая и деятельная.

— Не думай обо мне так. — И Лионгина вздохнула, отбрасывая в сторону более тяжкие грехи. — Поехали к нам? Увидишь, как мы устроились. Сдается, не так уж плохо.

— К общежитиям мне не привыкать стать, а вам будет хлопотно. Смотри, чтобы потом не пожалела.

Из-под черной челки глянула совсем незнакомая Аня, непроницаемая ее жизнь. Уютно вздрогнул бутон губ, и чужую женщину вновь заслонила подруга юных дней, полная добрых воспоминаний.

По дороге домой Лионгина усомнилась в своем скоропалительном решении. Увидишь, как мы устроились. Сдается, не так уж плохо. Постаралась убедить себя, что ни к чему другому не стремится — покажет три просторные, оклеенные обоями комнаты, облицованную цветной плиткой ванную, финскую мебель в гостиной и чешскую люстру. Показать хотелось — разве мало усилий затрачено на ковры, дорогую посуду и прочее, без чего уважающий себя человек сегодня не уважаем другими? — однако настораживало ощущение, что все происходит не по ее, Лионгины, желанию, а подталкивается чьей-то безжалостной рукой. Кто-то — вероятно, своевольный баловень — время! — ткнулся в затылок стальным коготком и, больно царапая, убеждал, что она поступает правильно, заглушал возражающий голос разума, без которого полчаса назад Лионгина и шагу не ступила бы. Потерянной казалась и Аня, в тесноте троллейбуса ее шарм несколько поблек.

Пегасик сопит, навалившись на руль, — не успевает открыть дверцу.

— Куда теперь, мать-начальница? — Его глазки испуганно моргают — чуть не проспал свое счастье.

Готов облететь весь земной шар, только бы включила в гастрольную бригаду. Еще не заслужил, посмотрим. Она закрывает глаза, откидывает назад отяжелевшую голову. Небо вросло в землю, ничто не движется, не едет, только огни фонарей больно чиркают по зажмуренным векам.

— Никуда! — Ответ неожидан для нее самой.

— Чем не угодил? От всей души, мать-начальница. Куда угодно и когда угодно. Только свистните!

— Хорошо, свистну. А теперь…

Домой, куда же еще. Давно пора домой. Машина везет и убаюкивает не ее — ее усталость. А вдруг они подумают, что шпионю? Велела не ждать, ужинать, ворковать, и вот вам — прискакала… Нет, милые. Любезничайте себе на здоровье. Алоизасу полезно подвигаться. Располнел, еле дышит.

— … в «Хронику»! «Земляничная поляна» Бергмана, если не ошибаюсь. Хочу еще разок посмотреть.