Читать интересную книгу Лёха - Николай Берг

– Сгущенное молоко, – пафосно, словно игрок в «Кто хочет стать миллионером?», заявил Леха.

– Тоже хорошо. А тут, наверное, рыба, – предположил Середа, протягивая желтую плоскую баночку.

Ясен день, рыба. Вон даже на крышке выпукло так выдавлена рыба – с хвостом и чешуей.

– Понятно… Так, «sardiner i olje»… а тут – «Norge»… Сардинки в масле. Норвежские.

– Кучеряво живут, суки. А ты знаток! – признал сержант Середа.

– Люблю повеселиться, особенно – пожрать, двумя-тремя батонами в зубах поковырять, – ляпнул потомок старый «баян».

– Брат! Мы с тобой одной крови, ты и я! – ответил растроганный сержант опять же странно знакомой фразой.

Дальше, уже без особого удивления, Леха нашел в куче немецких припасов две упаковки со знакомой надписью «Knorr», который «Кнорр – вкусен и скор», коробочку с «Maggi». Остальное большей частью ассоциаций не вызвало, кроме трех банок советской тушенки из конины. Посмотрел «Кнорр» – ну точно, сухая суповая смесь, а еще в коробочке другой какие-то кубики твердые, которые переводчик уверенно назвал «бульонными».

– Что нашли? – в сокровищницу сунул голову Семенов.

– Воду в бутылках, французскую, и лимонад!

– Им что тут, ЦПКО?[116] На променад приехали? – вспомнил дояр свои увольнения на срочной службе и лимонад в парке.

– Европа, одно слово, – отозвался ехидно Середа.

– Ну-ну, будет им прогулка, нагуляются вдосыт, суки. А еще что есть?

– Вот молоко сгущенное и бульонные кубики.

– Это к месту, больным в самый раз. И воду давай. Не хватало нам еще бутылки на горбу таскать, и так хрен пойму, как все волочь, с двумя ранетыми считая, – сказал Семенов, подхватывая банку с коровой на этикетке.

– А кубики?

– Кубики погодят пока. Они легкие. Для супца бы что другое. Вон в той банке что?

– В этой – хлеб. Так и написано на крышке – «Brot».

– Кочумай! А в той?

– В той – сосиски соево-кукурузные. Не знаю, годятся ли суп варить. А вот на этой написано какое-то SKG[117], откроем, а? – предложил Середа.

– И куда потом эти сосиски кукурузные девать будешь, ежели они и в этой банке тоже? Нам супчик нужен! Ладно, открывай! – азартно согласился Семенов.

Из открытой банки пахло вроде свининой, но походило это не пойми на что. Попробовали по кусочку. Желе не желе… Лехе подумалось, что это мясной пудинг, да и то только потому, что сроду мясного пудинга не пробовал и решил так чисто гипотетически. Но тут Середа уверенно сказал:

– Та мізки це свинячі… ну то есть – мозги это свиные. Ничего, вкусно.

Леха рефлекторно хотел сплюнуть пережеванный кусочек, но глянул на товарищей – и воздержался. Ничего ужасного в свиных мозгах оба не увидели. Вроде даже довольны. Прямо зомби какие-то. Разве что Семенов выразил явно в тон артиллеристу удивление, что на такую ерунду потратили фрицы хорошую и дорогую жестяную банку.

– Вот и понятно, с чего это они к нам полезли, – сделал вывод хохол.

– И с чего?

– Да сам гляди – жрать им нечего, вот с чего! Любое дерьмо консервируют! Сосиски ячменно-ячневые, але как их там, чертей им в печенку! И в банке! Вон жижи сколь – аж плещется, – тут он потряс злосчастную консерву, и там действительно заплескалось.

– Ладно, мозги так сжуем, что в суп-то кидать?

– Да кидай все подряд, горячее отлично пойдет. Хотя бы и эти сосиски ихние.

Семенов хмыкнул с сомнением, но согласился. Тащить на горбу консервы с такими эрзацами ему тоже не хотелось. Что бы там ни было, а завтра придется расставаться с чем-то из имущества. Просто потому, что не утянуть все.

Потому супчик получился, надо сказать, странным. Но в лесу, перед переходом и на безрыбье – хлебово это пошло на ура. И разведенное в воде сладкое молоко – тоже раненым прижилось. Леха не полез туда к ним, но лейтенант вернулся с пустым котелком, так что вывод напрашивался сам.

Разобрались с немецким имуществом, чемодан чудовищный взломали. Найдя там белье, носки, козырный фонарик, для которого не требовалось батареек: надо только на ручку нажимать, а внутри – динамо-машина. Колоду карт лейтенант было собрался выкинуть, но Середа вступился, уговорил. Нашлось и для бритья много всяких пустяков, что, в общем, было неплохо.

Потом оторвались от разбора трофеев, распределили время караула и завалились спать – утром вставать рано. Перед отбоем новоиспеченный старшина еще быстро проверил – сколько в группе оружия и боеприпасов. Со всем этим брезентом спать стало куда комфортнее, и ночь прошла уютно даже.

Боец Семенов

Сон, приснившийся бойцу перед самым пробуждением, был какой-то нелепый и потому неприятный, хотя вроде как дом приснился. Открыв глаза, Семенов еще некоторое время шевелил губами, продолжая убеждать жену, что боров Борька никак не мог опороситься. С другой стороны, при этом он сам знал, что в загоне с боровом откуда-то взялись три подсвинка, что совсем запутывало дело. Прогнал остатки сна, мимолетно попеняв себе, что могло бы присниться что-нибудь поприятственнее, а не глупые разборки на тему не пойми откуда взявшихся подсвинков, которые в хозяйстве, разумеется, пригодятся, но… Тут остатки сна улетучились полностью, и красноармеец забыл, что ему там снилось, как это обычно и бывает утром.

Забот у него был полон рот, как и полагается рачительному старшине, на которого свалились несуразное подразделение и куча всякого добра. Еще ночью, сидя свое положенное время часовым, чуть совсем голову себе не сломал, думая над простой в общем-то вещью. Один человек может тащить на себе самое большее – два пуда груза. Это чтоб и пройти сколько-то прилично, и не сдохнуть по дороге. А оба раненых весили самое малое пуда четыре каждый. Да оружие тянуло пуда на два. А в группе было всего-навсего четыре здоровых бойца, да командир, да раненный легко Середа. И получалось, что при полной нагрузке ничего толкового, кроме раненых и оружия, просто не утащищь. Даже жратву. А бросать все нажитое непосильным трудом страшно не хотелось, кушать-то хочется всегда, как говаривал сержант Драгунский. Это соображение мешало думать, не получалось так двигаться к своим. Только если перекатами – отнес раненых, вернулся за остальным. Но тогда очень медленно выйдет. И опять же будет перерасход жратвы, которой и так не возы в обозе. Прямо хоть снова на большую дорогу иди машину брать в трофей. Так теперь грузовик уже нужен, в легковушку не влезть всем.

Лейтенантик сидел, дежурил, ухитряясь при этом чистить свой карабин и держа под рукой на всякий случай «мосинку». Глянул на проснувшегося, кивнул, показав, что заметил шевеление. Остальные пока еще дрыхли, похрапывая и посапывая на разные лады.

– Доброе утро, тащ летнант, – не вполне по уставу, но дружелюбно приветствовал начальство Семенов.

Начальство в ответ кивнуло, не возразив против неуставного приветствия. То ли не поняло, что так боец показывает некую свою независимость, то ли решило не обострять ситуацию.

– Посчитали имущество? – тихо поинтересовался командир.

– Посчитал. Как ни считай – таки все не унести. Разве что туда-сюда сновать челноком, – ответил красноармеец.

– Значит, будем выбирать, что нести, а что бросить, – пожал плечами лейтенант.

Ну да, хорошо ему так говорить – бросить. Бросить-то оно просто. А потом как раз брошенного и не хватает.

– Вы запишите основное: оружие, боеприпасы, амуницию, снаряжение – проще разобраться будет, – посоветовал Березкин.

– Так у меня ни бумаги, ни карандаша, – развел руками боец.

– Не вопрос, держите, – вынув из своей кожаной командирской сумки тетрадку и карандашик «Тактика», ответил лейтенант.

– Сейчас сделаю. Разрешите вопрос?

Лейтенант, увлеченно и сосредоточенно собиравший затвор карабина, кивнул.

– Как считаете, далеко нам до фронта идти?

– Километров сто пятьдесят – двести. Возможно, больше, – хмуро отозвался спрашиваемый.

– Почему вы раненых с собой тащите?

– Одного раненого тащили, Усов недавно обезножел. – Лейтенант помолчал, детали тем временем под ловкими пальцами словно сами собой сложились в затвор с гнутой рукоятью, потом аккуратно, с тихим щелканьем затвор встал на свое место. Березкин загнал в магазин винтовки обойму, поставил на предохранитель, вытер тряпкой руки.

– Мы хотели Половченю пристроить местным. Село выбрали такое богатое, черт его дери. Даже самого его убедили, хотя очень ему не хотелось к гражданским, из-за его раны… Ну отправил ребят на разведку. А они вернулись – молчат. И мрачные. Спрашиваю – что? А оказалось, что немцы за помощь красноармейцам гражданских просто вешают. Вот и в этом селе у фельдшерицы трое раненых бойцов и командиров Красной Армии было на лечении. Их пристрелили, а ее в назидание повесили. Прямо как была – в белом халате. В самом центре села. Я даже не поверил. Оказалось – правда. Но не полагается во время войны так поступать, это не по-военному! Медиков и раненых защищают конвенции! Не понимаю, что такое у немцев случилось – в Первую мировую, точно знаю, не вешали они медсестер. А тут – не пойму; может, самоуправство? – Он вопросительно посмотрел на бойца.