Читать интересную книгу Дороги и Тропы (СИ) - Ларина Виктория

— Свет сделал свой ход, и Отступник получил право на ответ, — сказал его величество, — закон Весов непреложен, как воля Творца, но ведь известно, что Отступник играет не по правилам.

— Тогда он еще не решался на подобное. Да и сейчас он только думает, что диктует условия. Нет у него силы перекраивать законы, созданные Творцом, — пояснил тиншельт. — К нашему всеобщему несчастью, бывший Подмастерье еще и хитер. Для начала он выжидал — довольно долго. Мы делали свое дело, отравлялись чужим злом, Госпожа нас исцеляла, а чаша Весов постепенно склонялась в темную сторону. Слишком много добра и света, слишком тесно все увязано. Пока наша богиня была с нами, мы полагали, что бессмертны. Кроме того, в мир приходили и новые тиншельты. Темный дождался момента, когда бдительность мудрых и знающих успокоилась и притупилась, когда и Стражи, и Хранитель, и оставшиеся здесь Призванные решили, что вторжения не случится — и ударил. Сначала он отвлек все силы нападением на Три твердыни, что были некогда в пустынях Старых Земель. Они держали под контролем древние города и племена, тяготеющие к поклонению злу. Обители приверженцев Отступника. Все силы мира были стянуты туда, и лишь Госпожа осталась на Ллире. Она предчувствовала… Основной и самый страшный удар пришелся именно на остров, и помощь опоздала. Все, что можно было сделать для спасения мира и тех, кто непосредственно оказался в темном очаге, сделала наша богиня. Из ее храма, единственного на острове, других ей не нужно было, вышли последние наши братья. Увы — слабые, беззащитные и несмышленые, как ваши дети. Вслед за этим она стянула всю вторгшуюся Тьму на себя. Невиданный смерч завис над храмом, вцепился в обитель богини, а потом… остров содрогнулся до самых основ, земля кричала от боли, а храм исчез. Его просто вырвало и унесло, как ураган вырывает с корнями дерево и уносит прочь. Как и куда — никто тогда не понял, да и сейчас мы только предполагаем. На месте самого чудесного здания в нашем городе зияла безобразная дыра, подобная язве на теле мира. А тиншельты и люди, что изначально жили на Ллире, поняли одно — мы беззащитны. И ущербны… Как могли, мы восстановили барьер, созданный Госпожой, и решили, что больше никто и никогда не увидит изуродованного Тьмой Ллира. Шли века, тиншельты выполняли возложенную на них задачу и…. гибли! Самые одаренные из валлиров стали нашими помощниками, сила нашей Госпожи жила и в них, но это было совсем не то, и этого было ничтожно мало. А Тьма все вливалась и вливалась, все сложнее становилось жить, в некоторые города мы уже не могли войти. И мы стали искать нашу богиню. Многие столетия мы искали ее по всему миру, но…

— Не нашли?

— Не нашли. За последние три столетия самые отчаянные из валлиров проникли даже туда, куда и дракон-то соваться не станет при всей его силе — черные колодцы Тшета, запретные долины Хинката, забытые острова, погребенные в пустыне города… На остров вернулись далеко не все, тиншельты продолжали умирать, отравляясь чужой Тьмой. Сейчас нас осталось совсем мало, государь. Если говорить начистоту, потеря еще сотни разрушит и защиту острова, и равновесие мира. Но мы не можем запереться на Ллире, ведь, если мы откажемся от наших песен и предадим заветы Госпожи, мир рухнет еще быстрее. Увы, на Стражей почти нет надежды. Вы один из немногих, кто верен Клятве предков. Остальные забыли или отреклись. В сущности, настоящих Стражей, способных как-то поддержать равновесие, всего пятеро. Это безнадежно мало, государь.

— Насколько я знаю, мир берегут не только Стражи, и ваша богиня — не единственная Призванная, — возразил император.

— Глита навеки прикована к месту гибели супруга, также как Аэгвир к развоплотившейся в ледяных водах дочери. Они держатся, но силы далеко не прежние.

— А как же драконы? У нас, магов, принято считать, что пока драконы-Хранители живы, мир не рухнет в бездну.

— Госпожа тоже полагала их великим благом для мира. Она была уверена, что среди Крылатого племени нет, и не было ни одного, склонившего голову перед Отступником. Но… То ли они нас почему-то избегают, толи мы не умеем их видеть. В любом случае, драконы нам не помощники, ибо они тоже прикованы к миру, как и мы с вами. Нам нужны люди, государь. Ваши люди.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Император молча смотрел на собеседников, потому что догадался, кто из его подданных нужен Ллиру. Догадка тянула за собой предчувствие, отдающее чужой болью и полынной горечью скорой потери.

— Нам нужен мастер Троп и его ученица, — четко произнесла леди-тиншельт своим дивным хрустальным голоском, и слова эти оказались тяжелее камня.

— Вы полагаете, они смогут найти ваш храм в иных мирах?

— Они могут хотя бы попытаться. Мы чего-то не видим, что-то не способны понять, мы прикованы предназначением и никогда не шагнем за очерченные границы. Возможно, наша Госпожа где-то рядом, а мы в слепоте своей проходим мимо.

— Они нужны вам немедленно?

— Вовсе нет, государь. Дни и даже недели не имеют значения. Мы знаем, что его ученицу ждет испытание, которое завершает этап обучения мага. Вряд ли перед этим они смогут полностью сосредоточиться на решении нашей задачи, — грустно улыбнулся тиншельт. — Мы будем ждать их в первом месяце нового года.

— Хорошо, уважаемый. Будут вам мастера Тропы, — ответил государь, и прозвучало это как-то обреченно.

— Спасибо, ваше величество. Мы понимаем, что таких людей больше нет, поэтому, если вы сочтете нужным прислать с ними кого-то еще, для сопровождения и охраны, вряд ли наши Старшие будут возражать.

— Я учту это. Могу ли помочь вам в чем-то еще?

— Спасибо, государь, но теперь уже наша очередь. Сегодня мы будем петь для вас, а завтра — для всех.

— Так в парке же холодно, и снегу по колено. Раньше вы никогда не приезжали зимой.

— Не стоит беспокоиться. Наши силы убывают, но их вполне достаточно, чтобы на один вечер защитить слушателей… и не только от зимы. А пока позвольте нам приготовиться. Для вас мы написали особую музыку.

Валлиры своё слово сдержали. В императорском парке на один вечер промозглая зимняя погода взяла выходной. Не то чтобы весна вернулась, но толстый слой снега еще с утра куда-то исчез, ветер обходил стороной природный амфитеатр, зато полностью разогнал тучи над городом. Как всегда, множество людей всех сословий пришли послушать хрустальных певцов, и всем хватило места. Гай, Тайри, Даррен, Орнери и Адалер стояли недалеко от сцены. Граф Изар кого-то все время высматривал, то и дело оглядывался и даже несколько раз спрашивал о чем-то своих знакомых, попадавшихся в толпе.

— Тайри, ты случайно не заешь, Тром не собирался на концерт?

— Во всяком случае, мне он об этом ничего не говорил. Лично я его ждать бы не стала. Он и раньше валлиров слушать не ходил, вряд ли сейчас иначе поступит. Говорил, что не переносит большого скопления людей, но я думаю, тут дело в чем-то другом.

— Значит, не придет. Жаль… — Даль нахмурился, — а ведь брат так и думал.

Тайри удивленно посмотрела сначала на "снежного Льоффа", потом на наставника — может, Гай хоть что-нибудь понимает? Гай, судя по мрачному выражению лица и плотно сжатым губам, очень даже понимал, но делиться не собирался.

Прозвучал первый аккорд, и все разговоры были отложены или забыты. Эта музыка и эти дивные голоса снова творили чудо. Сейчас они несли радость, мир и спокойствие, возвращали силы и уверенность, смывали прочь шелуху ненужных тревог, затянувшихся горестей, тянущихся из прошлого обид и неудач. Каждый ощущал себя под защитой и понимал, что сам способен защитить других. Уходила душевная и физическая боль, выравнивалось дыхание и разглаживались на лицах скорбные морщины.

Тайри посмотрела на стоявшего рядом ваюмна. На него тоже снизошло спокойствие — спокойствие человека, принявшего неизбежное. Гай, почувствовав ее взгляд, обернулся и улыбнулся так грустно, что все умиротворение юной леди затрещало по швам. Мастер чуть теснее прижался плечом, осторожно коснулся пальцев. Ученица не успела ни ответить, ни убрать руку. Следующая песня застала их врасплох, соединила и позволила во всей полноте увидеть чувства друг друга. Гай осознал, что ему не о чем беспокоиться и не к кому ревновать, потому что все цветы и птицы, все солнце и нежность, что жили у нее в сердце — только для него. Все его тревоги и беды — это ее боль, куда более сильная, чем собственная. Ему стало стыдно, ведь он, старый дурак, еще позволял себе в чем-то сомневаться…