Если меня пошлют на "химию" в район республики, то туда же приедут Пуп и Вася. Мы все, как холостяки, будем жить в одном доме, и они устроятся там же на работу. А если освободят по кассации, на что мало рассчитываю, все равно план мой не меняется. Я никуда из Бурятской республики не поеду, здесь я и помру. На Запад больше не поеду вообще. Те, которые останутся со мною, будут в самом выгодном и счастливом положении. Все, дзогрим и жедрим, могут довести до конца.
Вы больше не рассуждайте о бдительности, Шиковиче, Петрове и других. Вы посылали стрелу на того, кто не виновен, а такие, как Д[олгорма], оставались доверенными людьми.
(В. П. Репке)
30.3.73 г.
Здравствуй, дорогой мой Вася! Я получил много твоих писем, на все ответить не успел. За письма спасибо. Ты пишешь более или менее подробно обо всем, но главного в твоих письмах не могу уловить: когда же думают выпустить ребят из больницы? Долго ли ты решил путешествовать по городам? Некоторые слухи дошли до меня, что ты собираешься осгаваться в городах европейской части Союза. Хорошо, что ты поехал туда, хоть увидел ребят, но сделал ли что‑нибудь в Москве по нашему "Делу"?
Все хорошо, что хорошо кончается, так, по крайней мере, гласит пословица. Конечно, желательно, чтобы все это кончилось хорошо. То, что ты собираешься остаться там, это тоже хорошо, но только с точки зрения сансары. Тот, кто решил найти нирвану, для этого занимается йогической практикой и обычно прекращает колесить и обретает оседлую жизнь на одном месте. Еще ни один йог, путешествуя, не добивался совершенства.
Запомни, что я не приходил к тебе, чтобы ты избрал тантрийский путь, наоборот — ты приходил ко мне для этого. Поэтому могу сказать, что для такой практики требуется много усилия воли, энергии для преодоления всяких препятствий, а самое главное, нужно приобретать знания, практическое знание и указания гуру….
Пиши побольше.
Недавно получил письмо от Володи. Спроси, почему не пишут Донцы, а может, боятся мне писать?
Наверное, скоро увидимся.
С приветом, Бидия.
На письмах пиши дату.
(Д. Баяртуевой)
Здравствуй, хорошая Дасарма!
29.03.73 г. я получил еще одно письмо от тебя, датированное
15.03.73, где описываются твои интересные сны. Спасибо за письмо.
Если судить по всем приметам к снам, то исход "Дела" будет хороший, но как нам известно, я пока сижу в НТК. Если мое "Дело" разбирали в Москве, примерно в середине марта, то думаю, что скоро они мне сообщат о результатах разбора. Недавно получил письмо от Володи Монтлевича, он чувствует себя хорошо и есть даже у него возможность работать, пишет статьи по символике буддизма. Наша четверка была у него и виделась с ним. Однако Риту [М. Ф. Альбедиль] исключили из аспирантуры, она сейчас находится в Крыму (г. Симферополь) у Олега [О. В. Альбедиль].
Получил письмо от Антанаса [А. Данелюс], но без обратного адреса, и поэтому я не смог ему ответить. Сообщи ему, что его письмо я уже получил.
Я думаю, что когда дойдет это письмо до вас, наверное, твоя мама уже будет дома.
Целую и обнимаю, твой Нагца[293].
Желаю, чтобы ты нашла работу, и хорошую работу.
Очень сильно желаю выяснить что‑нибудь о Саше, где же Фарида, неужели она не может сообщить о нем?
(Н. Мункиной)
6.04.1073 г.
Здравствуй, дорогая Надя!
Спасибо за письмо от 30.03.73 г. Очень рад, что вы съездили и приехали с некоторыми положительными результатами. Надеюсь, более подробно напишешь о поездке и настроении москвичей и ленинградцев, не только наших ребят, также настроение прокуратуры и т. п.
Надя, как приедет Вася, сразу выясняй, почему "Дзогрим Дорже Жигжед"[294] оказался на Западе? Эта книга не должна уходить отсюда, т. е. из Бурятии, она — моя, кроме меня никто не имеет права распоряжаться ею. Если известно, у кого она, пусть Вася немедленно заберет ее обратно.
Ваш перевод на семь рублей старик получил, и на них он купил в магазине масло и хлеб. И мы хорошо поели несколько раз. Я стеснялся вас просить еще раз сделать это, ибо у вас много расходов — поездки в Москву и Питер. Но прошу тебя, попроси Леню [Л. Б. Дандарон], чтобы он как‑нибудь перевел туда же рублей семь. Насчет денег вы можете обращаться к Линнарту или Антанасу от моего имени.
Я, кажется, писал вам, что теперь работаю в зоне, в прачечной. Избавился от ходьбы, и мои ноги уже не болят.
Да, напиши мне, что вы слышали в Москве насчет защиты диссертации Мяллем Линнартом? Он защитился или еще нет? Должен защищаться в Институте востоковедения АН СССР. Октябрина [О. Ф. Волкова] должна знать об этом, и мне интересна тема диссертации.
Жду письма, целую, твой Нагца.
(В. Н. Пупышеву)
28.04.73 г.
Дорогой друг Витя!
Я получил от тебя два письма, одно перед самым отъездом в Москву, другое — после возвращения. Написал ответ сразу же после второго письма, до сих пор нет от тебя ответного письма. И вчера получил письмо от Нади, откуда понял, что мое письмо не дошло до тебя. Видимо, были какие‑то соображения у цензора, да бог с ним.
Я писал в том письме вот о чем.
Из твоего письма узнал, что начальник КГБ (Бурятской республики) на публичной лекции перед педагогами Пединститута открыто заявил, что мы во время сокшодов приносили в жертву человеческое мясо. По этому поводу просил тебя написать протест в Москву (Центральный Комитет КПСС], КГБ и Прокуратуру РСФСР), ибо, как я допускаю, они могут выдвинуть новые сногшибательные по своей фантазии обвинения. Необходимо предупредить это.
Просил написать мне о жизни и деятельности Ксюши [К. М. Герасимовой]. Мне хочется узнать судьбу нашей рецензии, начатой нами еще в поездке в Москву. Рецензия была написана на работу Криво… "О буддийском искусстве". Как будто ее переделали, расширили и должны издать в каком‑то московском журнале по прикладному искусству. Если знаешь, то напиши об этой рецензии.
Ты в письме своем Парфена [Ю. М. Парфионович] называешь молодцом. Напиши‑ка, как он вел себя в отношении нашего "Дела". В его порядочности я не сомневался.
Где блудный сын наш Вася?
Очень сожалел, что тебе отказали в Республиканской библиотеке. Но найдешь работу на другом, еще лучшем месте, только будь несгибаемым.
Привет мой Люде и маленькой Ирочке.
Я написал три письма Гале Мерясовой, она, видимо, тоже не получает моих писем.
С приветом, обнимаю крепко.
Бидия Дандарон.
(Н. С. Мункиной)
Здравствуйте, дорогие мои!
Из писем Вити Пупа и Бутидмы [Б. С. Мункина] я узнал все, что мне нужно было. Очень и очень мне жаль Лубсана [сын Г. Д. Мерясовой], эта утрата легла на мое сердце каким‑то тяжелым камнем. До сих пор не могу успокоиться. Удивляюсь, когда же кончатся эти кошмарные преследования нас? Пусть Лубсан обретет состояние бодхисаттвы!
Недавно получил письмо от Монтлевича Володи. Он чувствует себя хорошо. Галя [Монтлевич] устроилась на старую работу редактором, раза два в неделю она бывает у Володи. Он доволен тем, что все те, кто жил в Улан — Удэ, вместе, сдружились, сплотились еще крепче, вместе живя и вместе борясь. Пишет, что ребята держатся дружно, часто встречаются. Рита, закончив в Питере все дела и уйдя из аспирантуры по "собственному" желанию, уехала через Москву к Олегу на юг. Олег там хорошо устроился, преподает.
Антанас побывал в Киеве, по пути домой заезжал в Питер и виделся с Володей. Он задумал писать какую‑то статью о психологии в аспекте Востока. Как передали ему, Саша [Железное] рисует для главврача в киевском дурдоме. Там относятся к нему отлично, часто гуляет по берегу Днепра и надеется, что в мае — начале июня выберется. Собирается быть в Ленинграде на какое‑то время. Фарида устраивается на работу в Питере. Володя пишет, что для него будет самая сложная ситуация с выпиской. Он говорит (В. М.): "Не хочу прощать им ни одного их промаха".
Востоковеды довольны — это сведения, видимо, из ленинградского отделения Института востоковедения — вышла из печати моя книга по истории Центральной Азии "История Кукунора". Но достать ее очень трудно, хотя, как он (В. М.) пишет, Александр Моисеевич, конечно же, уже имеет экземпляр. Она уже разослана по библиотекам. Это меня тоже удивляет. Я был уверен, что меня полностью не оправдают, и сейчас в этом уверен и даже не уверен, снизят ли мне срок. Мне кажется, что в стране может начаться террор, подобный 1937 году, может, немного меньше по масштабу, ибо в воздухе пахнет порохом. С Китаем дело может осложниться до предела, до взрыва.
Тогда можно будет ждать всего. Там не будут разбираться, кто виноват, кто не виноват. На апрельском пленуме избрали членом политбюро ЦК Андропова, председателя КГБ, и Гречко — министром обороны. В истории известно, что в 1937 г. после избрания в члены политбюро Ежова в стране начался террор.