можешь прийти сюда и попросить ломоть хлеба. Клянусь Богом, я тебе всегда его дам – ради той девочки, что здесь была.
Последняя булочка немного утешила Сару. Всё лучше, чем ничего, к тому же булочка была, по крайней мере, горячая. Сара на ходу отламывала от неё по кусочку и медленно жевала, чтобы подольше продлить удовольствие.
«Что, если эта булочка волшебная, – говорила она про себя, – и каждый кусочек – это целый обед. Так я, пожалуй, объемся».
Уже совсем стемнело, когда Сара добралась наконец до площади, где находился пансион для благородных девиц. В домах уже горели огни. В окнах комнаты, где ей нередко удавалось увидеть членов Большой семьи, ещё не спустили шторы. Обычно в это время дня джентльмен, которого Сара называла про себя мистером Монтморенси, располагался в большом кресле, а вокруг теснились дети – кто сидел у него на коленях, кто мостился на ручках кресла, кто стоял, прислонясь к его плечу, и все они болтали и смеялись. Но на этот раз, хотя все были в комнате, мистер Монтморенси в кресле не сидел. В комнате царила суматоха. Мистер Монтморенси, судя по всему, собирался в дорогу. У подъезда стояла карета с привязанным сзади вместительным чемоданом. Дети теснились вокруг отца, болтали и жались к нему. Мать стояла рядом и что-то говорила, словно задавала мужу последние вопросы. Сара постояла перед окном, наблюдая, как мистер Монтморенси поднимал и целовал малышей, а потом нагнулся и расцеловал старших детей.
«Интересно, надолго ли он едет, – думала Сара. – Чемодан вместительный. Ах, как они будут без него скучать! Мне тоже будет без него скучно – хоть он и не подозревает о моём существовании».
Когда дверь отворилась, Сара, вспомнив о поданной ей монете, отошла в сторону. Ей было видно, что мистер Монтморенси вышел из дверей и остановился со старшими детьми на пороге. Тёплый свет, падавший из холла, освещал всю группу.
– А в Москве теперь снег? – спросила девочка по имени Джэнет. – И всё заледенело?
– Ты будешь ездить на дрожках? – спросил ещё кто-то из детей. – А царя ты увидишь?
– Я буду вам писать обо всём, что увижу, – отвечал мистер Монтморенси со смехом. – Пришлю вам открытки с изображением мужиков и всего прочего. Ну а теперь бегите в дом. Вечер ужасно сырой. Я бы охотнее остался с вами, чем ехать в Москву. До свиданья! До свиданья, голубчики! Да хранит вас Господь!
И он сбежал по ступенькам и прыгнул в карету.
– Если найдёшь девочку, передай ей от нас привет! – закричал Гай Клэренс и запрыгал на коврике у порога.
А потом они вошли в дом и закрыли за собой дверь.
– Нора, ты видела «девочку, которая не нищенка»? – спросила Джэнет, когда все вернулись в дом. – Она была такая замёрзшая! Я заметила, что она стоит и смотрит на нас. Мама говорит, что платье ей, верно, отдал кто-то богатый, но оно уже совсем износилось. Её вечно куда-то посылают в такую ужасную погоду! И даже по вечерам!
Сара перешла на другую сторону сквера и, дрожа от холода и усталости, подошла к пансиону.
«О какой это девочке они говорили? – думала она. – Кого он ищет?»
Она спустилась по ступенькам, ведущим в кухню, прижимая к себе корзинку, которая казалась ей такой тяжёлой. А мистер Монтморенси спешил в это время к поезду, который должен был отвезти его в Москву, где он собирался искать пропавшую дочку капитана Кру.
Глава 14
Что видел и слышал Мельхиседек
В тот же день, пока Сары не было дома, на чердаке происходило что-то странное. Один лишь Мельхиседек всё видел и слышал, но он так перепугался, что поскорей убежал в свою норку и притаился там, дрожа от страха, и лишь иногда выглядывал украдкой. Ему было любопытно узнать, что же происходит.
Когда рано утром Сара ушла, на чердаке стало тихо, только дождь мерно стучал по крыше и оконному стеклу. Мельхиседек совсем заскучал; но, когда дождь перестал и воцарилась полная тишина, он решил выйти на разведку, хотя опыт ему и подсказывал, что Сара ещё не скоро вернётся. Он побегал по чердаку, обнюхивая все уголки, и нашёл корочку, непонятно как сохранившуюся от его последнего ужина, как вдруг на крыше раздался какой-то шум. Он замер и с бьющимся сердцем прислушался. Шаги! Вот они приближаются… они уже у окна! Окно тихо отворилось. В комнату заглянул темнолицый человек; за ним виднелся другой. Два человека молча стояли на крыше, осторожно и с интересом приглядываясь. Они явно собирались влезть в комнату через окно. Один из них был Рам Дасс, а второй, молодой, служил у индийского джентльмена секретарём; но Мельхиседек, конечно, этого не знал. Он знал только, что эти двое нарушили тишину и уединение чердака. Когда же темнолицый легко и бесшумно спрыгнул на пол, Мельхиседек повернул и со всех ног бросился в норку. Бедняга перепугался насмерть. Сары он давно не боялся: он знал, что если она что и кидает, то только крошки, и никогда не кричит, а лишь тихонько, призывно свистит. Но незнакомые мужчины… нет, это было опасно. Мельхиседек притаился в норке, у самого входа, с тревогой поглядывая в щель. Не берусь вам сказать, много ли он понял из разговора, который услышал; но даже если бы он всё понял, то остался бы в том же недоумении.
Секретарь, молодой и ловкий, неслышно спрыгнул вслед за Рам Дассом на пол – он успел увидеть кончик хвоста убегающего Мельхиседека.
– Там крыса? – спросил он шёпотом Рам Дасса.
– Да, крыса, сахиб, – тоже шёпотом отвечал Рам Дасс. – Их тут много.
Молодой человек содрогнулся.
– Как это девочка их не боится! – воскликнул секретарь.
Рам Дасс развёл руками и почтительно улыбнулся. Он выступал в роли человека, хорошо знающего Сару, хотя видел её всего один раз.
– Эта девочка всех тварей любит, сахиб, – отвечал он. – Она не похожа на других детей. Я её вижу, когда она меня не видит. По ночам я часто пробираюсь по крыше, чтобы посмотреть, здорова ли она. Из своего окна я за ней слежу, когда она о том и не подозревает. Она залезает на стол и смотрит в окно на небо, словно небо ей что-то говорит. Воробьи слетаются на её зов. В своём одиночестве она приручила эту крысу. К ней за утешением приходит юная рабыня, что живёт в этом доме. Её тайком навещает маленькая девочка; а другая, постарше, её боготворит и готова слушать её рассказы часами. Всё