— Это было только начало, — сказал Дима, надевая пальто. — Высший взлет у вас еще впереди. Пойдемте.
Во дворе, по дороге в храм, они догнали отца Феодосия, спешащего на службу неуклюжей походкой, кряхтя, переваливаясь с боку на бок.
— Отче, — позвал его Дима. — Благословите рабу Божию.
— Бог тя благословит, миленькая, — молвил отец Феодосий, осеняя Натали крестом. — Кто такая?
Та смиренно приложилась к его руке.
— Это Наталья, — сказал Дима. — Приехала из Парижа к нашим святыням.
— Из Парижа? — одобрительно удивился отец Феодосий. — Что ж, может, и не зря приехала. Родители твои живы, Наталья?
— Да, живы, — чуть смущенно отвечала та.
— Помолись о них, — посоветовал отец Феодосий с неожиданной настойчивостью. — Они-то уж о тебе молятся, наверное.
Он поспешил себе дальше, а Натали приостановилась.
— Я не понимаю, — сказала она. — Почему он заговорил о моих родителях?
— Подумай, — усмехнулся Дима. — Наш старец зря не говорит. У тебя проблемы с родителями, да?
Она пожала плечами.
— У нас разная жизнь. Я не виделась с ними уже лет пять.
— Вот видишь, — хмыкнул Дима. — Это к вопросу о твоем одиночестве.
— Все равно, я не понимаю… — пробормотала она.
Чувствовалось, что случайная встреча в монастырском дворе с отцом Феодосием неожиданно потрясла ее. Дима, к таким потрясениям давно привыкший, только пожал плечами.
— Могу устроить тебе беседу со старцем, — пообещал он.
— Исповедь? — спросила она испуганно.
— Беседу, — поправил ее Дима. — На общие темы. Возможно, это поможет тебе.
— Я не думаю, что мне это необходимо, — пробормотала Натали.
— Как знаешь, — буркнул Дима. — Пошли.
На службе, стоя с прочими монахами на клиросе, он вдруг почувствовал тяжкую сонливость и только теперь вспомнил, что в последнее время у него не было случая выспаться. Была пятница, народу в храме было немного, и Натали в своем голубом плаще и в ярком цветном платке на голове явно выделялась среди обычных прихожанок, как правило, одетых в темные цвета. Время от времени поглядывая на нее, он думал о том, как причудливая прихоть обстоятельств привела эту француженку помимо ее воли в далекий русский монастырь и как теперь это может изменить ее судьбу. Об этом изменении судьбы он рассуждал в предположительном плане, как о событии вероятном, но вовсе не обязательном. Натали стояла среди прихожан существом чужим и далеким, но из своей бездны она тянула руки к ним, ожидая понимания, сочувствия, помощи, и не отозваться на это ожидание было невозможно.
После службы он проводил ее до гостиницы, благо та стояла буквально за монастырскими воротами, и француженка притихла и задумалась.
— Знаете, — сказала она перед прощанием. — Пожалуй, мне бы пригодилась беседа с вашим старцем.
— Прекрасно, — сказал Дима. — Сделаем.
Он вернулся в монастырь, отправился в трапезную на ужин, и там его на пороге поймал Киприан, водитель монастырской «Волги».
— Отец Димитрий! Наместник кличет, срочно.
— Что, и поесть нельзя? — спросил Дима.
— Я скажу, чтоб тебе в келью занесли чего-нибудь, — пообещал Киприан.
— То есть, к тайноядению меня подталкиваешь? — усмехнулся Дима.
— Очень он тебя ищет, — пояснил Киприан.
Дима, который предполагал ненадолго соснуть перед тем, как в полночь отправляться на чтение псалтыри, пошел к наместнику неохотно. Он уже был перенасыщен проблемами и страстно желал лишь расслабления и отдыха. Войдя в палаты наместника, он немедленно уселся в мягкое кресло для посетителей и вытянул ноги.
— Ну что, Шерлок Холмс, — спросил Дионисий, сидевший за своим рабочим столом. — Поймал убийцу?
— Ищем, — сказал Дима, подавив зевок. — Чего звал? Киприан говорит, срочно нужен, даже поесть не дал.
— Да, — вздохнул тяжко Дионисий. — Пренеприятное известие, брат. Решено уже. Снимают меня отсюда.
— Да ты что? — ахнул Дима. — За что?
— Сие есть тайна великая, — грустно усмехнувшись, отвечал Дионисий. — Мордой не вышел, чего тут гадать. Отец Фотий на свой лад всю епархию перекраивает, ему такие, как мы с тобой, не нужны.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Дима сокрушенно покачал головой.
— А какие предложения? — спросил он.
Дионисий хмыкнул.
— Приход предлагает, сельский. При этом подчеркнул, что село богатое и приход будет процветающим. Подразумевается, что мне нужен солидный доход.
— Это похоже на издевательство, — заметил Дима.
— Очень похоже, — подтвердил Дионисий. — Так похоже, что не отличишь. Отмечено, что, если у меня возникнет желание вернуться в Московскую епархию, возражений не будет.
— Так прекрасно! — воскликнул Дима. — Пойдешь к Корнилию, ему люди нужны. Рядом знакомые, родные, чем плохо?
Дионисий поднял на него угрюмый взгляд и спросил:
— Значит, ты тоже считаешь, что я ищу, где получше будет, да?
Дима осекся.
— Прости, я просто подумал, что… Ты уже что-то решил?
Дионисий кивнул.
— Что?
— Прошу оставить при монастыре штатным иеромонахом, — сказал он.
Дима помолчал, переваривая сказанное.
— Молодец, — сказал он. — Наверное, так и надо, отец. Прости, я наверное о себе больше думал, а не о тебе. Меня-то тут ни под каким соусом не оставят.
— Это верно, — усмехнулся Дионисий. — Чем-то ты Фотию на мозоль наступаешь, настаивал, чтоб тебя еще до приезда владыки из обители выслали.
— А ты что?
— А я сказал, что, покуда решение не подписано, игуменом монастыря являюсь я и сам буду принимать решения.
Дима даже головой покачал.
— Интересный у вас разговор состоялся, — отметил он.
— Уж такой интересный, что некуда, — сказал Дионисий с усмешкой.
— А владыка что? — спросил Дима с интересом. — Как всегда, промолчал, да?
— Владыка даже не появлялся, — сказал Дионисий. — Болен, как всегда. Еще бы, ему же мне в глаза смотреть стыдно. Помнишь, чего он мне наобещал когда-то?
— Откуда он мог знать, что у него такой секретарь появится, — заметил Дима рассудительно. — А главное-то, главное… Кто будет наместником?
— Я тоже об этом спросил, — сказал Дионисий. — Вопрос решается. Похоже, еще не решен.
— Никон, что ли?
— Не думаю, — покачал головой Дионисий. — Разговоры там ходят самые нелепые. Можно предположить, что появится новая фигура, какой-нибудь новый клеврет Фотия из ближнего круга. Он там настриг себе целую лавру, есть из кого выбрать.
Дима вздохнул.
— Что еще старцы скажут, — проговорил он.
— Да, — кивнул Дионисий. — Они не зря Елеазара в отпуск отправили. Того ведь не уговоришь — скала!
— А Феодосия, по-твоему, уговорят? — обиделся за старца Дима. — Он скала еще покруче, только это никому не видно.
Дионисий рассмеялся.
— Да я не спорю, — сказал он. — Только батюшка велие миролюбив и смиренен, он на конфликт не пойдет.
— Может, он и прав, а? — буркнул Дима.
— Может, и прав, — согласился Дионисий. — Только все равно, обидно. Столько всего задумано…
— Давай будем уповать на Бога, — сказал Дима решительно. — Так нам, грешникам, и надо, верно? В конце концов, ежели я столько времени не могу решиться на постриг, так какой тогда из меня монах получится? Нечего, значит, мне в монастыре делать, вот что.
— Верно, — вздохнул Дионисий. — И планам нашим, значит, время еще не пришло. Да и в планах ли этих спасение, а?
Дима рассмеялся.
— Конечно, нет, — воскликнул он. — Правильно все, отец. Зазнались мы с тобой в текущем благополучии. Господь нас смиряет, а нам все это претерпеть надо. Причем тебе более, чем мне. Станешь рядовым монахом, отыграются на тебе братия возлюбленные.
— Потерпим, — сказал Дионисий. — Видишь, как получается, пришел ты и развеял уныние мое. Что ни говори, а есть в тебе благодатные способности. Напрасно ты от пострига бегаешь.
— Ладно, — Дима поднялся. — Благослови, пока ты у нас игумен, да пойду я псалтырь неусыпающую читать.
— Ступай, — сказал Дионисий, осеняя его крестом. Дима шагнул к двери, и отец-наместник окликнул его: — Димитрий!