Читать интересную книгу Война в тылу врага - Григорий Линьков

Для перехода я решил отобрать группу в двести сорок лучших бойцов, имея в виду некоторых из них использовать потом, по ту сторону линии, на ответственных боевых операциях, под руководством командиров-десантников. Но это оказалось не так просто. Засидевшиеся на одном месте люди отвыкли от больших переходов, а связь партизанских отрядов с главным штабом соединения оказалась слабой, и командиры отнюдь не спешили предоставить в мое распоряжение лучших своих людей. Когда подразделение все же было сформировано, весь груз мы распределили на сто пятьдесят узлов и два конных вьюка.

Линию железной дороги решили переходить между двумя дзотами в километре от полустанка Нихачево. Разработанный нами план операции предписывал: всем подразделениям занять исходные позиции на опушке леса за пятьдесят — семьдесят метров от вырубки. Огневую точку, расположенную справа, решено было атаковать группой в восемьдесят человек с десятью пулеметами, двадцатью автоматами и двумя ПТР. Для этого бойцы должны были как можно ближе подойти к линии, не открывая огня, и под защитой насыпи железной дороги закидать дзот гранатами. Другому отряду в составе шестидесяти бойцов с восемью пулеметами и восемнадцатью автоматами поручалось занять полотно в двухстах метрах к северо-востоку от этого дзота, чтобы прикрыть центральную группу в момент перехода полотна слева, если бы гитлеровцы попытались подбросить с этой стороны подкрепления поездом. Взвод в составе тридцати пяти человек с пятью пулеметами и десятью автоматами должен был развернуться цепью и перейти через полотно между двумя флангами, открывая путь штабу и коноводам с вьючными лошадьми. А метрах в тридцати за штабом должна была следовать группа прикрытия из двадцати человек.

Исходные позиции заняли благополучно. Здесь всем бойцам и командирам была вторично разъяснена задача и подана команда: «Вперед!»

Часть правофланговой группы побежала к насыпи, а часть оробела, залегла на опушке и преждевременно открыла огонь. Дзот ответил пулеметными очередями по опушке, где была сосредоточена основная масса людей и стояли вьючные кони. Заговорил и левый дзот, и два потока трассирующих пуль скрестились у леса. Боевой порядок нарушился. Часть людей, уже оторвавшихся от опушки, побежала назад. Брошенные коноводами лошади заметались внутри образованного трассирующими пулями угла, еще более увеличивая беспорядок. Все же человек двадцать пять, достигших насыпи справа, открыли огонь по дзоту. Слева к насыпи вырвалось и залегло около сорока бойцов.

Я со своим адъютантом, старший лейтенант Алексейчик и еще несколько человек стояли на опушке, наблюдая все происходящее. Основная масса пуль скрещивалась позади нас. Поправить дело было уже поздно. Я зашагал к линии. Меня обогнал старший лейтенант Алексейчик. Куда делась его медлительность! Движения стали решительнее и жестче. Угол огня смыкался метрах в пятнадцати позади нас. Алексейчик понял, что самое безопасное — выводить людей вперед, и решительно указывал путь бойцам, подбадривая их. Я понял, что это был смелый и находчивый командир. Но тут товарищ хватил через край, закричав во всю силу легких: «Ура!» Людей позади нас уже не было, — те, кто не прошел вперед, откатились в глубь леса или уже шли около нас, — и некого было вдохновлять. Я бросился к Алексейчику и схватил его за руку, но было уже поздно, — гитлеровцы начали переносить огонь по крику, Тогда, скомандовав: «За мной!», я повел десятка полтора окружавших нас бойцов к полотну дороги. Раненые отползли назад, к опушке.

До линии оставалось метров семьдесят, когда со стороны Нихачева подкатил и остановился прямо перед нами пассажирский состав, набитый солдатами. Гитлеровцы видели, что с опушки поблескивали выстрелы, но в темноте не рассмотрели цепь бойцов с пулеметами и автоматами, лежавшую на откосе. Наши бойцы в первую минуту растерялись: гитлеровцы висели над ними и вели огонь через их головы. Но через минуту с насыпи в упор по окнам, по дверям, по стенам вагонов застрочили наши пулеметы и автоматы. Фашисты оказались мишенью, поставленной к стенке для стрельбы в упор. С подножек вагонов на полотно повалились убитые и раненые. Стрельба из окон прекратилась, как по команде, а с насыпи продолжали решетить битком набитые людьми вагоны. С правого фланга по поезду сделали несколько выстрелов из ПТР. Один вагон, неподалеку от паровоза, загорелся. Гитлеровцы попробовали отвести состав из — под обстрела, но на ходу пламя разгорелось и начало захватывать соседние вагоны. Состав со скрипом остановился. Уцелевшие соскакивали с подножек, под ливнем пуль бежали вдоль эшелона и скрывались во тьме. Состав с пылающими вагонами снова тронулся и потянулся в сторону Ивацевичей.

Надо было подниматься на насыпь. Но где же вьючные лошади? Я крикнул в темноту:

— Кони, где кони?

— Одна здесь, я ее веду, — ответил из темноты голос бойца. На звук наших голосов из правого дзота усилили огонь вдоль полотна.

Рассыпавшись поодиночке, мы перебежали через насыпь. Со мной остался только адъютант, ординарец куда-то отбился. Голоса бойцов перекликались у леса, за восточной колеей, значит они перешли линию железной дороги. Но сколько нас? И которая из лошадей с нами? На одной была рация, на другой вьюки с запасными частями. Я послал адъютанта разыскивать лошадей. Теперь нужно было дать сигнал — две зеленые ракеты, чтобы группы прикрытия переходили к нам, на восточную сторону. Но моя ракетница давала осечки, не действовала. В канаве, возле опушки, я заметил бойца. Он лежал, плотно прижавшись к земле, хотя обстрел здесь был сравнительно слабый. Я решил пристыдить бойца за трусость и послать его на линию с приказом всем переходить к нам. Но не успел я сказать и пяти теплых слов, как хлынул такой ливень огня, что мне самому пришлось растянуться рядом с бойцом в канавке. Когда огонь немного ослабел, я увидел в темноте человека, бежавшего of линии мимо нас, к лесу. Я остановил его, поднял бойца, лежавшего в канаве, и послал одного на правый, другого — на левый фланг. Бойцы переминались с ноги на ногу, им страшно было итти на линию, где еще по-прежнему гитлеровцы вели интенсивный огонь. Я скомандовал: «Вперед!». Оба рванулись и исчезли в темноте.

В лесу, перекликались люди, перешедшие линию. Их оказалось в этом месте двадцать один человек. Гитлеровцы продолжали обстрел леса. Пули пели кругом, сбивали ветки и листья, но никого из нас не задевали. Лошадей с вьюками не было. Начало светать. Я достал карту, сориентировался и повел людей по избранному заранее маршруту. Через некоторое время мы дали сигналы выстрелами из винтовки. Нам ответили издалека.

В пятнадцать часов все перешедшие линию собрались в деревне Житлин. Всего в наличии оказалось восемьдесят три человека и одна вьючная лошадь, к счастью, именно та, на которой были движок и рация.

Позже, подводя итоги операции, мы установили, что все наши потери — шесть раненых бойцов. Гитлеровцы в пассажирском поезде потеряли только убитыми около сотни человек. Раненых же было у них, конечно, во много раз больше.

Сто тридцать два партизана, отставшие при переходе полотна, возвратились обратно, в лагери Ружанской пущи. Туда же была уведена лошадь с запасными частями к рации, которые мы переправили позднее, а большая часть боеприпасов партизанами попрятана, и получить их нам не удалось. И опять пришлось вспомнить: недисциплинированность и трусость — родные сестры.

Одни из партизан взяли пачку детонаторов, другие тол без капсюлей, гранаты без взрывателей. Все это пропадает без дела, как ненужный хлам.

5. Первые дела

31 мая мы, справляясь с картой, вышли болотистыми тропами к штабу группы Топкина. Подгнившие клади вывели нас на сухую полянку. На полянке грудилось несколько шалашей и одна землянка. Это и был штаб авиадесантной группы капитана Топкина. На островке находилось десятка полтора десантников и несколько человек, отобранных из числа местных партизанских отрядов. Навстречу нам вышел стройный, подтянутый человек среднего роста, спокойный, с приятными волевыми чертами лица. Это и был заместитель Топкина по политической части Василий Афанасьевич Цветков. Мы представились друг другу и перебросились несколькими словами; Цветков произвел на меня хорошее впечатление, и я подумал: на этого можно взвалить хорошую нагрузку — он вытянет.

Передохнув, я со Шлыковым обследовал островок, и он мне, как и сами постройки штаба, не понравился. Неподалеку слышались голоса людей, там, как я узнал потом, размещались граждане, выселившиеся из деревни Житлин. Островок не был защищен с воздуха, на нем трудно было организовать охрану на подходах с суши, а развернуть работу радиостанции на бензиновом движке попросту невозможно.

Не понравилось мне то, что при штабе были две радистки, которые размещались в общей с мужчинами землянке. Возвратившись с разведки, я откровенно высказал свое мнение Цветкову, а он мне попросту ответил: