Читать интересную книгу Война в тылу врага - Григорий Линьков

В это самое время в лачужку Сикорских пришла незнакомая женщина и передала записку с сообщением, что Сергей Иванович просит жену на другой день выйти с детьми для встречи на опушку леса. Сикорская не поверила этой записке и, опасаясь провокации, не только сама никуда не пошла, но и детишкам в этот день выходить из дому запретила. А женщина была женоргом партизанского соединения и посланцем Сергея Ивановича. Делать нечего, пришлось Сергею Ивановичу писать записку своей рукой, И вот вся семья потихоньку выбралась из города и в радостном волнении поспешила к условленному месту. Женщина и детишки уже подбежали к опушке леса, когда внезапно из высокой ржи поднялся в рост отряд немецких солдат. Сикорская, таща за собой перепуганных детишек, кинулась прочь. Ее догнали, объяснили, что это необходимый для встречи маскарад, и «под конвоем» увели в лес.

Я поехал в семейный лагерь и познакомился с семьей Сикорского, с волнением пожал огрубевшую руку изможденной маленькой женщины, держал на руках худенького большеглазого мальчика. Я вспомнил своего Вилена — давненько уже не получал я писем из дому, — розового, веселого, озорного. Какое счастье, что его не коснулись ужасы «нового порядка»!

7. Странные позывные

В этот солнечный день я почему-то особенно заскучал о Дубове Павле Семеновиче. В мыслях у меня всплывали одна за другой картинки из бесед у костров в первую зиму, вспомнился шестисоткилометровый переход. Дубов теперь издалека казался великаном. Да и на самом деле этот человек был особенным. В самую трудную минуту он будто предугадывал настроение людей и приходил им на помощь.

Сидишь бывало у костра, задумавшись. Он подойдет, посмотрит на тебя, усядется поближе, да и заговорит о главном, будто прочитал твои мысли. «Всегда этот человек был таким или лишь в сложной и тяжелой обстановке? Шесть месяцев нет связи! Такого друга потерять… Неужели погиб?» — думал я, шагая вдоль канавы.

Докладывая расшифрованные радиограммы, начальник связи пригласил меня послушать в двадцать один час концерт из Москвы, составленный по заявкам знатных летчиков.

В такое время суток у нас наступало затишье. Я дал согласие.

Собралось человек восемь, не считая радистов. Музыка была изумительной, слышимость превосходная, в воздухе никаких помех. Но радист Петя время от времени регулировал настройку, музыка отдалялась, слышался писк передатчика, Мой адъютант попросил радиста остановиться. Но Петя был в наушниках, не слышал слов товарища Калугина и продолжал время от времени менять длину волны, Я понял: он за кем-то охотится в эфире. Один из командиров подошел и прикрикнул на связиста. Тот снял наушники и, как бы спохватившись, сказал:

— Извините, товарищ полковник! Кто-то передает открытым текстом позывные, а может, условленный сигнал. Через каждые три минуты посылает в воздух по три буквы: «ДПС», «ДПС», «ДПС». Передатчик работает на волне очень близкой к радиовещанию, порой их плохо слышно из-за музыки, и я чуть поворачивал рукоятку. Думал, услышу что-нибудь еще.

Над Петей посмеялись и стали расходиться по своим землянкам. Утомленный переживаниями минувшего дня, я заснул крепким сном.

Проснулся, как всегда, очень рано и стал продумывать порядок дня, Но у меня еще не развеялись впечатления от вечернего концерта, я невольно начал вспоминать музыку, песни и эти «ДПС», «ДПС», «ДПС»… Затем снова вспомнил Дубова Павла Семеновича. И у меня в голове мелькнула мысль о совпадении необычного радиосигнала с инициалами моего друга. У Дубова не было рации, и получить ее без нашего содействия он не мог.

«А если он достал ее случайно или связался с Москвой, то зачем ему передавать свои инициалы открытым текстом? Но кто-то же передает эти три буквы, почему же нельзя допустить, что это делает именно он или кто-либо из связанных с ним людей? Если ему удалось достать рацию с радистом, то, не имея общего с нами шифра и программы связи, он не в состоянии передать нам и единого слова, При его документах эти три буквы ничего не означают и не могут вызвать к нему подозрения у гитлеровцев, если бы они даже его засекли. Поэтому он или его радист без малейшего риска может посылать в воздух эти «ДПС», на которые можем обратить внимание только мы и никто больше. Если у него есть рация, то он, как и мы, может заблаговременно знать о передаче из Москвы интересного концерта, вот и решил время от времени подавать эти сигналы.

Я быстро соскочил, обулся и пошел к радистам.

— Знаете что? — сказал я начальнику узла связи, — У меня создалось предположение, что тремя буквами «ДПС» напоминает о себе наш Дубов Павел Семенович, с которым мы потеряли связь. Что вы, товарищ командир! Откуда он может взять рацию? — возразил товарищ К.

— Дубов Павел Семенович! Точно, все совпадает, не иначе он! — воскликнул радист Петя.

— Ну, так вот вам задание: в течение трех суток установить связь с этим «ДПС», а там мы выясним, что к чему.

— Открытым текстом ведь запрещена всякая передача, товарищ командир, — напомнил мне старший из связистов.

— Автомат выпускается для того, чтобы поражать противника огнем. Но если вы не сумеете во-время привести в действие эту машинку и разобьете гитлеровцу черепок прикладом, вам засчитают все равно. Рация — ваше оружие, и старайтесь поразить им противника любым возможным способом. Позывные у вас теперь уже есть. Но если вы их зашифруете, они потеряют всякий смысл, вызывать можно только открытым текстом. Ну, детали вы придумаете лучше меня, а мне доложите о результатах.

— А можно, товарищ полковник, передать ему ваши инициалы, если мы с ним свяжемся? — спросил загоревшийся возможностью выполнить сложное задание связист-комсомолец Петя.

— Передавайте.

Через три дня мне доложили, что связь с «ДПС» установлена и по всей вероятности это Дубов. Но для уточнения деталей у меня попросили радисты дополнительно трое суток.

Спустя несколько дней на одной из вспомогательных точек мне представили человека лет двадцати восьми, прихрамывающего на одну ногу. Незнакомец отрекомендовался Яном Мовинским, работавшим ранее телеграфистом. Когда гитлеровцы оккупировали Польшу, он уехал в деревню, а затем перебрался в Брест, где у него проживала мать, Брат его работал — в железнодорожных мастерских, где и познакомился с гражданином Доминым Иваном Куприянычем. Затем им удалось достать рацию, которую оставила одна группа на хранение местному жителю осенью сорок первого; обещали зайти за ней, но не вернулись.

— Радиста не нашли и поручили мне на ней работать, — рассказывал Мовинский. — Ля ключом выстукивать могу. А шифра у нас нет, нет и программы связи. Пришлось посылать в воздух позывные «ДПС» на тех же волнах, на которых производится передача концертов из Москвы. Вот я и стучал недели две кряду, пока не получил ответную депешу. Теперь я по совету Домина и брата поступаю сторожем одного магазина в Бресте, но для этого нужна рекомендация. В Дрошченском районе один из моих дальних родичей работает бургомистром, я выехал из города к нему попросить рекомендацию. Попутно к вам и заглянул…

Мы тщательно разработали шифр и программу связи с Дубовым, и у нас получилась новая, хорошо засекреченная точка связи в Бресте.

Я тщательно продумал все сообщения Мовинского.

Нам из Москвы радировали в сорок третьем: «Со взрывами у вас получается хорошо. Вы подрываете гитлеровские эшелоны и организуете взрывы вражеских объектов. Но главное теперь — усилить разведку. Гитлеровские войска, откатываясь на запад, создают укрепленные пункты обороны. И для успешного продвижения наших войск нужны разведывательные данные о противнике».

В этих условиях трудно переоценить значение своего человека, проникшего в аппарат противника и имеющего радиосвязь с нами. Именно через Дубова, установившего прочную связь с работниками брестского почтамта, нам удалось систематически добывать ценные сведения.

8. Всем народом

После провала июльского наступления гитлеровцев на Курской дуге Красная Армия, сокрушая на своем пути все преграды, стальной лавиной двинулась на запад. С каждым днем все отчетливее вырисовывался крах нацистской Германии.

Не в силах больше скрывать от населения свои поражения на восточном фронте, фашистское командование сообщало в сводках об оставлении гитлеровскими войсками советских городов и целых районов «по стратегическим соображениям» или «для выравнивания линии фронта».

Советские граждане, насильно мобилизованные оккупантами для работы на промышленных предприятиях, железнодорожном транспорте и в учреждениях, не могли пассивно ожидать прихода Красной Армии. Они искали путей и средств отомстить ненавистным захватчикам.

Даже те немногие, которые с приходом гитлеровцев поддались фашистским провокациям, готовы были любой ценой искупить свою вину перед советским государством. Все эти люди искали встреч с нашими представителями. Они просили заданий и средств для нанесения ударов по врагу.