Читать интересную книгу Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России 1725-1825 - М. Бойцов

Сколь же твердо еще и после смерти товарища его, Апполона Ушакова, намерение к исполнению его, Мировичева, предприятия в нем усилилось и сколь неотменно его в том устремительные мысли в нем пребывали, тому не токмо чинимые им разные записанные обещания засвидетельствуют, но еще и усильные желания чрез хитрые разговоры, испытывая духов, иногда себе такого ж скоро к его видам и намерениям склонявшегося помощника, какого то ему в Апполоне Ушакове удалось сыскать, старался. Сего дня, пришед в день Иоанна Крестителя, то есть июня 24-го числа, из крепости Шлиссельбургской в форштадт[162] оной, в квартеру Смоленского пехотного полку капитана Миллера и услышав к себе от тамо ж между прочих офицеров весьма в пьяном образе находящегося того ж полку капитана Василья Бахтина с дружеским к нему, Мировичу, изъявлением, сей вопрос: «Откуда ты приехал?» – и, отзываясь на то, он, Мирович, ему, что пришел из крепости Шлиссельбургской, где у коменданта и обедал, оный Бахтин ему, Мировичу, выговорил: «Что ты, брат, не весел приехал? Я знаю, что ты задумал, а коли смерть, так смерть!» – пошел на другой день к нему, Бахтину, в квартеру нарочно выведывать, может ли оный Бахтин к тому иногда склонным себя оказать и потому им, Мировичем, к своему намерению приведенным быть.

Но, не увидев от оного Бахтина ни малейшего отзыва и не приметив ни тогда, ни пред тем, ни после того никакого в нем к тому в его, Мировича, предприятиях согласного поступка, далее о себе в том ему открываться и искушать оставил, опасаясь, дабы как он, Бахтин, человек постоянный, добропорядочный, совестный и к отважным делам может столь же неспособным, как и не склонным, при дальнем его, Мировича, открытии о том донести и его предвременно в неоминуемую погибель привесть не мог.

А как вышеупомянутые капитаном Бахтиным в пьяном образе при дружеском изъявлении без всяких других видов произнесенные (между пьяных друзей не редко употребляемые уверения) речи, о коих как Мирович в дополнительном ответе на 178-й странице в 8-м, пункте, в котором паки его, Бахтина, он, Мирович, о неимении в предприятиях его ни малейшего сведения, наиторжественнейшим образом очистил, сам засвидетельствует, что тех речей никому слышно не было, и он, Бахтин, может и не помнить, что оные были ли в самом деле говорены или нет, еще не малейшего сумнительства, а меньше доказательством Бахтина в сем деле имевшего сведения; и что как по взятому об нем, Бахтине, как обыкновенном, так и особливом о постоянстве кондуите и поведении его Смоленского полку от господина полковника Римского-Корсакова аттестатам оказывается, что он, Бахтин, себя так, как честному дворянину и исправному офицеру надлежит, в поведениях своих содержит, а предосудительных и таких пристрастиев, кои б о непостоянстве и неосновательстве его засвидетельствовать могли, за ним не присмотрено, [то] в таком случае для минования ни прямо опороченного, ниже в справедливом сумнении состоящего невинного, честного человека, дворянина и офицера от преогорчениев ему, Бахтину, в том допросы оставлены. Паче и в том уважении, что хотя бы ему, Бахтину, в том и учинилися бы допросы, то все б от его собственных речей, своим мнениям и толкованиям кои всемерно не в противность, но в пользу и защищение его неотменно иметься могли, зависело б.

А как он, Мирович, как выше сего упомянуто, после смерти верного и надежного своего сообщника и товарища Апполона Ушакова, не взирая на то, что он на место его себе другого помощника, найти надежды не имел, непременно злодейского своего намерения в действо произвести день ото дня вяще утверждался и одного себя к произведению довольным почитал, то как уже отшествие Ее Императорского Величества из Санкт-Петербурга в Лифляндию 20-го числа июня месяца воспоследовало, и по его исчислению возвращение Ее Императорского Величества в скором времени быть имелося б, то как он во время того Ее Императорского Величества отсутствия свое злодейское предприятие действительно исполнить и совершить вознамерился, переписав вышеупомянутый манифест от имени Ивана Антоновича на одно свое имя, равномерно ж и от своего имени письмо, пред сим от его и Ушакова к Ивану Антоновичу писанное.

Хотя ему, Мировичу, очереди и не было, но вместо другого офицера в крепость Шлиссельбургскую на карауле с тем намерением стать домогся, чтоб во время того караула намерение свое всеконечно в действо произвесть. Почему июля 3-го числа, не имев тогда как из посторонних, так и из караульной команды себе сообщников или к предприятию его приглашенных, действительно на карауле стал с тем неотменным намерением, чтоб во время оного на карауле стояния ему то злодейское предприятие в дело произвесть.

Но на другой день того его на карауле пребывания, июля 4-го числа, то есть в воскресенье, часу в 10-м пополуночи, приехали в крепость Шлиссельбургскую из-за реки с форштадта четыре человека, в том числе трое офицерских рангов, а четвертый купец. Из коих он, Мирович, двух хотя не по имени знал, но показать мог и которые по сыскании оказалися быть, а именно: первый – канцелярии от строения полку капитан Загряцкий, второй – того же полку подпоручик князь Семен Чефарицев, третий – регистратор Василий Бессонов, четвертый – купец Шелудяков, кои тот приезд в крепости имели единственно, как того числа воскресный день был, к обедне, а отслушав оную, по зову коменданта у него обедали, где и Мирович был приглашен. А как он, Мирович, в комендантские покои пришел и во оных из приезжих князь Чефарицева увидал, то, учиня взаимственное поздравление, с ним вместе сошелся, где между посторонними разговорами оный князь без всякого Мировичева начинания сперва ему, Мировичу, вызвался тою речью: что здесь-де вить содержится Иван Антонович, о коем он, Чефарицев, будучи еще сенатским юнкером от сенатских подьячих разные обстоятельства сведал.

На что ему Мирович ответствовал, что он давно знает, что он здесь содержится. А потому и прочие у него, Мировича, со оным князем разговоры единственно касающиеся до той же особы, происходили. Из чего он, Мирович, и заключил, что хотя-де он реченного князя прямых, кроме упомянутых в его, Мировича, ответах, отзывов никаких не слыхал, но по зараженному в нем к злодейственному предприятию намерению всемерно уповать мог, что оказываемая оного князя посредством имевших разговоров к сей материи горячность может быть-де по прибытии его, Мировича, в Санкт-Петербург и по свидании с ним, князем, иногда б к принятию в согласие его, Мировичева, намерения, оного князя и совсем готовым находить мог.

Для чего по оговору реченного подпоручика Мировича во всем том оный князь Чефарицев был допрашиван, который о тех чинимых с Мировичем разговорах в ответе своем не только ничем не заперся и самую истину показал, но и гораздо более о тех разговорах в своем ответе, нежели как Мирович объявил. С чем с очной ставки, данной с Чефарицевым, он, Мирович, во всем признался и на том его, Чефарицева, ответе утвердился.

Он, Чефарицев, показал, что оные разговоры случай имел чинить с ним, Мировичем, следующим образом. Что когда он, Чефарицев, у него, Мировича, об Иване Антоновиче, вышед, на крыльце спрашивал и от него на то соответствие получил, то вышли паки в комендантские покои, откуда при коменданте в провожании всех вышеупомянутых особ пошли по крепости, а Мирович для отпирания проломных ворот наперед пошел. А как взошли на сделанные в замке наподобие галереи перильца, то он, Чефарицев, увидав сверху внизу недостроенные каменные палаты, о которых по любопытству спросил у оного Мировича, на что он ему, Чефарицеву, сказал, что это-де построен был бывшим императором Петром Третьим цейхгауз или магазейн[163]. А оный-де построен не более время как в месяц или в пять недель.

И, окончив тут речь, пошли еще выше в башню, а оттуда, сошед и вышед из проломных ворот, шли вдвоем же по крепости, где и спросил он, Чефарицев, у него, Мировича: «В которых именно комнатах Иван Антонович содержится?» На что Мирович ему и сказал: «Примечай, как-де я тебе на которую сторону головой кивну, то на ту сторону смотри, где-де увидишь переход через, канал, тут-де он и содержится».

И так оным образом по данному знаку от Мировича он, Чефарицев, те казармы, где оный Иван Антонович содержится, и видел, а оттуда уже до покоев комендантских шли без всяких разговоров, а по приходе туда, малое время посидев, паки со оным Мировичем вышли на крыльцо, и он, Чефарицев, Мировичу сказал про Ивана Антоновича: «Вот этот человек безвинный от самых ребяческих ног содержится». На что Мирович ему сказал: «Это-де правда, очень жалок!» А потом и далее у него, Мировича, он, Чефарицев, спрашивал: «Что, есть ли у оного арестанта в покоях свет, и какая ему пища идет, и разговаривает ли де кто с ним?» На что Мирович ему сказал, что свету-де никакого нет, а днем и ночью всегда огонь. Кушанья же и напитков весьма довольно ему идет, для чего и придворный повар здесь находится. Также-де он, случается, что разговаривает и с караульными офицерами.