Читать интересную книгу Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России 1725-1825 - М. Бойцов

И хотя таким к заговору склонением вышеупомянутых капралов и солдат он, Мирович, и предуготовил, но со всем тем, лаская себя, что капитан Власьев сказанные ему им, Мировичем, речи уважать и какого-либо из них употребления сделать не может, то ту ночь к исполнению своего намерения, дабы себя между солдатством еще больше к виду его благосклонных приумножить, и не употребил бы, ежели бы следующее ему первого своего намерения отменить и немедленно в той же ночи оное в дело произвесть не побудило.

То как он, Мирович, по-вторичном уговоре капралов из-за крепости возвратился и по приходе в офицерскую кордегардию, раздевшись, лег спать, но не прежде заснул, как пришел к нему, Мировичу, в начале второго часа пополуночи караульный унтер-офицер Лебедев, объявляя ему, что комендант полковник Бередников приказал ему, не беспокоя его, Мировича, пропустить из крепости гребцов. Причем он, Мирович, опасаясь о говоренных им капитану Власьеву речах от него, капитана, к коменданту доносу, спросил оного Лебедева: «Кто у коменданта есть?» На что будто Лебедев и сказал ему, что сидит капитан Власьев. А фурьер Лебедев в ответе своем на 164-й странице показал, что он от него, Мировича, такого спросу не слыхал, следственно, и ему на то не соответствовал, в чем напоследок он, Мирович, и признался и объявил, что те вопросные от него к Лебедеву речи, а от Лебедева к нему на то соответствия не инако как воображением тогда в смущенном его духе он, Мирович, за истинно себе представил.

И так он, Мирович, по сим его примечаниям стал приходить в страх, но между тем паки в половине второго часа он же, Лебедев, прищед к нему, Мировичу, объявлял, что велено по приказу комендантскому пропустить в крепость канцеляриста и гребцов, коих он и велел пропустить. А как уже в последний раз пришел к нему, Мировичу, оный же Лебедев и сказал, чтоб пропустить из крепости обратно гребцов, то изо всего того он, Мирович, и заключил, что оные им начатые говорить капитану речи, конечно, коменданту донесены. И для того, зная, что за сие его предприятое злодейство не можно будет ему избегнуть того, чего он заслужил, приняв себе ту резолюцию, как уже предприятие его и мысли все к тому злодейству устремлялись, оное в действо произвесть, не медля далее.

И, бывши в офицерской кордегардии часу во втором пополуночи июля от 4-го на 5-е число неодет, забрав свой мундир, шарф, шпагу и шляпу и прочее в руки, сбежав на низ в солдатскую караульню, кричал всем караульным: «К ружью!» А как в той караульной не вся команда спала, но по разным местам, то посыланы были им тогда из вставших от сна солдат для пробуждения других, и чтоб выходили все во фронт.

А он, Мирович, между тем одевся, вышел перед фронт, где и команда караульная в то же время, хотя и не вся (однако ж мало остались таких, которые б не собрались), находилась и в ружье стала. Почему он, Мирович, той команде и приказал заряжать ружья с пулями, которые, как и вся команда единогласно в ответах своих показала, и зарядили. А между тем, откомандируя из фронта при одном капрале двух солдат к воротам, к калитке, где и без того обыкновенный часовой состоял, отправил с приказанием, чтоб никого они из крепости не выпускали [168]. А как в самое то время комендант из своих покоев вышел и, встав возле крыльца у оных покоев, вскричал оному Мировичу: «Что он такое делает? и на что сбирает людей?» – то на те его, коменданта, речи он, Мирович, имея в руках своих ружье, бросясь на его, коменданта, ударил его ружейным прикладом в лоб столь сильно, что, разбивши оный с повреждением черепа до крови, его в беспамятстве учинил, приговаривая: «Что ты здесь держишь невинного государя?» И в самое ж то время, взявши оного за ворот халата, отдал команды своей солдатам под караул [169].

Потом уже из четырешеренгошного фронта приказал он, Мирович, команде построиться в три шеренги и велел, чтоб весь фронт за ним, Мировичем, шел, что, как то и вся команда показала, и учинено. И вышед середи крепости, как стал доходить до той казармы, где гарнизонная команда состояла, от которой он, Мирович, был окликан: «Кто идет?» На что он и ответствовал, что «иду к государю». А как скоро против той команды поравнялся, то от оной прежде одним часовым, а потом всем фронтом залпом из ружей выпалено, напротиво чего и он, Мирович, приказал своей команде таковым же образом соответствовать и выпалить всем фронтом. А выпаливши, находясь он, Мирович, в сожалении той персоны, о которой все его предприятие употреблено было, дабы оную не застрелить, как та пальба на оную казарму, где та особа содержалась, прямо чинилась, палить своей команде не приказал и велел возвратиться.

А бывший в сопротивлении при гарнизонной команде поручик Лука Чекин в ответе своем показал, что как он, Мирович, приближаться к ним с командою стал, то он, Чекин, окликал оную караульную команду. На что ему и ответствовано, что «идем вас брать». Причем он, Чекин, дабы не допустить тое команду в близости к себе, приказал по них из четырех ружей выпалить. Напротиво чего уже и от той караульной команды выпалено. А потом и он, Чекин, приказал, зарядив своей команде ружья, залпом по них выпалить же…, А как выпалили, то оная караульная команда вся врознь рассыпалась. О чем и вся Мировичева бывшая во фронте команда в ответах своих объявила в сходственность противу показания оного поручика Чекина. В чем и Мирович напоследок признался и утвердился в том на показание с обоих сторон бывших при сопротивлении команд.

И потому оная караульная команда, отступя от приступного места, собрався против места лежащих пожарных инструментов, требовала у него, Мировича, виду, по чему поступать? Который им и ответствовал, что он имеет верный вид, для чего и побежал он, Мирович, за имеющимися у него лжесоставными письмами, кои пред начатием того смятения выняв он из-под подушки, близ кордегардии сверх лестницы в имеющуюся на стене расщелину подоткнул. И, оттуда взяв, пришед и прочитал пред всею командою сочиненный им от имени Ивана Антоновича манифест. Одне те токмо возражения, которые больше, по его мнению, команду тронуть и к намеренному его, Мировича, предприятию их возбудить могли б, а не с самого начала оного ниже до конца, но середину написанного в нем.

А по прочтении оного всей команде учинил приглашение такими речми, что «поздравляю вас с государем!». Но бывшая с ним, Мировичем, при приступе вся фронтовая команда, также и случившийся тут по принуждению Мировичеву комендантский канцелярист Кондратий Михайлов в ответах своих объявили, что хотя Мировичем указ был и читан, но в каком оный содержании и к чему клонится, кроме солдата Егора Козмина, никто понять не могли, а другие, во отдалении стоя, и не вслушались. Да и он, Козмин, вслушался только, и то не довольно внимательным образом, из того читанного Мировичем указа, о какой-то будто увезенной денежной казне. А о поздравлении им, Мировичем, с государем ото всей бывшей в допросе команде единогласно о неслыщании такого им поздравлении уверяется. В чем Мирович, хотя в выговаривании о поздравлении с государем речей утверждается, но в том, однако, согласным состоит, что как тогда при большом смятений был шум и такое развращение, что солдатство, смотря на сию тревогу, может, каждый имея особые свои мысли, всемерно того и вслушаться не могли.

А учинив сие, Мирович, отошед шагов около четырех или далее от команды, кричал находящейся при той казарме гарнизонной команде, чтоб они не палили, а в противном случае он, Мирович, будет по них из пушки палить. Но, не получив от них никакого на то ответа, а усмотря в то же самое время стоящего на галерее гарнизонной команды сержанта, кричал ему, чтоб он шел к нему. Но как он не пошел, то послал он, Мирович, за ним вооруженных солдат и приказал его взять. Которыми к нему, Мировичу, и приведен. Коему, придав он, Мирович, из своей команды солдат, приказал сказать гарнизонной команде, чтоб не палили, подтверждая притом, паки тож, как и сам он той команде кричал, чтоб палить перестали, угрожая пушкою. О коей, как он, Мирович, изъяснился, что хотя-де сии речи о стрелянии из пушки им и говорены были, токмо од в том намерении не был, чтоб пушечною пальбою команду овладеть. А только к одному той гарнизонной команды устращиванию с намерением то чинил с тем, чтоб буде они с трех посылок не сдадутся и останутся со своим устремлением, то идти ему уже со своею командою на оных грудью на штыках.

Но посланный от него, Мировича, сержант не с другим успехом пришел и ему объявил как тож, что они палить будут.

О коей посылке к склонению гарнизонной команды, чтоб не палили, вся бывшая при Мировиче в приступе фронтовая команда, яко же и поручик Чекин, в сходствии его, Мировича, показания. А сержант Иштиряков показал, что он с вышеписанными Мировичевыми приказаниями к гарнизонной команде и от оной со упомянутым выше сего соответствием к Мировичу ходил по усильственному принуждению оного Мировича. И что слышав от него те речи, [что] ежели он, Иштиряков, не пойдет, то [бы] велел солдатам его колоть, в чем и он сам, Мирович, не заперся.