— А, вот и вы, — сказала она, неодобрительно подняв бровь, но и слегка улыбаясь. — Кто вам сказал, что можно выписаться из больницы без санкции лечащего врача? Кто вы, по-вашему, врач или что?
Он улыбнулся и, сунув левую руку в карман халата, ответил ей таким же взглядом.
— Простите. Произошло кое-что срочное. Поскольку я все-таки врач и поскольку на праздники ко мне приехала мать, которая тоже врач, это не показалось неблагоразумным. И, как видите, я следую предписаниям врача. — Он приподнял правую руку на перевязи. — А еще я последние несколько дней сплю дольше обычного — вот почему я еще не брился. И когда вы подъехали к моему дому, я как раз собирался вздремнуть. Клянусь Богом! — Он поднял левую руку в подтверждение своей клятвы.
— Хм! — Она окинула его критическим взглядом, потом кивнула.
— Ну что ж, похоже, у вас все неплохо, — признала она. — хотя могли бы задержаться и подольше. Отличный способ увернуться от приглашения леди на обед.
— О, я не собираюсь отказываться от свидания. — Адам жестом пригласил ее сесть. — Можно попросить Хэмфри принести чай или кофе? Для выпивки еще рановато… если вы не намерены остаться на ленч.
Она улыбнулась и села, сняв пальто.
— Я бы с удовольствием, но, боюсь, должна вернуться в больницу. Мне надо было на несколько часов сбежать от предрождественских психов в травматологии, вот и решила прокатиться и посмотреть, как у вас дела. Чаю было бы отлично. В такую погоду в «моргане» не слишком уютно.
Улыбаясь, Адам подошел к стоящему на столе телефону и позвонил на кухню.
— Хэмфри, чай на двоих, пожалуйста, — сказал он, когда дворецкий взял трубку. Потом положил трубку и сел напротив нее.
— Вам нравится ваш «морган»? — спросил он. — Я сам всегда любил их. В университете я ездил на «Плюс Восемь».
— Вы?
— О да, боюсь, он был немного потрепан, как частенько бывает с машинами студентов, но то, чего ему не хватало в комфорте, он более чем компенсировал своеобразием.
Она усмехнулась.
— В «Дороге и проселке» сказано, что нужда — это «морган» под дождем. Они даже не говорят о «моргане» под снегом. В нем холодно, сквозит, он едет, как телега угольщика… но мне он нравится. Но я серьезно подумываю о том, чтобы купить для зимы что-то другое, отставив этого упрямца до весны. — Она искоса посмотрела на него. — На чем вы ездите, когда не разбиваете «рейнджроверы»?
— О, у меня в конюшне есть несколько старых драндулетов. — Он хитро улыбнулся. — Я бы показал вам, но обут не для прогулок. — Он поднял ногу в тапочке. — Загляните снова, когда я поправлюсь.
— Это вариант на тему «Пойдемте посмотрим гравюры»? — ответила она, устремляя на него прямой взгляд.
Он неожиданно для себя рассмеялся. У нее было хорошее, твердое лицо, скорее цветуще привлекательное, чем классически прекрасное, и такую прямоту он редко замечал у знакомых женщин. От ответа его избавил сдержанный стук в дверь, следом за которым появился Хэмфри с чаем на подносе.
Он не был уверен, входит ли обращение с серебряной чайной посудой в стандартное обучение калифорнийских врачей, хотел дать Хэмфри знак разлить чай, но Ксимена грациозно приблизилась к столу из розового дерева, всем своим видом показывая, что точно знает, что делает.
— Люблю, когда антикварными вещами по-настоящему пользуются, — сказала она, придвигая ближе севрские чашки и блюдца. — Молока и сахару?
— Пожалуйста. Два кусочка.
— Мужчина говорит два — и два для дамы. Вы, конечно, понимаете, что мы оба превращаемся в диабетиков. — Наливая чай, она смотрела на обводы чайника. — Да, прекрасная работа. Полагаю, Регентство или вскоре после него, возможно, самое начало викторианской эпохи. Хотя в нем есть что-то отдаленно шотландское.
Он благодарно кивнул, когда она подала ему чашку с блюдцем. У нее верный глаз, под стать юмору и явному уму… да и все прочее очень неплохо.
— Георг IV, 1817, — сказал он. — Его сделали для свадебного подарка прапрабабушке. Это ее герб выгравирован рядом с гербом Синклеров. — Он указал на щиты, когда она подняла сливочник, чтобы посмотреть поближе. — Где вы научились обращаться с серебряной чайной посудой?
— У бабушки-австрийки, — сказала она, поставив сливочник на поднос. — Не все янки варвары, знаете ли.
— Моей матушке ваши слова доставили бы удовольствие, — хмыкнул он. — Она американка и истинная янки — из хорошей семьи из Новой Англии. Тоже психиатр, кстати говоря.
— Да, вы говорили, что она врач. Она практикует здесь?
— Нет-нет, просто приехала на праздники. После смерти отца она вернулась в Штаты. У нее клиника в Нью-Гемпшире. Я немного учился в Штатах.
— Правда? Где?
За чаем разговор шел в основном о медицинском образовании, но Адама все больше интриговала прямодушная доктор Ксимена Локхарт. Когда через час она посмотрела на часы и объявила, что ей пора ехать, он был неподдельно огорчен, хотя боль в теле говорила ему, что пора отдохнуть.
— Это действительно было чудесно, доктор Синклер, приятная передышка от хаоса, в который превращается травматология в это время года.
— Тогда вам придется приехать снова, — сказал он, вставая. — И зовите меня Адам… пожалуйста.
Она насмешливо посмотрела на него, потом улыбнулась.
— С удовольствием — по обоим пунктам, — сказала она напрямик. — И хотя вы удрали от меня в самоволку, я с удовольствием останусь вашим лечащим врачом, по крайней мере до снятия швов. — Она указала на повязку у него на голове. — И кстати, я хотела заглянуть под повязку и посмотреть, как там заживает. Можно?
— Вы — доктор, — сказал он, садясь по ее знаку. Она осторожно приподняла бинт, чтобы заглянуть под повязку, и ему было приятно сознавать ее близость.
— Да, действительно, все хорошо заживает, — сказала она, снимая повязку. — Мама заботилась о вас?
Он усмехнулся, ибо хотя Филиппа осмотрела рану вскоре после его возвращения домой, ежедневная смена повязки была работой незаменимого Хэмфри.
— Удобно, когда в доме живет врач, — просто сказал он. Она сложила бинт и, улыбнувшись, бросила его на чайный поднос.
— Ну, между ее и моей работой, вам следовало быть готовым к тому, что швы отпадут еще через несколько дней. Теперь вы можете оставить это непокрытым. Почему бы мне не заскочить к вам за пару дней до Рождества и исполнить свои обязанности? Не можете же вы выглядеть на праздники, как доктор Франкенштейн.
— Я так плохо выгляжу? — поддразнил он.
— Ну, маленьких детей вы не напугаете, — лукаво сказала она, — но эстетически черный шелк больше подходит для нижнего белья, чем для швов. — Она снова мягко прикоснулась к ранам. — Но я неплохо поработала. Болит?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});