– Амос? – окликнула по рации Бобби.
Стены корабля добавили в его ответ помехи, но все же она услышала:
– Бабец? Как будешь играть этот тур?
Прошло много лет с тех пор, как она изучала тактику абордажей, но этот вопрос был из простых. Любой корабль имеет две уязвимые точки: машинное отделение и рубку. У врага преимущество – он на своей территории, но если у них недостача людей, защищать будут то, что сочтут объектом атаки. Умный ход заключался в том, чтобы сделать ложный выпад в одну точку, а ударить в другую.
– Я беру ту пятерку и двигаю к рубке. Жди две минуты и веди своих к машинному.
– Ясно. Мы хотим обезоружить или взорвать?
«Предштормовой» снова дернулся. По кораблю прошел мелкий дребезг, словно с полки соскальзывала цепочка. Звук был настолько непривычным, что Бобби не сразу распознала огонь ОТО. Стреляют по «Роси».
Она не успела заговорить, как по рации донесся голос Сабы: «Эвакуационные команды в доках. Ждем сигнала „чисто“, да?»
И, едва не наложившись на его передачу, ответ Наоми: «Сообщение принято. Входим».
Корабли подполья были готовы к старту. Скоро Медина останется без датчиков. Окно открывается. Какое-то время оно продержится открытым.
– Увидишь способ прикончить корабль, убей, – велела Бобби.
– А как с эвакуацией?
Бобби его поняла. Если он сможет подорвать реактор, рвать или нет? Было ли их задание важнее их жизней?
– Сам решай, верзила, – сказала она. – Я тебе доверяю.
Глава 48
Кларисса
У нее теперь бывало только два самочувствия. Или трясет, или сил нет. Трясун был противным поначалу – казалось, что это от страха: вся дергаешься, и сердце вскачь. Из-за сходства с испугом она и думала, что боится, и в конечном счете пугалась без особых поводов. Когда разобралась, что просто ее дерьмовая эндокринная система срабатывает, стало легче. По крайней мере понимала, что не сходит с ума от беспричинного волнения. Но трясло по-прежнему.
Когда становилось хуже всего, она возвращалась к старой мантре тюремных времен. «Я убивала, но я не убийца. Потому что убийцы – чудовища, а чудовища не знают страха». Она теперь все время чувствовала себя испуганной, и при таком взгляде страх даже немного утешал.
Ее суеверная половина полагала, что она сама зазвала в свою жизнь такое состояние симпатической магией слов. Рассудочная часть ее считала, что она сама напросилась, заплатив уйму денег за нелегальные модификации тела ради безумной мстительной фантазии подростка. И еще тем, что убила уйму народу.
– Ты ничего? – спросила Наоми.
Кларисса подняла руку в обычном ответе Шредингера. Выраженный любым способом, он означал всегда да и всегда нет. Да, нормально, в смысле, еще не в коме. Нет, потому что ради такого «нормально» жить не стоило.
– А ты?
– Нормально. – Тон Наоми наводил на мысль, что она имеет в виду то же самое. С тех пор как захватили Холдена, свет в глазах Наоми погас. Обнаружив, что «Быстрее света» ушел и унес Холдена с собой, она оцепенела от горя. Так что разумеется. Нормально.
Они ждали на лавочке на краю поля, на внутренней поверхности барабана. Направо, загибаясь вверх и вдаль, колосилась под искусственным солнцем пшеница. По тропинке прошла женщина в форме контроля системы, она вела за руку малыша. Тот, проходя, засмотрелся на Клариссу. Она почти услышала: «Мама, что с этой тетей?» – так громко он подумал.
Она странновато чувствовала себя среди нормальных обывателей Медины. Среди людей, живших так, словно решили забыть о существовании Союза перевозчиков. Встречали детей из школы, обедали с друзьями, ходили на работу и выполняли свои обязанности, будто всегда делали это под дулом пистолета. Словно лаконские законы – это норма. Словно люди не были пешками в игре, правила которой обещали смениться еще до вечера.
– Жаль Холдена, – сказала Кларисса. Не собиралась говорить, а сказала.
Наоми коротко вздохнула, выдохнула. Как будто кто- то сорвал слишком крепко приставший к коже пластырь. Короткая боль, и делу конец.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Спасибо. Я такого… не ожидала.
– Еще бы, – ответила Кларисса. – По-моему, чего бы мы ни добивались, выходит всегда другое.
По барабану разнесся предупредительный сигнал, отдался вдалеке и в воздухе. Искусственный голос с успокоительной интонацией принялся повторять: «Чрезвычайное положение. Немедленно пройдите в убежище и ожидайте официальных распоряжений».
– Слушай, – сказала Наоми. – Играют нашу песню.
– Ох ты! – со смешком выдохнула Кларисса. – Как-то неправильно мы живем, а?
Наоми взяла ее под руку – наполовину в шутку, наполовину ради поддержки – вдруг понадобится, – и обе направились к точке рандеву. На ходу Клариссу крутило и потряхивало. Внизу, в коридорах и холлах барабана, стало многолюдно. На каждом углу транслировали тревожное предупреждение. Магазины закрывались. Киоски тоже. Повсюду спешили люди: иногда сердитые, крикливые, по чаще смертельно сосредоточенные. Слишком много уже было взрывов и насилия – не до шуток. Если у кого и оставалась иллюзия нормальной жизни, сейчас она развеялась.
Они с Наоми выждали просвета в потоке людей и нырнули в общественный туалет. Кларисса опустилась на встроенную в стену кушетку. В горле стояла легкая тошнота, но ничего страшного. Наоми подошла к раковине и стала медленно мыть руки – не ради чистоты, а для оправдания на случай, если заглянет кто из безопасников.
План – в той части, которая касалась их, – был достаточно прост. Во всяком случае, на взгляд Клариссы. Она однажды попыталась изложить его Алексу и почти не сомневалась, что тот понял хорошо если половину. Все датчики Медины были подключены к основной системе, но имели и отдельное запасное питание. Отключив ток, они помешали бы Медине в реальном времени увидеть, куда уйдут корабли, но не очистили бы локальной памяти датчиков. Стоило снова подключить питание, и установка бы произвела проверку, восстановила связь и передала в систему все сохраненное.
А вот в этом процессе было слабое место. При проверке перед новым подключением система должна была затребовать диагностику. На прогон диагностики и возвращение результатов последней проверки антенной установке требовалось около двадцати секунд. Эти двадцать секунд новые данные не принимались. И если зациклить установку на ложную систему, которая будет повторять запросы диагностики, она будет проводить ее снова и снова, пока какой-нибудь бедолага не сообразит, откуда идет фальшивый запрос, или физически не выйдет к установке, чтобы подключить ее к новой линии.
Примерно на этом месте взгляд у Алекса поплыл, и она упростила объяснение. Подделай карту трафика. Вставь поддельную карту в разъем питания запасной цепи. Разорви основную сеть питания, чтобы заставить всю установку перезагрузиться. Тогда, чтобы ее снова включить, потребуется много нудной возни. Вот тут Кларисса добилась от него полного одобрения. Хитро придумано.
Ей всегда было странно вспоминать, что кто-то может не знать того, что знает она. Не только об электрике и протоколах сигнальной цепи. Еще о том, каково убивать человека, который был к тебе добр. Как это, когда люди, убийству которых ты посвятила жизнь, принимают тебя в семью. Вопреки доводам разума Кларисса отказывалась признавать свою жизнь исключительной. Предпочитала считать все свои дела обычными, поскольку она-то, в конце концов, с ними справилась?
Открылась дверь, появился бомбист с керамическим ящиком для инструментов. Джордао. Кивнул Клариссе, потом Наоми. Сутулый, с землистой кожей, он словно сошел с плаката «Остерегайтесь тайных террористов». «Случись отступать, парня придется за шкирку оттаскивать».
– Хой, – поздоровалась Кларисса.
– Хой, – ответил он. – Бист бьен?
– Пока все нормально, – сказала Наоми, – но мы без связи. Ты что-нибудь слышал?
– Неавторизованный старт, – бросил Джордао и, поставив чемоданчик у раковины, открыл его. – Нос а бю?
– Да, это из наших.