войск Тай Лю попал в облаву и, как тысячи других крестьян, был превращен в носильщика. Специальные погонщики гнали этих носильщиков по пыльным дорогам долин, по горным перевалам. Во время одного из последних переходов они были настигнуты частями Народно-освободительной армии и освобождены.
Тело Тай Лю, как и других носильщиков, было покрыто множеством ран. По приказу офицера Народно-освободительной армии его отправили в армейский госпиталь, где он впервые в жизни познакомился с кроватью, простыней и ел досыта.
Во время отдыха проводили с кули беседы выздоравливающие раненые политработники.
И здесь Тай Лю впервые узнал, за что борется Народно-освободительная армия, кто такие коммунисты, что они хотят сделать для того, чтобы китайский народ стал счастливым.
Услышав обо всем этом, Тай Лю убежал из госпиталя, считая, что он недостоин пользоваться тем, против чего он сражался в рядах чанкайшистской армии.
И снова он скитался по земле в поисках своего места на ней.
Однажды, когда Тай Лю лежал, выбившись из сил, на пустынной дороге, проходившая мимо артель землекопов подобрала его. Вместе с ними он добрался до реки Хуайхэ, где начиналась в то время народная стройка.
Здесь впервые он узнал, что существуют уважение к человеку труда и законы, оберегающие его достоинство, и что на охране этих законов стоят прежде всего коммунисты. Каждый коммунист считает для себя высшим долгом помочь простому человеку, с какой бы трудной просьбой тот к нему ни обратился.
Тай Лю окреп и много зарабатывал, берясь за самую тяжелую работу. Он завел себе сундук, в котором лежал хлопчатобумажный костюм, три полотенца и отрез на женский халат, так как Тай Лю стал думать, что если он и дальше так будет зарабатывать, то у него хватит денег для приобретения приданого той девушке, которая согласилась бы стать его женой.
Но вдруг на стройке он опознал в старосте артели плотников офицера Тянь Хуа, который подставлял жаровню под голову Ин Чао в тюрьме. Тянь Хуа тоже узнал Тай Лю. Вызвав Тай Лю в такое место, где их никто не мог услышать, Тянь Хуа сказал: «Если ты попробуешь меня выдать, то вспомни, что ты сам участвовал в расстреле коммунистов. Да и кто поверит тебе, нищему кули? У меня же всегда найдутся почтенные свидетели, которые охотно подтвердят все то, что будет угодно мне. И если тебя после этого не казнят власти, никто не удивится, если тебя найдут удавленным. Это сделают мои друзья, но они скажут, что это сделали с тобой коммунисты, потому что всем понятно, что ты враг».
И Тай Лю решил молчать. Каждый раз, когда в бараке беседчики рассказывали о новой жизни китайского народа, Тай Лю чувствовал на себе насмешливый, жгучий взгляд Тянь Хуа. Хотя все его существо было переполнено восхищением от рассказа докладчика, присутствие Тянь Хуа говорило ему, что он не может пользоваться благами и счастьем, что он виноват перед всеми людьми, которые боролись за эту жизнь.
Тай Лю решил покончить со своими муками и одновременно наказать Тянь Хуа.
Однажды в воскресенье, когда все землекопы и плотники были в бараке, ожидая выступления артистов, прибывших из Пекина, Тай Лю подошел к столу и постучал большой поварешкой о чугунный чайник, как это делали беседчики, призывая к тишине. Когда тишина наступила, он рассказал о своей жизни и о преступлениях перед народом.
Он кончил говорить, но все молчали, и эта тишина была невыносимой. И Тай Лю, ужасаясь этой тишины, считая, что все думают только о том, какой мучительной казни его предать, робким шепотом сказал, стараясь улыбаться как можно более заискивающе: «Может, почтенные люди учтут, что я сам признался в своей вине?»
Но снова никто ему не ответил, и Тай Лю чувствовал, как на спине его от ужаса деревенеет кожа.
Первым нарушил тишину парторг барака Лян. Он спросил очень тихо, но Тай Лю казалось, что он кричит: «Почему ты все это решил рассказать нам, Тай Лю?» – «Я сделал это для того, – произнес холодеющими губами Тай Лю, – чтобы вы убедились, что я не боюсь говорить правду и могу говорить правду». – «Да, ты умеешь говорить правду», – согласился парторг Лян.
Тогда Тай Лю сказал: «Если вы поверили, что я могу говорить правду, не боясь наказания, тогда знайте, что старшина плотников Тянь Хуа – гоминдановский офицер и он подставлял жаровню к голове коммуниста Ин Чао, когда его пытали и в казни которого я принимал участие. Хотя свою пулю я и послал мимо, кровь этого человека горит в моем сердце».
Четыре вечера обсуждали жизнь Тай Лю строители. Тай Лю слушал и удивлялся их терпению. Ведь все было так просто и понятно.
Их решение удивило Тай Лю. До приезда суда коллектив постановил воспитывать его, прикрепив двух молодых коммунистов.
Каждый вечер они беседовали с Тай Лю, читали газеты, показывали картинки в журналах. Тай Лю считал, что они придумали для него тяжелую пытку – дразнить жизнью. Чтобы избежать этих бесед, он стал работать две смены подряд. Но прикрепленные люди не оставили его в покое. Скоро его имя было написано красными иероглифами на деревянных щитах, и ему присвоили звание «Отличник труда».
Тай Лю много работал, но только для того, чтобы ему в уши не лезли слова о хорошей жизни. Эти слова и мысли делали лишь еще более трудным его переход через реку, текущую между этим и тем миром.
Он ждал все время приезда настоящих судей, без которых по новому порядку нельзя казнить даже самого закоренелого преступника. Когда суд приехал на стройку, Тай Лю склонил на грудь голову, как приличествует преступнику, и пошел в барак, где уже сидел под стражей Тянь Хуа. Но стража не пускала его садиться на корточки рядом с Тянь Хуа. Он обиделся, стал кричать судьям, что все преступники равны перед законом. Но его вывели из барака, где происходил суд, и велели ждать на улице, пока не позовут. Он стоял один возле барака, и его трясло от обиды, и он думал о том, что даже в новом суде предпочтение отдают офицеру, а простой человек как раньше был собакой, так и теперь остается собакой. Так думал Тай Лю.
Когда его вызвали в суд, он был так взволнован, что ничего не понимал из тех вопросов, которые ему задавали. Встав на колени и отвешивая бесчисленные поклоны, он говорил, что готов к смерти. Но прикрепленные воспитатели, взяв его под руки, заставили сидеть перед судьями на скамье. И, сидя на