год. Вешать на себя такое ярмо неосмотрительно.
– Вешать на себя ярмо в виде выбранного Фаиной Алексеевной мужа куда неосмотрительней, – заметила я. – Да еще столь скоропалительно. Так как, могу я пойти в армию без разрешения главы клана?
– Можете, – неохотно подтвердил Владимир Викентьевич, но не успела я воодушевиться, как он добавил: – При наличии документа о среднем образовании. А Фаина Алексеевна намерена решить вопрос с вами раньше. Она не собирается выпускать вас из виду. Мне еле удалось уговорить оставить вас здесь, и то под предлогом целительского присмотра, необходимого при нестабильности магии. Но Фаина Алексеевна в любой момент может решить, что присмотр вам более не нужен, а излишняя свобода вредна.
Нет, я, конечно, помню, что даже если тебя проглотили, то все равно остается два выхода. Только почему непременно все нужно делать через задницу? Похоже, пора срочно пересматривать планы. Интересно, доложит ли об этом разговоре Владимир Викентьевич? Насколько он лоялен своей нанимательнице?
– Но пока вы тут живете, – неожиданно сказал Владимир Викентьевич, – имейте в виду, что в верхнем ящике моего письменного стола лежат деньги, которые вы можете использовать на собственное усмотрение. Ящик закрывается простым плетением, которое вам не составит труда снять.
– Спасибо, – чуть настороженно ответила я, – но у меня нет пока нужды в деньгах.
Предложение Владимира Викентьевича звучало заманчиво, но казалось ловушкой. Возможно, он предлагал от чистого сердца, но также возможно, что это всего лишь попытка найти еще один рычаг давления на меня. Обвинят в воровстве – и доказывай потом, что взяла с разрешения.
– Я не предлагаю брать прямо сейчас, а вот если возникнет необходимость… – Владимир Викентьевич вытащил часы-луковицу из кармана, взглянул и нахмурился. – Заговорились мы с вами, Елизавета Дмитриевна, этак мы и опоздать можем. Впрочем, я еще успеваю вас подвезти.
С предложением я согласилась, хотя и опасалась, что по дороге опять зайдет разговор о вещах, к которым непонятно как относиться. Но Владимир Викентьевич молчал, сидел нахохлившись, словно ему было холодно, и думал о чем-то своем. Очнулся он, только когда я с ним попрощалась, тогда он улыбнулся и пожелал хорошего дня.
Весь первый урок я пыталась найти выход из западни, в которую меня загоняли. Если бы удалось отделаться от артефакта, было бы куда проще. По здравом размышлении я пришла к выводу, что все-таки лучше всего его вернуть Львовым, но только так, чтобы те не узнали, откуда он вдруг опять возник в их сокровищнице. И как удачно, что Николай сейчас в дворцовой охране. Нет, я помню, как он возмутился, когда решил, что мы с Оленькой собираемся грабить банк. Но сейчас-то речь не о грабеже, напротив – я собираюсь вернуть владельцам утраченное, после чего резко стану неинтересна всем охотникам за артефактом. Уж для Волкова я точно потеряю половину привлекательности. Правда, артефакта у меня нет и неизвестно, появится ли. И вообще, пора выяснить, как он все-таки выглядит, может, я его уже несколько раз держала в руках и не знала, что это он.
– А сейчас фройляйн Рысьина нам скажет, где была допущена ошибка, – ворвался в мои размышления голос Грызельды.
И сказано это было настолько противным тоном, что не оставалось сомнений: она прекрасно видит, что я думаю не об уроке, и ждет малейшей оплошности, чтобы на это указать в дневнике и в журнале. Повезло, что ошибку надо было найти в написанном на доске, иначе пришлось бы что-нибудь жалко мямлить в свое оправдание. А так я радостно исправила «mit der Freund» на «mit dem Freund», заслужив одобрительный кивок, и постаралась больше не отвлекаться до конца урока. А то донесут Рысьиной, что мысли у меня вовсе не об учебе, и возможность маневрирования еще уменьшится.
А вот на перемене я могла думать и говорить о том, о чем считала нужным.
– Оля, какие самые известные ограбления были в нашей стране? – спросила я почти прямо.
– Ты все-таки решилась? – воодушевленно зашептала Оленька, явно вспомнив свою идею про совместное ограбление банка. Она завертела головой по сторонам – наверное, опасалась, что кто-то услышит и ограбит раньше нас. – Правильно, нужно сначала изучить чужой опыт. Выяснить выигрышные стратегии и на их основе разработать свою, беспроигрышную.
– Я ни на что не решилась, – прошипела я в ответ. – Просто стало интересно, насколько легко ограбить клановое хранилище Рысьиных.
Зашла я издалека, но понадеялась, что наводящими вопросами выведу подругу на царское хранилище с важными для страны артефактами.
– Вообще невозможно, – безапелляционно заявила подруга. – Я не знаю ни единого случая, когда что-то воровали из клановых хранилищ. А ты хочешь оттуда что-то взять? Папино наследство?
Ее глаза фанатично заблестели. Наверное, решила, что хранилище Рысьиных ничуть не хуже банковского, а даже лучше, поскольку, грабя его, мы фактически восстанавливаем справедливость по отношению ко мне.
– Нет, я хочу туда кое-что положить, – брякнула я, недоумевая, откуда у Оленьки взялись столь явно выраженные криминальные чаяния, – и размышляю, насколько это будет безопасно. Не сможет ли кто-нибудь посторонний туда пробраться и украсть.
– А-а-а, – разочарованно протянула подруга. – Там такие охранные системы, что могут конкурировать с царскими.
– С царскими? – радостно ухватила я подачу. – Думаешь, из царского хранилища ничего нельзя украсть?
– Ты что? – вытаращила на меня глаза Оленька. – Разумеется, нельзя.
– И ни разу ничего не пропадало? – продолжала допытываться я.
– Ни разу, – гордо ответила Оленька. – Пытаться-то пытались, но чтобы получилось – ни разу такого не было.
– То есть за все время существования династии у Львовых не пропадало ничего ценного? – скептически уточнила я. – Быть того не может.
– Мне не веришь – спроси хоть у кого. – Оленька порыскала глазами по классу и предложила: – Например, у Анны или у Тамары.
Я продолжала разыгрывать недоверие, поэтому подруга обиженно фыркнула и сама потащила меня уточнять. Но ни Строгова, ни Яцкевич не помнили о пропаже вообще чего-нибудь у Львовых, не говоря уж о чем-то общеизвестном и весьма ценном. Создавалось впечатление, что у правящей династии без их ведома не исчезнет даже пыль с письменного стола. Поддерживать дальше эту тему не было необходимости, более того – было опасно, и я перевела разговор на близящийся бал у Рысьиных, который необычайно воодушевил моих одноклассниц. Пришлось пообещать, что я непременно попытаюсь выпросить для них пригласительные. В конце концов, если уж бал в мою честь, могу я на него лично пригласить трех подруг или нет?
Но сомнения мои никуда не делись, поэтому после занятий я потащилась в библиотеку, где засела за подшивки «Ведомостей» прошлых лет в надежде, что если что-то было, то