Впереди и сверху раздавались крики, топот калиг и ворчание людей, торопящихся сквозь ночь с тяжелой ношей. Катон обогнул скалу и увидел в пятнадцати метрах впереди черную пасть входа в ущелье. Звуки людей, прокладывающих себе путь через тесное пространство, эхом отражались от скал над головой и усиливали грохот, раздававшийся всего за мгновение до этого. Затем раздался новый звук: слабый стук падающей гальки и треск камня, отскочившего от скалы и ударившегося о дно ущелья с глубоким, отдающимся эхом рокотом. Затем последовали еще камни, и на этот раз Катон услышал треск дерева и крик боли, который прервался, когда офицер приказал пострадавшему закрыть рот.
Отряд поджигателей, шедший впереди Катона, остановился от звуков, и ему пришлось быстро остановить людей из шестой центурии, прежде чем двинуться вперед.
— Зачем вы остановились? — огрызнулся он. — Двигайтесь! Продолжайте идти вперед. Двигайтесь, Харон бы вас забрал!
В темноте встревоженные солдаты могли анонимно бросить ему вызов, и никто не подчинился его приказу. Катон схватил за руку бойца, стоявшего ближе всех ко входу в ущелье, и сильно толкнул его в сторону, прежде чем перейти к следующему. — Следуйте за мной, ублюдки!
Теперь, когда первые двое снова двинулись в путь, остальные последовали за ними, а Катон встал во главе группы и повел их вперед. Когда они вошли в ущелье, стало почти совсем темно, в ушах стоял шум падающих камней, крики ужаса и боли, грохот защитных рам принимавших на себя удары камней поменьше, бьющихся и отлетающих от скал по обеим сторонам.
В тридцати шагах от ущелья он наткнулся на спину ауксиллария, и оба они споткнулись, пытаясь удержать равновесие. Когда Катон пришел в себя, он схватил бойца и толкнул его дальше. — Не останавливайся!
— Нет! — ответил испуганный голос. — Они убивают нас. Отступайте!
Катон зарычал.
— Иди вперед, или, клянусь, я прирежу тебя там, где ты стоишь. Не останавливайся. В этом ущелье останутся только два типа солдат. Те, кто умер, и те, кто собирается умереть. Если хочешь жить, давай двигайся вперед!
Его руки снова соприкоснулись с человеком впереди него, и он решительно повел его к дальнему концу ущелья, откуда он мог различить голос Плацина, когда центурион ободряюще ревел из передней части колонны.
На голову и плечи Катона обрушился дождь из камешков и гравия, он выкрикнул предупреждение и бросился в сторону ущелья. Через мгновение камень врезался в землю рядом с ним. Он продолжал двигаться по ущелью, держась левой рукой за скалу, чтобы не потерять ориентацию. Вниз посыпались новые камни, и ужас от того, что он не мог их видеть, дополнил кошмар, разыгрывавшийся в ущелье.
— Дорогу! — раздался голос на небольшом расстоянии впереди. — Раненых выводят!
— Отойдите в сторону, — приказал Катон, и ауксиларии прижались к скале, пока горстка людей, некоторым из которых помогали раненые товарищи, пробиралась мимо. Пока он ждал, пока последний из них пройдет мимо, Катон пытался вспомнить, насколько далеко простирается ущелье. Но он не мог оценить свое месторасположение во тьме ночи.
Раненые направились в тыл, и он двинулся дальше, едва не споткнувшись о труп, опустив руку, чтобы удержаться на ногах. Его пальцы погрузились в теплую массу окровавленной плоти, и он с отвращением отпрянул. Он наткнулся на остатки одной из защитных рам, разбитой прямым ударом, и, пробираясь через разрушенное осадное снаряжение и брошенные связки хвороста, переступил через еще одно тело. Опасность быть зажатым в ущелье стала очевидной для людей впереди него, и ауксилларии не стали больше сбиваться в кучу, отчаянно пытаясь выбраться из ущелья.
Когда на небольшом расстоянии впереди он заметил красный проблеск, ограниченный двумя возвышающимися массами черного цвета, он понял, что конец ущелья уже виден.
— Почти пришли, парни! Еще немного. Продолжаем двигаться.
Когда он приблизился к концу ущелья, то увидел небольшой участок открытой земли перед стеной и воротами разбойников. Плацин не терял времени даром, и костры освещали местность и скалы над ней, когда пламя сжигало туго связанные пучки связок, наваленные у ворот и подножия стены. Его люди были заняты тем, что разжигали свежие костры, а их товарищи, как могли, укрывали их деревянными рамами. Защитники, стоявшие вдоль стены, были хорошо видны в ярком красном свете: они бросали мелкие камни, пускали стрелы и стреляли из пращей в нападавших. Они уже поразили несколько ауксиллариев, и их тела, мертвые, неподвижные, или же корчащиеся от ранений, были разбросаны вдоль пути к воротам, по которому шли Плацин и его люди.
Центурион стоял на открытом месте, направляя усилия своих людей, которые, высунувшись из-за защитных рам, направленных в сторону врага, бросали хворост в растущее пламя. Пламя разгоралось все сильнее, и защитники начали отходить от стены, так что остались только те, кто находился в двух башнях и над воротами, но даже они не смогли бы долго выносить палящий жар. На скалах над ущельем все еще оставалась опасность со стороны тех, кто продолжал бросать камни и скатывать тяжелые валуны на нападавших.
Катон подобрал щит, лежавший рядом с телом вспомогательного пехотинца, чья голова была размозжена, когда он почти выбрался из ущелья. Крепко ухватившись за выступ, он оттолкнулся и бегом направился вперед, чтобы присоединиться к Плацину.
— Хорошая работа, центурион!
— Префект? Что вы здесь делаете? Вы должны быть в резерве.
— Полегче. Я не собираюсь забирать себе твою славу. Это твое сражение.
— Справедливо. — Плацин кивнул и жестом указал на ворота. — Они здорово будут полыхать, когда огонь перекинется на эти бревна.
Катон рассматривал пламя, полыхавшее по всей длине стены. Каменная кладка не пострадала от огня, но жар не позволит врагу занять парапет. В то же время не было никакой возможности использовать штурмовые лестницы.
— Как только израсходуешь последние связки, бросайте лестницы и рамы в пламя и выводи своих людей отсюда.
— Да, господин.
Катон помнил о необходимости позаботиться о том, чтобы вместе с Аполлонием и пастухом взобраться по козьей тропе, как только станет достаточно светло, чтобы ознакомиться с обходным путем по хребту. Он похлопал Плацина по плечу. — Резервы не нужны. Я поведу их обратно к нашим укреплениям, и увидимся уже в лагере.
Когда центурион уже было поднял руку для салюта, его голова вдруг запрокинулась назад, руки ослабли, и он рухнул на землю навзничь. Катон тут же присел, подняв щит, чтобы защитить Плацина и себя. В свете пламени он увидел зияющую рану в том месте, где камень, пущенный пращником, пробил лоб центуриона над переносицей. Из раны сочилась кровь, а Плацин начал сильно дергаться. Катон ухватился за кожаный ремень на верхней