Читать интересную книгу Том 10. Дживс и Вустер - Пэлем Вудхауз

— Сэр?

— Чтобы произвести де-котизацию моего жилища и вернуть этого представителя семейства кошачьих в строй.

Его честные голубые глаза затуманились — как всегда, наверное, при денежных переговорах, но не при пении в церковном хоре. Ребята из клуба «Трутни» мне рассказывали, что нечто похожее происходило с глазами Уфи Проссера, клубного миллионера, когда кто-нибудь пробовал стрельнуть у него мелочь, чтобы перебиться до следующей среды.

— Сколько я хочу, сэр?

— Да, назовите мне сумму. Мы не будем торговаться. Он сжал губы, а затем, разжав их, произнес:

— Сожалею, но при всем желании не смогу сделать это за небольшое вознаграждение. Понимаете, вдруг пропажу уже обнаружили, поднимется шум, гам, все в доме мистера Кука будут начеку. Я окажусь в положении шпиона, который во время войны пытается перейти линию фронта с секретными донесениями, когда все только его и ищут. Думаю, это обойдется вам в двадцать фунтов.

У меня отлегло от сердца. Я ожидал, что сумма будет значительно больше. Похоже, он понял, что прогадал, и тут же Добавил:

— Точнее, в тридцать.

— Тридцать!

— Тридцать, сэр.

— Давайте торговаться, — сказал я.

Когда я предложил двадцать пять, что смотрелось гораздо лучше, чем тридцать, он лишь сокрушенно покачал седеющей головой, и мы продолжили торг. Однако стоять на своем у него получалось лучше, чем у меня, в итоге мы сошлись на тридцати пяти.

Определенно, с торгами мне сегодня не повезло.

13

Когда я получил в школе награду за знание Библии, среди прочих заданных мне вопросов был и такой: «Что вы знаете о глухом аспиде?». Знакомство с текстом Священного Писания позволило мне правильно ответить, что этот аспид заткнул свои уши, дабы не слышать заклинателя, как бы искусно тот его ни заклинал.[119] Поторговавшись с Гербертом Грэхемом, я на себе испытал, что чувствовал этот заклинатель. Если бы мы с ним могли обменяться впечатлениями, то наверняка пришли бы к единому мнению: чем меньше будет в мире аспидов, тем более светлое будущее нас ожидает.

Никто не смог бы заклинать искуснее, чем я, когда старался убедить Герберта Грэхема снизить цену, и никто не заткнул бы себе уши крепче, чем этот аспид в человеческом обличье. Вот говорят, мол, кто-то там не хочет пройти нам навстречу половину пути, а он не сдвинулся ни на дюйм в направлении мирного урегулирования. Тридцать пять фунтов. Просто чудовищная сумма. Вот что значит оказаться в затруднительном положении, когда у оппонента все карты на руках.

Вести торг — дело крайне утомительное, и, проводив Грэхема с кошкой в обратный путь, обессиленный Бертрам Вустер раскрыл книгу и пробежал глазами первые страницы романа «По царскому велению». Этого вполне хватило, чтобы я пожалел, что не выбрал «Тайну извозчика». В этот момент затрещал телефон.

Как и следовало ожидать, звонила тетя Далия. Разумеется, я отдавал себе отчет, что раньше или позже, но объяснения с престарелой родственницей не избежать, мне хотелось лишь немного оттянуть время, чтобы собраться с силами. В моем нынешнем измочаленном состоянии я был не способен общаться с тетками. Вряд ли кто останется на пике своей спортивной формы после того, как обручился с девушкой, от которой его просто тошнит, заплатил кровопийце тридцать пять фунтов и в придачу выложил два пенса в библиотеке за дрянную книжонку.

А старая родоначальница, наоборот, не подозревая, что ее ждет сокрушительный удар, который потрясет ее душу до самого корсета, была весьма беззаботна.

— Привет, олух, — сказала она. — Что новенького на Риальто?

— Что-что, где-где? — не понял я юмора.

— Я о кошке. Он ее принес?

— Да.

— И ты прижал ее к груди?

Я понял, что отступать некуда. Как ни страшно было признаваться, но ничего другого не оставалось. Я набрал полную грудь воздуха. Утешением, хотя и слабым, могла служить только мысль, что тетя Далия находится на другом конце провода, на расстоянии в полторы мили. Когда тетки поблизости, ждать от них можно чего угодно. За гораздо более невинную детскую шалость эта самая тетя некогда влепила мне звонкую оплеуху.

— Нет, — произнес я. — Ее здесь больше нет.

— Нет? Как это нет?

— Билли Грэхем отнес ее назад.

— Назад??

— В Эгсфорд-Корт. Я ему велел.

— Ты велел?

— Да. Видите ли…

На этой фразе мое участие в разговоре закончилось. Предчувствия меня не обманули, тетя Далия взвилась мгновенно. И произнесла следующий монолог:

— Черт побери! Всемогущие боги! Ангелы и архангелы, спасите нас! Тебе принесли кошку, а ты, недолго думая, выставляешь ее за дверь, хотя знаешь, чем это для меня чревато. Предать свою партию! Бросить меня в трудный час! Свести меня, с моими сединами, в могилу! И это после всего, что я Для тебя сделала, жалкий, неблагодарный червяк. Помнишь, я рассказывала тебе, что когда ты еще лежал в пеленках младенцем и сосунком, похожим, между прочим, на недоваренное яйцо-пашот, ты чуть не проглотил соску, и если бы я не подоспела вовремя и не выхватила ее у тебя, ты бы задохнулся. Имей в виду, если ты теперь подавишься соской, я и пальцем не пошевелю. А помнишь, как ты болел корью, и я, не жалея своего драгоценного времени, часами играла с тобой в блошки и безропотно поддавалась?

Тут с ней можно было бы поспорить. Я одерживал победы исключительно благодаря своему искусству. Последнее время мне не часто случается играть в блошки, но в детстве я был довольно сильным игроком. Однако я счел за благо промолчать, потому что тетя говорила не умолкая, и лучше было не прерывать поток ее красноречия.

— Помнишь, когда ты учился в школе, я посылала тебе дорогие посылки с едой, потому что ты уверял, будто умираешь с голода? Помнишь, когда ты учился в Оксфорде…

— Довольно, престарелая родственница! — воскликнул я, глубоко взволнованный воспоминаниями о юности Вустера. — Вы разрываете мне сердце.

— Нет сердца у тебя. Иначе бы ты не выгнал бедную беззащитную кошку на мороз. Я просила тебя всего лишь приютить ее в свободной комнате на несколько дней и тем самым укрепить мое финансовое положение, но ты не захотел оказать мне эту ничтожную услугу, которая тебе ничего бы не стоила, разве что фунт-другой на молоко и рыбу. Что, спрашиваю я себя, случилось с моим старомодным племянником, для которого желания тетки были законом? Похоже, теперь таких не бывает.

Наконец-то природа взяла свое. Тете Далии пришлось сделать паузу, чтобы перевести дух, и я смог вставить слово.

— Старая моя сродница, — начал я, — вы находитесь в плену… как, как это говорится?

— Что, как?

— Как называется то, в плену чего бывают люди? Это слово вертится у меня на языке. Оно начинается на «пре». Вспомнил, в плену превратных представлений. Так говорит Дживс. Вы совершенно однобоко судите о моем обращении с упомянутой кошкой. Правда, я не одобрял вашего намерения похитить ее, потому что считал, что подобный поступок ляжет темным пятном на честном имени Вустеров, и тем не менее готов был предоставить ей и стол, и кров, хотя и против своей воли, если бы не Планк.

— Планк?

— Майор Планк, путешественник.

— Он тут при чем?

— При всем. Вы, верно, слышали о майоре Планке?

— Нет, не слышала.

— Он из тех парней, которые с туземцами, носильщиками и разным снаряжением путешествуют по дальним странам. Как звали кого-то там такого, кто встретил в Африке еще кого-то и подумал, что это доктор, — как бишь его?[120] Вот и Планк занимается, вернее, занимался тем же.

В трубке послышалось фырканье, от которого едва не загорелся провод.

— Берти, — проговорила моя кровная родственница, приняв на борт достаточный запас воздуха, — меня сдерживает только то, что я нахожусь на другом конце телефонной линии, но если бы ты был в пределах досягаемости, я бы закатила тебе оплеуху, которую ты запомнил бы надолго. Объясни мне вразумительно, о чем ты, как тебе кажется, ведешь речь?

— Я веду речь о Планке и пытаюсь растолковать вам, что, хотя Планк и путешественник, но в настоящее время он не путешествует, а живет у Кука в Эгсфорд-Корте.

— Ну и что?

— А вот и то. Он пожаловал ко мне сразу же, как только Билли Грэхем принес кошку. Они с Дживсом находились на кухне, принимали напитки. И когда Планк тут сидел, она мяукнула, и, разумеется, Планк услышал. Надеюсь, вы понимаете, что это означает. Планк идет к Куку, говорит ему, что слышал, как в доме у Вустера мяукала кошка. Кук, и без того подозревающий меня после нашей злополучной встречи, идет сюда, как волк в овчарню, полки его сверкают багрецом и златом.[121] Я сказал Планку, что это Дживс упражняется в искусстве звукоподражания, и Планк этому вполне поверил, потому что путешественники — простофили и верят всему, что им говорят, но пройдет ли этот номер с Куком? Нечего и думать. Мне оставалось одно — попросить Билли Грэхема отнести кошку назад.