улицу, являлся как бы цокольным, и комнат на нем не было вовсе. Здесь вообще не имелось никаких дверей, только голые стены, выкрашенные коричневой краской и уже позже разрисованные на самый разнообразный манер народными умельцами — талантливыми, и не очень.
Майский свернул налево, а дойдя до конца коридора, стал подниматься вверх по лестнице. Лестница была узкая, мрачная и темная, но основная ее опасность заключалась даже не в отсутствии освещения, а в том, что на ней периодически попадались ступеньки разной высоты. От этого подъем требовал определенной сноровки и Майский шел сейчас не торопясь, выверяя каждый свой шаг и все время стараясь контролировать рукой наличие стены справа от себя, чтобы в случае чего хотя бы знать куда падать. По пути он встретился с несколькими опускающимися вниз людьми — компанией из четырех мужчин лет от тридцати до сорока; они были уже заметно пьяные и громко оживленно о чем-то беседовали, то и дело перебивая друг друга. Заметя приближение подвыпившей компании, Майский остановился и, не желая мешать, вжался вплотную к стене, освободив проход почти полностью, но, несмотря на все его старания, а может именно поэтому, каждый из мужчин проходя мимо по очереди сильно толкнул его плечом.
Поднявшись на четвертый этажа, Майский вышел в коридор, который был такой же длиннющий, как и внизу, и уходил прямым тоннелем насквозь до противоположного конца здания. На всем протяжении его освещало пара лампочек, отчего он почти полностью был погружен во мрак. Здесь, правда, имелось еще и окно, которое находилось справа от Майского у самого выхода на лестницу, но оно было залеплено таким слоем грязи, что совершенно не способно было пропускать уличный свет. Возле окна сейчас кто-то стоял и Майский, выйдя с лестницы и очутившись в непосредственной близости от этого человека, машинально повернулся и посмотрел в его сторону. Это оказался высоченный в два метра ростом мужчина с оголенным волосатым торсом, куривший и распространявший вокруг себя густой табачный дым, который никуда не девался, а так и оставался висеть у входа в коридор сплошной завесой. Мужчина тоже смотрел на Майского; выражение его лица было хмурым и недовольным, а в пристальном взгляде читался вопрос: «Ну и что ты на меня вылупился?». От вида этого здоровяка Майскому стало не по себе — он развернулся и поспешил вглубь коридора.
С обеих сторон через каждые пять шагов шли двери в комнаты, расположенные аккуратно одна напротив другой. Основная их масса была выкрашена в тот же коричневый цвет, что и коридорные стены и покрыта грязью и копотью, но некоторые выглядели вполне прилично, выделяясь чистотой и свежей покраской. Кое-где у дверей были расстелены коврики, а возле одной из них на подставке был даже выставлен какой-то фикус, своей хиреющей зеленью несколько отвлекающий внимание от вконец обшарпанных стен и общего уныния.
Пройдя всего несколько шагов, Майский почувствовал набегающее на него чувство тошноты. Почти из каждой двери в коридор отчетливо доносились запахи приготовляемого ужина и Майский, который с самого обеда ничего не ел, особенно остро ощущал сейчас их. Сами по себе они, наверное, были бы вполне даже и сносны, но встречаясь в коридоре по пять-шесть зараз, да еще и вперемешку с витавшим здесь табачным дымом, образовывали жуткую смесь, которую ни один человек не смог бы нормально переносить. Скрепившись и пройдя еще чуть-чуть, Майский остановился возле одной из самых обшарпанных дверей и постучал в нее.
Через секунду дверь открылась, и Майский увидел перед собой Павла Федоровича. Он был в синем, сплошь покрытом катышками трико, резиновых тапочках на босу ногу и белой майке, наподобие тех, что одевали раньше в холодную погоду под рубашку. Майка была глубоко заправлена в трико и оголяла почти всю его лысую без единого волоска грудь, на которой красовался массивный цельный, грамм в двадцать, серебряный крест, изображающий распятье и подвешенный на толстой, сложенной в четыре раза зеленой нитке.
— Вот это да! Максимка! Заходи скорей! — радостно воскликнул Павел Федорович, как только увидел, кто к нему пришел.
— Здравствуй, — поздоровался в ответ Майский, входя в комнату.
— Раздевайся давай! Проходи! — засуетился Павел Федорович, подхватывая только-только снятую Майским куртку и вешая ее в шкаф. — Ты голодный?! Я как раз кушать сел. Сейчас вместе и поужинаем!
— Я бы не отказался, — ответил Майский. Он разулся и прошел к столу.
Помещение, в котором жил Павел Федорович, представляло собой маленькую прямоугольную комнату, разделенную на две части тонкой стенкой. Заходя внутрь, гости попадали в первое ее отделение. Сразу слева от двери здесь находился шкаф под одежду и обувь, справа же располагался холодильник, тумбочка с небольшой плитой на ней, стол и несколько табуреток. Вся эта мебель занимала большую часть пространства, и помимо них тут уже ничего нельзя было бы вместить. В этой комнатушке не было окон, и естественный свет проникал сюда исключительно через проем, расположенный в тонкой стенке прямо напротив входной двери и соединяющий ее со вторым отделением. Вторая комнатка была только чуть больше первой: в ней стояла кровать, телевизор на тумбочке и комод. Но кроме этого здесь имелось также и единственное окно, прикрытое полупрозрачным некогда белым, а нынче совершенно посеревшим тюлем. Окно делало это отделение намного более уютным, чему также способствовали и более светлые обои. В общем же отделка тут была самой, что ни на есть убогой. Обои были старыми, все в грязи, и если в комнатушке с окном смотрелись еще более-менее сносно, то в кухонно-коридорном отделении пришли в совершенную негодность: они повсеместно отходили от стен, повисая целыми полосами, в районе стола были насквозь протерты, а над тумбочкой с плитой покрыты еще и толстым слоем жира. Потолок под стать обоям не белился уже, наверное, несколько десятилетий и с него предупредительно свисали приличных размеров куски известки, а деревянный дощатый пол не был застелен вообще ничем и лишь только покрашен, зияя широченными щелями, уводившими взгляд посмотревшего в них в какую-то темную бездонную неизвестность.
Вся мебель в комнате, равно как и холодильник с плитой, были ужасно старыми, произведенными еще в Советском Союзе. На холодильнике лежало две небольших книжки в мягком переплете, стоял электрический чайник и приготовленная для мытья посуда: кастрюля, несколько тарелок и кружек. Во многих местах на стенах, шкафах и даже входной двери висели разноцветные открытки, изображающие всевозможных животных. В прежние посещения Майского этих открыток здесь не было и он, окинув взглядом некоторые из них, успел заметить изображения рыбы, дракона, черепахи, тигра и даже какого-то