Читать интересную книгу Большой шухер - Леонид Влодавец

После этого она взяла сумочку, в которую положила газовые баллончики с парализантом и перцовой вытяжкой, толстое шило, моток капронового шнура, фонарик и… огромный фаллоимитатор, который употребляют лесбиянки (тоже память о Германии). Приложилась к бутылке виски, глотнув из горла граммов сто, не меньше, для куража и храбрости, достала ключ от бомбоубежища и сбежала вниз. Там никого не было — был уже третий час ночи. Тихо открыв бомбоубежище, она включила фонарик и спустилась в подземелье. В «классе» бомбоубежища она ненадолго задержалась, чтобы прихватить с собой сверток, в котором лежали финка, трехгранный стилет и огромный охотничий нож. Она нашла этот сверток во время одной из ночных прогулок по туннелю. Должно быть, какие-то бандиты припрятали, причем не очень давно, потому что холодное оружие почти не заржавело.

Эля пробежала бегом по туннелю, очень хорошо ей знакомому, и успела добраться к аварийному выходу даже раньше, чем туда дошли неспешным шагом Ростик с сопровождающими его девицами, успела даже разжечь костерок на старом кострище. Встретила гостей на полянке, при красноватом свете костра, с похабной улыбкой на устах и в своем садистском костюмчике, который вызвал восторг у Ростика. Наверх она вышла с пустыми руками, только запрятала под кожаную распашонку капроновый шнур и баллончик с сильнодействующим парализантом. Элька знала: этот мощный газ любого здоровяка, трезвого или пьяного, валит минут на двадцать, отчего, наверно, в России такими баллончиками запретили пользоваться.

Именно из этого баллончика она и брызнула прямо в улыбающуюся морду Ростика, правда, заодно угостив и девчонок. Когда все трое свалились, Элька крепко связала шнуром сперва запястья, а потом и лодыжки Воинова, затащила его в подземелье и привязала за руки к металлической трубе, через которую проходил кабель. После этого она взяла финку и стала распарывать на Ростике одежду и срывать с него. Когда Воинов очухался, на нем был лишь небольшой обрывок от плавок. Остальное Элька свалила в кучу и подожгла зажигалкой.

Сперва Ростик, даже придя в себя, еще не очень понял, что ему предстоит, и испугался, только когда увидел, как горит его одежда. Он стал орать и ругаться, дергаться, но разорвать капроновый шнур не смог. А Элька, надев на фаллоимитатор презерватив, чтобы легче вошел, вонзила его Ростику в задницу. При этом она испытала жуткое противоестественное удовольствие и затем минут пять насиловала визжащего от стыда и бессильной злобы мужика, бормоча что-то бессвязное и отвратительное. Ростик изрыгал проклятия, еще не понимая, что это лишь прелюдия к настоящим мукам. Швырнув имитатор в костер, Элька положила на огонь шило. Пока шило накалялось, она взяла стилет и финку и стала наносить ему удары… один за одним, с каждым вскриком жертвы все больше зверея. Ростик уже не ругался, он плакал и умолял о пощаде — почти так же жалобно и безнадежно, как когда-то Элька, насилуемая им и остальными подонками. Он обещал ей отдать чемодан с полумиллионом долларов, оставшийся в гостинице. Он кричал, что у него в кармане лежат ключи от банковских сейфов в Швейцарии, где хранятся миллиарды баксов. Истекая кровью, стонал еще что-то. Может, говорил что-то и насчет кубика в коробке от французских духов, и насчет той коробки, которую позже нашел в пластиковом пакете Гребешок, — она ничего толком не слышала и не хотела слушать. Ей хотелось только слушать его стоны и вопли, сознавать, что ему больно, что ему сейчас хуже, чем когда-то было ей, и наслаждаться этой безумной местью…

После одного из ударов Ростик перестал кричать и обмяк. Она подумала, что он умер, перерезала веревку, которой привязывала его к трубе, и Ростик упал в лужу крови, уже натекшую на цементный пол туннеля. От этого падения он вновь пришел в себя и пошевелился. Тогда Элька всадила ему в живот охотничий нож и вспорола от паха до ребер. Потом откромсала мужские части…

После этого она, наконец, остыла и пришла в ужас. Выбежала из подземелья в парк, на полянку. Девчонок не было, они давно ушли, потому что думали, будто Ростик с Элькой отправились заниматься любовью в туннель, и хотя слышали глухие и неясные стоны, долетавшие из подземелья, подумали, что это от страсти.

Было уже три часа утра, в парке заметно посветлело. Элька, обезумев от страха, решила утопиться. Она бегом добежала до реки, плюхнулась в холодную воду. Утонуть, конечно, не сумела, но зато немного успокоилась и смыла кровь с тела и с кожаной одежды. Вылезла на берег и отправилась обратно. Казалось бы, идти туда, где лежит труп, не было никакой надобности. Там, в туннеле, он мог бы пролежать не один день, прежде чем на него кто-нибудь наткнется. Причем ни бомжи, ни шпана, лазившие по береговским катакомбам, не стали бы бежать в милицию. А крысы, возможно, не отказались бы полакомиться свежатинкой, и проблема утилизации решилась бы сама собой. Но Эльке вдруг захотелось, чтоб о страшной смерти Ростика узнали все. И еще она вспомнила о ключах «от швейцарского банка».

На поляне она нашла оброненный Ростиком пластиковый пакет. Принесла его в туннель, где еще чадил, дотлевая, костерок, вынула из пакета коробочку из-под французских духов. Но раскрывать не стала, просто положила в сумку, потому что в этот момент ей попался на глаза просторный лист полиэтиленовой пленки. Осторожно, чтобы вновь не испачкаться в крови, она втянула труп Ростика на пленку, завернула, даже перевязала шнуром, чтобы не выскальзывал, и поволокла к выходу из бомбоубежища. Пока шла, остатки крови стекли с пленки на пол, оставив лужицы и капли, но к тому моменту, когда она добралась до выхода во двор, капель уже не было.

Сначала она хотела бросить труп прямо посреди двора и заорать во всю глотку: «Это я его убила! Я отомстила ему!» С этой мыслью она, собственно, и тащила мертвеца несколько сот метров по туннелю. Но когда оказалась во дворе, безумство ослабело. Она вдруг подумала об Олежке, о том, кто будет о нем заботиться, если ее посадят. И отволокла тело в закуток между гаражами и, размотав полиэтилен, спихнула в крапиву. Потом, справедливо решив, что милиция приведет сюда собак, вспомнила о перцовом баллончике. Скатав полиэтилен в трубку, вновь вбежала в бомбоубежище. Снова пробежалась до места убийства, бросила пленку на угли и как раз в этот момент заметила, что неподалеку от кострища лежит связка двух ключиков и брелока в форме головы Мефистофеля…

Почему-то именно эта голова показалась ей чем-то страшным, дьявольским и нечистым. Она оторвала брелок и зашвырнула его подальше. Как он попал потом в мусорную кучу, где его откопали Гребешок и Луза, — неизвестно, может, крысы случайно закатили, а может, Элька случайно поддала его ногой, когда выбегала в парк. Почему она побежала в парк — и сейчас не могла понять. С чего вздумалось подойти к забору, ограждавшему двор, тоже понятия не имела, хотя вроде бы только что собиралась опрыскать перцовой вытяжкой промежуток между гаражами с внутренней стороны. Потом, правда, спохватилась и обрызгала с внешней. Потом ей показалось, будто кто-то увидел ее из окна дома, и Элька испугалась.

С перепугу опять побежала к аварийному выходу. Вновь забежала в туннель, завернула в старую газету орудия убийства: охотничий нож, финку, стилет и шило. Забрала сумочку, а пакет с картонной коробкой Ростика забыла. Оружие спрятала. Выскочила из дверей бомбоубежища, заперла дверь и вбежала в свой подъезд на десять минут раньше, чем владелец «ВАЗ-2106» собрался выйти к своему гаражу…

…Когда Элька закончила свой длинный и сбивчивый рассказ, Агафон только почесал в затылке.

— Значит, это ты все одна? И инструмент азерам ты подкинула? — спросил он. — И девчонки ни о чем не знали?

— Нет, — мотнула головой Элька, — потом кое-что узнали, но Ростик — это только мое дело.

— У Ларисы на курточке, — припомнил Агафон, — не хватает пуговки. Вот такой.

Он достал из внутреннего кармана пуговку, а также Элькину шпильку с длинным волосом.

— Ну, вообще-то мы туда часто ходили, — сказала Элька, — еще задолго до всего этого ужаса… Надо будет спросить, когда она ее потеряла.

— Какая теперь разница? Надо думать, как выкручиваться. Ростика не простят, это точно. Тем более при нем кубик с шайбочкой. Ключики и коробка, которую Ворон увез… Надо всерьез помозговать, что делать.

Дорога была длинная, времени хватало. Ехали, размышляли, придумывали… Агафон даже забыл про раненую руку. Вначале она напоминала о себе, а потом словно бы и не было сквозной дырки, запеклось. И тошноты не было, и температура не повышалась. Под конец даже рискнул снова за руль сесть. И ничего, крутил баранку нормально, хотя и недолго. Так вот и доехали с Божьей помощью. Мирно, в дружбе и согласии. А теперь дружной компанией собирались отметить приезд в окрестности первопрестольной.

— Ну и стол выходит! — восторженно произнес дядя Саня, приглядываясь к закуске и выпивке. — Хлеб свой, так хоть у попа стой!