Читать интересную книгу Последний бой Лаврентия Берии - Елена Прудникова

– Здесь какой-то телефон… Может быть, вам нужен…

– Ах да, правда, – засмеялся тот. – Я его записал на первом попавшемся клочке бумаги. Это одной барышни… А вы читайте, читайте, не обращайте внимания…

Георгий Максимилианович пытался читать, но буквы расплывались перед глазами. Он несколько минут посидел и протянул листки обратно.

– Так скоро? – удивился начальник райотдела.

– А зачем мне их читать? Я и так знаю, что там может быть. Спасибо за заботу, пойду писать заявление.

– А чем станете заниматься на пенсии? – полюбопытствовал москвич.

– Помидоры выращивать, – ответил Маленков.

Приезжий, прищурившись, смотрел на него. Он видел Маленкова только на трибуне. Тогда это был моложавый энергичный оратор, а сейчас перед ним стоял просто толстый человек в мешковатом костюме, весь какой-то осевший и оплывший. Полковник пригладил рукой жесткие черные волосы, опрокинул еще стопку и сказал, по-прежнему не отводя пристального недоброго взгляда:

– А вы бы меня в ресторанчик пригласили, что ли… А я поспособствую, чтобы пенсия получше… Если вам затруднительно, могу финансирование ужина взять на себя. Главное, чтобы приглашение исходило от вас…

– Да, разумеется, конечно, – заторопился Маленков. – Я с радостью… Расскажете о столице, как она там…

– У меня поезд вечером, так давайте в железнодорожном ресторане и посидим. В шесть часов. Годится?

Маленков кивнул и вышел. Он еще даже дверь не закрыл, а кагэбэшники уже говорили, не стесняясь.

– Прощупать его хотите? – поинтересовался начальник райотдела.

– Пощупаю немножко, – лениво ответил гость. – Не в этом дело. У меня есть маленькая слабость: люблю пить с большими людьми. С кем только не пил, а с бывшим Предсовмина еще не доводилось. Слушай, Тимофеич, не в службу, а в дружбу, распорядись, чтобы все по высшему разряду, а?

– Не вопрос! – засмеялся местный чин. – Все сделаем не хуже, чем в столице. Долго будешь вспоминать…

Ровно в шесть Маленков, все в тои же костюме, но при галстуке, переступил порог вокзального ресторана. Московский гость его уже ждал, коротая время за столиком с початой бутылкой и лучшими закусками, на которые смог расщедриться местный общепит.

– Вы как спиртное переносите? – поинтересовался москвич. – «Жучка» здесь, само собой, нет, но вон те ребята в углу за нами присматривают.

– Я хорошо пообедал, так что пить будем от души.

– Ну и ладно, – засмеялся тот. – Тогда приступим.

Час спустя, когда они опорожнили одну бутылку и ополовинили вторую, московский гость откинулся на стуле и, сохраняя на лице глуповатую ухмылку, заговорил:

– Вам велено передать, чтоб вы сидели тихо. Выйдете на пенсию – из города не проситесь, мемуаров не пишите, общественной работой не занимайтесь…

– Я же рехнусь так, – горько сказал Маленков.

– А вы книжки читайте. «Историю государства Российского» господина Соловьева, например. У вас тут в магазине, в отделе старой книги, лежит. Я купил вам в подарок, завтра ребята из органов принесут. Очень жизнеутверждающая книга.

– Это вы к чему?

– А к тому, что не вы первый, не вы последний. Бывало дело, и не в таких местах сидели, и не такие сроки. Миних, скажем – двадцать лет в Сибири оттрубил, и не спился, и не рехнулся. Детишек крестьянских, говорят, грамоте учил. Только вы не вздумайте к детишкам идти. Вы, кстати, ничего не забыли мне сказать? Сейчас самое время.

– Сказать? – Маленков задумался.

– Вы каких девочек больше любите – блондинок, брюнеток, секретарш, балерин?

– Официанток! – радостно выдохнул Георгий Максимилианович. – С круглой попкой. И ножки такие… капельками… Простите, товарищ… не знаю вашего имени-отчества.

– Ренат, – усмехнулся тот. – Можно без отчества. Не были вы нелегалом, Георгий Максимилианович…

– Не успел…

– Ну да ладно, это я так, для порядка. Для проверки, помните ли вы, что это за телефон. Теперь о деле, – полковник подлил коньяка и все с той же улыбочкой заговорил: – Потерпите еще несколько лет. Понимаю, трудно, но ничего не поделаешь. Пока Никита у власти, вам надо сидеть тихо-тихо. Еще год-два, и его скинут, надоел. Потом новая команда укрепится, там есть наши люди, возле самого верха, и мы вас отсюда вытащим. Но они должны поверить, что вы усталый, смирившийся со всем человек, ничего не хотите, кроме как вернуться в Москву, и никаких неположенных речей никогда вести не будете. Мы вам дадим знать, когда писать просьбу о возвращении. Со всем остальным тоже постараемся помочь – с квартирой, и чтобы пенсия не на общих основаниях, работу найдем в каком-нибудь тихом НИИ…

– К какой же работе меня допустят… – горько вздохнул Маленков. – Да и что от меня останется через несколько лет. Я уже и сейчас масштабами больше районных мыслить не умею.

– Ничего, научитесь. Навыки проще восстановить, чем приобрести. Вы все же глава государства, хоть и бывший. Такой опыт грех не использовать.

– Да какой я глава государства, – махнул рукой Маленков. – И не был им никогда. Лаврентий правил, а я его только по национальной линии прикрывал. Что за глупость такую он придумал, приняла бы его страна, никуда б не делась…

– А вот тут вы неправы, Георгий Максимилианович, – тихо сказал полковник. – Главой государства должны были стать вы. Просто вам об этом до поры до времени не говорили, товарищ Сталин еще надеялся, что все не так серьезно. Но вы же его знаете – на лучшее надейся, а готовься к худшему. Берия успевал только вывести страну на новый курс, а потом должен был передать ее вам.

– Как это – успевал? – не понял Маленков.

– Видите ли… Вы ведь помните, что это был за человек. Ему везде надо побывать, все пощупать своими руками. Ну и дощупался. Там была авария на испытании реактора, в одном из наших закрытых городов, и он получил ударную дозу. Врачи его, как смогли, вылечили и велели быть осторожнее, они уже тогда подозревали, что радиация накапливается в организме. Но разве ему что-то можно было объяснить? Он же после испытаний не уезжал, пока не осмотрит полигон, он по нему чуть ли не на четвереньках ползал.

– Так ведь не он один! – воскликнул Маленков.

– Не один, правильно. И многих уже нет… Естественно, Лаврентий Павлович все знал, знал и свои сроки. Ему врачи давали года два-три активной работы. Ну, может быть, четыре, потому что он работал бы до последнего дня. За это время надо было успеть в основных чертах провести реформу, определить контуры новой политики, убрать с дороги КПСС и сформировать настоящее правительство. А потом передать все вам.

– Так вот почему он рванул так, словно бы бежал стометровку… – Маленков положил руку на горло, ослабил душивший галстук. – Я не мог понять, куда он все время спешит. И постарел так после войны, еще до испытаний…

– Авария произошла раньше, в сорок седьмом, – сказал Ренат. – А до того была урановая руда, сырье, обогатительные фабрики. Хрущевский переворот стал катастрофой для страны, но, возможно, Лаврентию Павловичу он оказал даже некоторую услугу. Смерть эта нелегкая…

– А вы думаете, Никита позволил ему умереть легко?

– У меня есть основания полагать, что Лаврентий Павлович все-таки сумел его перехитрить. Выпьем…

Они выпили не чокаясь, помолчали. Потом Маленков, еще понизив голос, спросил.

– А вы… кто? Хрущев меня спрашивал про какую-то нелегальную разведку Лаврентия. Вы… из нее?

– Ну что вы? – усмехнулся Ренат. – Не было у Лаврентия Павловича никакой нелегальной разведки. Никогда бы он себе такого не позволил. Просто… в органах госбезопасности существовала группа. Те, кто ее сформировал… их уже нет. Светлая им память, настоящие были люди!

Маленков еще помолчал и наконец осторожно спросил:

– А что там, в стране?

– В стране все идет по плану, как и предполагалось. Видите ли, службы, которые заварили всю эту кашу – в них работают настоящие профессионалы. Они прекрасно понимают, чем силен Советский Союз. Это возможности нашего сельского хозяйства, дух народа, то есть идеология, и оборонный комплекс. Сельское хозяйство интенсивно уничтожается. Те меры, которые проводит Никита, катастрофичны уже сейчас и будут десятикратно катастрофичны в ближайшие годы. Ситуация еще обратима, но я не уверен, что те, кто придет ему на смену, многое сумеют поправить, даже если захотят. В идеологии все хуже. Там ситуация необратима. Вам ведь известны сталинские планы в этой области, Георгий Максимилианович?

– Разумеется, – сказал Маленков. – Он еще в тридцать седьмом хотел примирить государство и церковь, опереться с одной стороны на коммунистов, с другой на верующих, а потом адаптировать коммунистическую идеологию к христианству. Все это было вполне реально.

– Тогда вы в полной мере оцените те удары, которые Хрущев нанес в идеологической области. Сначала, докладом на ХХ съезде, он ударил по коммунистам, а потом развернулся на сто восемьдесят градусов и начал беспрецедентное преследование церкви. Через двадцать лет идеология страны рухнет, и вот это, к сожалению, необратимо.