страстно хотела угодить ему и стать его наложницей, поэтому попыталась показать ему себя с самой лучшей стороны. Например, какая она почтительная племянница и как умеет быть благодарной. Поэтому она сказала:
– Дядя многое сделал для меня. Я очень ему благодарна. Он беден… Как я могла не попытаться ему помочь?
– Значит, ты согласилась из благодарности, за деньги?
– Нет. – Быстро сказал Ингрид. – Не только. Я в любом случае вынуждена была бы согласиться, но я рада, что это оказались именно вы. Я с охотой пошла с вами. С охотой и облегчением. Вы такой… красивый. – Она вновь густо покраснела, опуская глаза. Это снова была ложь, но Гарет, гордившийся собой, проглотил её целиком, вместе с крючком, что там был. Его воображение мигом создало целый сюжет, в целом лестный для него и вполне правдоподобный.
– Значит, я нравлюсь тебе? – Самодовольно оглядывая её, спросил он. Ингрид кивнула. Сознание того, что он единственный, кто пока трогал это тело, сознание того, что он может стать благодетелем этой девушки, что она будет вечно благодарна ему и он, возможно, будет её божеством и спасителем, было настолько приятным и заманчивым, что Гарет, сам того не замечая, уже начал уговаривать себя на то, чего собирался не делать никогда в жизни: сделать эту девушку своей официальной содержанкой. Заманчивой была мысль: одеть её, и показать этим придуркам здесь, в Гармбурге, что они прохлопали!
– Иди ко мне. – Позвал он, привлекая её податливое тело. – Теперь будет уже не больно, вот увидишь. Тебе понравится! – Повернул её спиной к себе, любуясь изящными изгибами и без преувеличения прекрасными ягодицами, посадил на себя, придерживая хрупкие бёдра. Повинуясь его рукам, Ингрид изогнула спину, опершись о его колени, вновь зажмурилась – было ещё больно… Только в этом она не призналась бы ему уже ни за что. Господин сказал, что ей понравится – значит, ей понравится. Ингрид стискивала зубы и жмурилась, изо всех сил стараясь не застонать и не вскрикнуть. «Мне хорошо. – Твердила про себя, как заклинание. – Мне хорошо… Мне хорошо…».
– Мне было хорошо. – Прошептала, когда он освободил её, гладя спину, талию и бёдра. – Я хочу ещё.
– Тебе повезло. – Самодовольно произнёс Гарет. – Мало, кто смог бы тебя в этом порадовать так, как я. Хвастать грешно, но это не хвастовство. Это признание факта. Дай мне пару минут, и повторим. – Потянулся, взяв вино. – Ты ешь! На пустой желудок вино в голову и в ноги ударит, может даже затошнить.
– Спасибо. – Ингрид и в самом деле чувствовала тошноту. Она видела свою кровь, и это пугало её; вдобавок, всё это было для неё через чур. Гарет был слишком большим для неё – во всех смыслах. Обычно постоянно голодная, она в этот раз чувствовала, что не сможет проглотить ни кусочка; но признаться, что ей плохо, она не могла, и сунула в рот печенье. «Заберите меня отсюда!» – Хотелось ей взмолиться, но было страшно – а вдруг он скажет «Нет»?! Так у неё ещё оставалась какая-то надежда. Догадаться, что ему нравится, показать себя с самой лучшей стороны, забраться к нему в душу – вот, что её волновало. И кто мог бы её в этом обвинить?! У неё не было иного пути, как в постель к какому-нибудь богатому господину, потому, что ни о каком приданом от дяди-пьяницы нечего было и думать; у неё не было ничего, абсолютно ничего, чтобы выйти замуж хоть за кого-то; в монастырь её бы не взяли без хорошего взноса, да и происхождение – к кватронцам отношение было хоть и помягче, но не настолько, чтобы на что-то рассчитывать. Теперь, когда девственности больше не было, ничто не ограждало её и от кузена-извращенца, да и от самого дяди, которому в пьяном угаре было плевать, сестры там дочь, или чья-то ещё, не говоря уже о гостях охотничьего замка. Только какое, как ей думалось, дело вот этому богатому, самодовольному, холёному мужику до её проблем, до ужаса, в котором она живёт?! Он попользовался её телом, и уехал, что ему до неё? Но тогда что и ей до него?! Ингрид ни секунды не задумывалась о том, что он чувствует, и чувствует ли вообще, кроме того, что могло бы помочь ей. Инстинкт самосохранения подсказывал, что она может сыграть на его тщеславии. Вряд ли она смогла бы объяснить сама себе, что на самом деле думает и почему; это был именно инстинкт, и Ингрид слепо следовала ему, когда после третьего акта гладила и целовала руку Гарета, шепча:
– Как бы я хотела быть только вашей… После вас мне невыносимо будет принадлежать кому-то ещё!
– Тут я тебя понимаю. – Усмехнулся Гарет, пытаясь скрыть, что тронут и польщён. – Ты не первая, кто мне это говорит.
– Я понимаю. – Вздохнула Ингрид. – Вы такой блестящий, прекрасный, сильный… Любая самая богатая и красивая женщина будет польщена вашим вниманием. Я знаю, кто я, и где мне место. Это просто чудо, что вы заметили меня. Мне… просто… я ваша, и хочу быть вашей. Только вашей. Дядя…
– Продаст тебя кому-нибудь ещё? – Мягко спросил Гарет. – А ты не хочешь этого? Я тоже этого не хочу. Одевайся, нам пора к гостям. Боюсь, брат там без меня во что-нибудь влипнет. Вот тебе деньги, – Гарет изначально хотел ограничиться несколькими дукатами, но, тронутый и благодарный, отдал ей весь свой кошелёк. – Я скажу твоему дяде, чтобы одел тебя и нанял тебе приличную служанку. Мы с братом приедем в ваш замок на днях. Не волнуйся, и жди меня. Поняла?
– Да! – Ингрид вновь схватила и поцеловала его руку. – Не думайте обо мне, милорд, я всего лишь мотылёк-подёнка, что вам во мне?.. Я не обижусь на вас, не волнуйтесь, я всё понимаю! Я буду о вас молиться, и буду вечно благодарна вам за сегодняшний вечер, что бы ни случилось в будущем.
Ну, после такого Гарету оставалось только окончательно возгордиться. Чувствуя себя богом этой девушки, он поцеловал её в лоб, прощаясь, и спустился вниз, уверенный в том, что облагодетельствует её, взяв к себе. Такие вещи не поощрялись и даже как бы осуждались церковью, но никогда не преследовались. Дворяне, чьи официальные браки давно превратились в сделки или политические акты, устраивали свою личную жизнь по своему усмотрению. Даже высокопоставленные отцы церкви имели своих содержанок, которым снимали или покупали дома и которых содержали за свой счёт вполне легально. Почему Гарет должен был быть исключением?.. Даже прижив бастарда от такой легальной содержанки, дворянин мог – и чаще всего