Лицо Сабина осталось непроницаемым.
— Для меня это великая честь, Божественный Гай.
— Знаю. Но мне нужны люди, которым я могу довериться в течение года моих побед. Ведь даже я не в состоянии сделать всё один.
— Я верю тебе, Божественный Гай.
— Так и есть. Для моего похода в Германию в следующем году мне потребуется Девятый Испанский легион. Я намерен избавиться от трусливого идиота, который им сейчас командует, и назначить легатом тебя. Если не ошибаюсь, ты уже отслужил в качестве трибуна.
На лице Сабина, когда он посмотрел на Калигулу, читались смешанные чувства — и удивление, и благодарность, и недоверие. Впрочем, объект этих чувств тотчас разразился холодным смехом.
— Что, не ожидал? Думал, тебя ждёт наказание, а не награда? Я так и знал, что увижу на твоём лице это выражение, после того как ты столько дней томился неизвестностью!
— Я никогда не сомневался в тебе, Божественный Гай. Чем мне отплатить тебе за столь высокую честь?
Калигула похлопал его по плечу, и они вместе шагнули к высоким деревянным дверям триклиния.
— Я не знал, до вчерашнего дня. Но теперь такой случай представится, причём гораздо скорее, чем ты думаешь.
Херея уже ждал императора, чтобы доложить ему, что всё готово, когда пара рабов распахнула перед ним массивные двери.
— Сегодня, Херея, паролем будет слово «Евнух», — сказал Калигула, отталкивая его в сторону.
Шагая внутрь, Веспасиан заметил в глазах трибуна знакомую ему ненависть. Впрочем, та моментально была забыта, стоило ему оглядеться по сторонам. Внезапно до него дошло, что хотя день выдался безумный и непредсказуемый, ибо до сего момента буквально всё зависело от очередного каприза Калигулы, заключительная часть была осуществлена с точностью до минуты.
Помещение, в которое он шагнул, поражало размерами и величием. Триклиний был сооружён тем же способом, что и храм: обтянутая холстом деревянная конструкция с раскрашенными под мрамор колоннами, которые поддерживали крышу. Внутри было просторно и дышалось легко. В дальнем конце зала виднелись ещё одни двери, которые вели в другие помещения. Перед ними, с усердием перебирая струны лир и трубя в духовые инструменты, расположились музыканты. На огромном пространстве мраморного пола, на равном расстоянии друг от друга были расставлены несколько десятков столов в окружении пиршественных лож. Впрочем, поражало другое: над столами в потолке были прорезаны небольшие квадратные отверстия, причём так, что только в это время дня лучи солнца падали на каждый стол, освещая только его и ничего более. Даже пиршественные ложа вокруг, и те оставались в тени.
— Великолепно! — воскликнул Калигула, обращаясь к Каллисту. Низко склонив в поклоне голову, тот застыл рядом с Нарциссом с внутренней стороны дверей. — Каллист, ты потрудился на славу! Пожалуй, я вознагражу твои старания свободой!
Каллист поднял голову. На его лице не было заметно даже намёка на радость по поводу обещанной свободы.
— Как тебе будет угодно, божественный хозяин.
— Всё, как я и хотел, — сказал Калигула и повернулся к Нарциссу. — Позаботься об удобстве почётных гостей. Остальные могут занимать места по своему усмотрению.
— Разумеется, Божественный Гай, — проворковал грек.
Калигула тем временем шагнул мимо него к группе женщин — одна из них была с ребёнком на руках. Стоя у почётного стола в дальнем конце зала, они ждали, чтобы поприветствовать его. Рядом с женщинами стояли Клемент, Клавдий и — как ни странно — Корвин.
Когда Веспасиан проходил мимо, Нарцисс поймал его за руку и шепнул ему на ухо:
— Поздравляю с приобретённым богатством. Я пока ничего не сказал императору. Думаю, мы с тобой сами уладим это дело, не так ли? — с этими словами он похлопал Веспасиана по плечу и отправился рассаживать сенаторов, что толпой входили в широкие двери.
— Чего хотел от тебя этот скользкий вольноотпущенник? — спросил Сабин, пока они вслед за Калигулой шагали через зал.
В отличие от младшего брата, он буквально лучился гордостью по поводу своего нового назначения.
— Ничего. Просто плохо замаскированная угроза испортить мне жизнь, когда у Калигулы закончатся деньги.
— Ещё один такой день, и я не удивлюсь, если это произойдёт совсем скоро, мой дорогой мальчик, — кисло заметил Гай.
Веспасиан посмотрел на золотые блюда с изысканными деликатесами, которые рабы начали расставлять на столах по мере того, как сенаторы и их жёны занимали свои места.
— Кто-то должен положить этому конец.
Гай тяжело опустился на ложе.
— Признаюсь честно, будь я чуть посильней, я бы сделал это сам.
— Не волнуйтесь, господин, — успокоил его Магн, — это скоро пройдёт, а чувство самосохранения снова возьмёт верх.
— Надеюсь, ты прав, Магн. Я слишком стар и грузен, чтобы ловко орудовать кинжалом цареубийцы.
— В отличие от Хереи, — заметил Веспасиан. — Ещё несколько оскорбительных фраз Калигулы в его адрес, и он созреет для этого. Вопрос в другом: чью сторону займёт Клемент? — он посмотрел на и без того бледное лицо преторианского префекта и был поражён его измученным выражением. В отличие от него стоявший рядом Корвин с улыбкой смотрел на шагавшего к ним Калигулу.
— Агриппина и Юлия Ливилла! — воскликнул Калигула, приветствуя сестёр, и поцеловал каждую в щёку. — Надеюсь, вы усвоили свои уроки?
Похоже, недавнее тесное общение с римской чернью не слишком отразилось на их состоянии.
— Да, дорогой брат, — ответила Агриппина.
Её сестра ограничилась кивком.
— Мы снова в твоём полном распоряжении.
— Прекрасно, моя дорогая, — произнёс Калигула, поглаживая рыжие волосы ребёнка у неё на руках. — Как поживает наш юный Луций Домиций?
— Он крепок и своенравен.
— Он и должен быть крепок, если вдруг я буду вынужден отправить тебя в изгнание на пустынный остров, где закончила свои дни наша мать, — с этими словами он нежно приподнял ей подбородок и поцеловал в губы. — Прошу тебя, не вынуждай меня это делать. — Не дожидаясь ответа, он повернулся к следующей женщине. — Мессалина, твой брат Корвин оказал мне великую услугу. В следующем месяце я буду рад принять тебя в мою семью, даже если ради этого тебе придётся выйти замуж за этого недоделка, — с этими словами он бросил взгляд в сторону Клавдия.
Тот склонил голову и что-то раболепно пробормотал.
Мессалина улыбнулась и посмотрела на Веспасиана. На мгновение их глаза встретились. Корвин же одарил его высокомерным взглядом. Что касается Клемента, было видно, что тот едва сдерживается. Тем временем гости постепенно занимали места за столами.
Калигула перешёл к четвёртой, последней женщине. Она была старше предыдущих трёх и далеко не красавица: такое же вытянутое лицо и длинный нос, как и у её сводного брата Корбулона.
— Цезония Милония, — произнёс Калигула, кладя руку ей на живот. — Как протекает твоя беременность?
— Я ношу под сердцем ребёнка бога, божественный Гай, и он чувствует себя прекрасно.
— Разумеется. Тем не менее я не стану тебе докучать и буду искать удовольствий в иных местах. А пока прошу всех к столу!
* * * — Вы только посмотрите на них! — презрительно бросил Калигула, жуя лебяжью ногу, и помахал в сторону расположившихся за пиршественными столами сенаторов. Слова эти предназначались Веспасиану и Сабину, с которым он делил пиршественное ложе. — Они все ненавидят меня после всего, что я делал с ними в последние два года. И всё же любой готов пожертвовать всем на свете, лишь бы оказаться там, где сейчас находитесь вы — рядом со своим императором!
— Твоя благосклонность для нас — великая честь, — ответил Веспасиан, равнодушно глядя на стоящие перед ними яства.
— О да, и каждый из этих баранов готов плеваться желчью от того, что они её лишены. Но как бы я ни обращался с ними, эти лицемеры всё равно изображают пылкую любовь ко мне.
— Я бы не стал называть это лицемерием. У них нет ненависти к тебе.