за Терек. Мне хотелось увидеть отсюда дом графа Кемеровского, где мне через несколько дней, предстоит вести уроки этикета молодёжи.
Сама не училась специально этому в пансионате благородных девиц. Но за двадцать шесть лет супружеской жизни, за графом Фёдором Лебедевым, постоянно общалась в кругах высшего сословия и невольно научилась этому этикету, благородства дам и кавалеров.
Кроме того, мы были у родственников в Италии и во Франции. Видела там, за границей, как себя ведут господа высшего сословия. Что же касается иностранных языков, то их сама выучила за двадцать лет.
Мне трудно было учить первые три языка, а после всё само собой пошло. Легко стало изучать европейски языки при постоянном общении с людьми, владеющими европейскими языками.
Точно, так как тюркские языки сильно похожи между собой. Так романо-германские языки.
Они словно переливаются в разговорной речи один из другого, дополняя себя диалектом и мимикой вовремя самого разговора. Думаю, что у меня получится вести уроки этики и языка молодым господам.
— Вот и приехала! — прервал знакомый голос мои размышления. — Соскучилась по своей сестре!
— Сонечка, моя родненькая! — завизжала, как ребёнок, увидев старшую сестру. — Какая ты у меня молодец! Сегодня в самый раз приехала ко мне в гости. Мне нужна твоя духовная поддержка.
Мы стали тискать друг друга в объятьях. Была рада, что старшая сестра приехала ко мне в такой ответственный момент моего мероприятия. Теперь точно сегодня своего всего добьюсь в отношении женского монастыря. Главное, что старшая сестра приехала поддержать мою душу.
— Получила от тебя письмо. — сказала Соня. — Подумала, что лучше будет, если тебе всё сама отвезу. Как раз станичники во Владикавказ на весеннюю ярмарку ехали, тоже с ними приехала.
Сестра показала в сторону нашего монастыря. Там стоял целый караван казачьих подвод с продуктами и мой дилижанс с Устином на козлах. Станичники радостно кричали и махали руками.
Звали меня к себе. Мы обе были до глубины души рады, что казачий союз крепко держится.
— Ты говорила, что терские казаки ни господа и на дилижансах не ездят. — подколола сестру.
— Это ты Устину говори. — стала оправдываться сестра. — Привязался, как банный лист. Когда узнал, что к тебе еду. Говорит мне: — «Я привёз сюда вещи Марии и опять отвезу вещи к ней. Так вещи целее будут. Заодно и с Марией рядом побуду малость» Так что, сестричка, принимай к себе гостей. Все вещи тебе привезла. Целых два сундука набила. Твои вещи всё равно никто носить не будет. Может быть, они тебе здесь пригодятся? Мы, не привыкши одеваться и жить господами.
— Вас словно Бог на выручку мне послал. — радостно, сказала, сестре. — Ваша помощь мне нужна.
Мы пошли с Соней к станичникам. Буран увидел лошадей, сам пошёл за нами. Жеребцу тоже надо было пообщаться с представителями своего племени.
Кобылицы издали, приветствовали жеребца своим ржанием и тянулись в его сторону. Буран, нюхая кобылиц, сам стал обходить гостей. Жеребец ощутил радость своей жизни. Ведь он дано не встречался с дамами своего рода.
— У меня такое дело к вам. — обратилась, к станичникам, после взаимного приветствия. — Монашки у меня с голоду дохнут, как стадо вшивых баранов и женский монастырь разваливается на глазах у всех. Мы должны сегодня с представителями городской власти обсудить содержание монастыря.
— Давай, мы всей станицей тебе новый женский монастырь построим. — прервали меня, станичники, своими предложениями. — Что же касается тощих монашек, то мы их на своё довольствие берём. Хорошо откормим монашек. С хозяйством тебе тоже поможем. Мы всё-таки родня твоя по крови.
— Да, подождите вы! — остановила, станичников. — Мне от вас другая помощь нужна. Всё остальное сама сделаю. Сейчас переоденусь в графскую одежду. Когда в пять часов, здесь соберётся городская власть и местное население, то выступлю перед ними. Дальше сами поймёте, что надо будет делать, чтобы помочь женскому монастырю. Главное от вас, это духовная поддержка.
Станичники согласились с моим решением. Помогли занести мои сундуки ко мне в монастырскую келью. К этому времени монашки съели все привезённые мной продукты из городского рынка.
Словно беременные дистрофики монашки вяло ходили по коридорам женского монастыря, совсем ни соображая, чем сейчас, здесь заниматься на сытый желудок. Лишь бы не умерли от сытости.
— Фёкла и Дора! — обратилась к старшим монашкам. — Выводите всех монашек за ворота нашего монастыря. Пускай они там стоят до тех пор, пока им не скажу заходить обратно в монастырь. Чтобы там не происходило, вы все должны молчать и не говорить ни слова. Понятно вам?! Сейчас же приступайте к делу! Скоро сюда прибудут представители городской власти и местный народ.
Фёкла и Дора, как тощие гусыни с опухшими животами, замотали головами, не говоря ни единого слова.
Оставляя их стоять на том же месте с размышлениями, поспешила в свою келью быстрее переодеваться в графскую одежду, которую не брала в руки больше полгода.
Одела самую лучшую из своих одежд. Парадно-траурного чёрного цвета. В ней ходила на похороны. В семьи вельмож высшего сословия. Эта одежда была настолько богата и красива, что даже подумала о том, что как бы своим парадом не испортить всё своё задуманное мероприятие. Но переодеваться, у меня нет больше времени.
Надо ускорить дело, привезти быстрее прихожан из церкви в монастырь. Пока народ соберётся митрополит Кавказский произнесёт свою речь, будет вечер. Мне после этого предстоит заняться агитацией местного населения.
Когда вышла за ворота монастыря, то все станичники и монашки разинув рты от удивления, низко поклонились мне до пояса, как своей госпоже. Присутствующие забыли о том, что только сейчас были равные со мной.
— Вот это да! Куда мы попали? — одним дыханием, сказали станичники. — Ну, ты, прямо как Мадонна.
— Устин, едет со мной в церковь. — тоном дамы высшего сословия, сказала всем. — Остальные ждут нас здесь. В монастырь не входите. Вас так много, что монастырь может развалиться до ремонта.
Станичники с почтением обратно поклонились мне до пояса. Остались, так стоять, пока не уехала на дилижансе. Лошади, запряжённые в дилижанс, быстро помчались под гору к городу.
Устину, подсказывала, как быстрее сократить путь к православному храму в центре Владикавказа.