– И больше ничего, ничего. – Он крепче прижался к моему плечу. – Я сказал, как же так, мне же обещали группу… А он, он….
– Роман? – Я гладила ершик на его затылке, волосы кололи мне пальцы. – Это все придумал Роман, я уверена…
– Конечно он, кто же еще! – выдохнул Женя. – Сказал, что, если меня это не устраивает, я могу катиться ко всем чертям. Что для меня и это слишком хорошо. У меня, видите ли, голоса нет! А когда я пришел, у меня почему-то был голос!
– Я так и не слышала, как ты поешь, – осторожно проговорила я.
– И не услышишь! – Он оттолкнул меня и повернулся на бок, уставившись в стену. – Я все это бросаю к чертовой матери. – И вдруг застонал, сжимая промокшую подушку:
– Боже мой, что я наделал, что я наделал…
Он повторял это как заведенный, и не было средства его остановить. Сейчас я могла вытянуть из него что угодно. Он повторял «что я наделал», а я не решалась спросить – что? Истерика продолжалась почти до утра. Я пыталась поить его валерьянкой, извела, наверное, ведро воды, стараясь влить в него хотя бы полстакана… Соседи несколько раз стучали нам по батарее, но мне было на них наплевать. Пусть они явятся сюда и я им покажу!
На рассвете он затих. У него уже не было сил плакать; Женя попросил погасить свет – его опухшие глаза болели от ярких лампочек. Я погасила люстру и уселась на диване. Сигарета тлела и периодически гасла. Что-то бормотало радио. Когда я успела его включить? Женя лежал неподвижно, будто мертвый. И все это очень напоминало похороны.
– Брось все это, – сказала я. – Вернешься в магазин. Если там нет места, устроишься куда-нибудь еще. У меня есть знакомый на одной новой радиостанции. Хороший парень. Может, он найдет тебе какое-нибудь место.
Женя молчал.
– Это еще не конец света. – Я склонилась над ним, пытаясь понять, спит он или все же слышит меня. – Все будет в порядке. Ты мне скажи только одно…
Он шевельнулся. Не спит.
– Скажи правду, и я сделаю все, что захочешь, – пообещала я. – И больше никогда об этом не спрошу.
Диван скрипнул – но, может, это я неловко повернулась. Женя молчал.
– Если я где-то ошибусь, останови меня, поправь, – сказала я. – Договорились?
Молчание. Но он меня слушал.
– Иван узнал, что в Москву вернулся его бывший продюсер. Так? Тишина.
– Узнал он это, наверное, от Романа. Или еще от кого-то в студии. Он испугался. Потому что у него на руках все еще не было расписки. И еще за тебя. Он понял, что тебя тоже могут обмануть. Он этого не хотел.
Женя повернулся, я не различила его лица в темноте, но голос прозвучал сдавленно:
– Я ничего не знаю про расписку.
– Может быть. – Я погладила его по плечу. – Но он пытался тебя остановить, так? Ты не слушал его. Вы повздорили. В первый раз или уже не в первый… Потом он ушел. Я встретила его на улице. Он проводил меня до дома и вернулся в студию. Уж не знаю зачем. Может, его бывший продюсер собирался туда приехать?
Молчание. Он меня не останавливал.
– Там… Что было там, Женя? Ты можешь мне сказать?
И так как он по-прежнему молчал, я продолжила сама. Я предположила, что Ивану понадобилось сделать какой-то звонок. Куда он хотел звонить и кому, я не знала. А Женя не сказал этого. Он слушал меня молча.
– Главное, скажи, кто провел его в кабинет Елены Викторовны? Роман? Ну почему ты не отвечаешь? Ты пойми, тот, кто это сделал, и замыслил убийство. Если ты с ним туда не заходил, все в порядке, – тихо продолжала я. – Ты… Ты не заходил вместе с Иваном в тот кабинет?
– Нет! – неожиданно откликнулся Женя. А я уже потеряла надежду услышать его голос.
– Тогда кто это сделал? Роман?
Женя снова отвернулся к стене. Дышал он неровно и будто боялся вдохнуть воздух полной грудью.
– Его ударили слева, сзади, и если ты…
– Замолчи… – сдавленно произнес он.
– Его ударили левой рукой, а ты…
Он вскочил, едва не наткнувшись на меня, и вылетел на кухню. Хлопнула дверь, зазвенело неплотно пригнанное стекло. Я сидела на краю дивана, босые ноги заледенели, в руке почему-то оказалось мокрое, отвратительно холодное полотенце. Я бросила его на пол, оно тяжело шлепнулось о паркет. Ах да, я же ставила компресс, когда у Жени воспалились заплаканные глаза. Я пыталась его успокоить.
Остаток ночи Женя просидел на кухне, положив голову на стол, скрестив под щекой сложенные руки. Возможно, он спал в такой позе, но я не проверяла. Только один раз зашла на кухню попить воды. Утром он оделся и ушел. Я не спрашивала куда, а он не сказал.
На работу я в тот день просто не пошла. Болезнью отговориться было невозможно, ведь вчера я выглядела абсолютно здоровой. Я просто не явилась. Когда звонил телефон, я чуть приоткрывала глаза и играла в неинтересную игру – пыталась угадать, кто звонит. На третий или четвертый раз решила проверить, правильно ли угадываю. Оказалось, правильно.
Валерия Львовна рвала и метала. Я выслушала вполне цензурные, но очень обидные высказывания о моей работоспособности, ответственности и прочем. Меня все это совсем не задело. Она удивилась, услышав мое вялое «а-а-а» в ответ на известие об увольнении.
– Ты поняла, что я сказала? – все еще агрессивно, но немного растерянно переспросила Валерия Львовна.
– Я поняла. Когда прийти за документами?
Она окончательно растерялась. Даже спросила, не рано ли я вышла на работу. Это был путь к цивилизованному отступлению – если бы я пожаловалась, что грипп вернулся с новой силой, меня, может, помиловали бы… Но я только уточнила, когда мне отдадут трудовую книжку с соответствующей записью. И повесила трубку.
Спала я урывками. Часов в восемь, открыв глаза и посмотрев на остановившийся будильник, решила подняться и разогреть вчерашний ужин. Мы так и не притронулись к нему. А когда я ела жаркое из курицы – подгоревшее с одной стороны, холодное с другой, – телефон снова зазвонил.
Это была Ксения. Она сообщила, что ее по-прежнему можно найти по старому телефону. Она никуда съезжать не собирается.
– Очень рада, – вяло ответила я. – Договорилась с Жанной?
– С Татьяной, – сообщила она.
– Как с Татьяной? Она что же…
– Да вернулась, разумеется! Благополучно притащилась обратно. А что я говорила?
И Ксения непередаваемо победоносным, тоном, сообщила, что Татьяна все-таки продала участок. Казалось, эта новость вызывает у нее самые радостные чувства.
– Она сама сегодня звонила и минут десять извинялась за то, что не может – мне ничего дать, – сообщила Ксения. – Дескать, сама ничего не получила, хотя и торговалась как могла. Но зато она золотце наше, разрешила мне остаться на этой квартире. – Ксения фыркнула; – Бывают же люди… Сделают подлость да еще хотят прилично выглядеть! Я сказала «большое спасибо», но могу и сама о себе позаботиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});