Я также позвонила Жанне, но там никого не оказалось дома. Возможно, она и Гена ушли в милицию подавать заявление. У меня мелькнула мысль, что стоило бы еще немного подождать… Почему я так подумала? Потому что все еще опасалась за судьбу Жени? Я повесила трубку и сказала себе, что если с ним что-то случится, удар все же нанесу не я.
В тот же день я узнала, наконец, сколько мне будут платить. Цифра оказалась намного меньше, чем я рассчитывала. Немудрено было впасть в уныние, но я сама удивилась, как мало это меня тронуло. Сотрудницы – Аня и Катя – с любопытством поглядывали в мою сторону, видимо, хотели понять, почему я так равнодушно отнеслась к своей зарплате. Я читала письма и часть работы взяла на дом – будет чем занять долгий вечер.
Домой я вернулась первая. Жени еще не было. Я прибралась, замочила белье для большой стирки, вытащила из морозилки курицу. Сварила себе кофе и уселась на кухне с письмами слушателей. К этому моменту весь этот конкурс казался мне грандиозной чепухой, и я от души издевалась над своими прежними честолюбивыми ожиданиями. Если моя работа и дальше будет носить такой характер, я там долго не задержусь.
Женя не пришел ни в восемь, ни в девять. Я по привычке поглядывала на часы, как всегда, когда он задерживался в своем магазине. Потом сообразила, что теперь у него ненормированный рабочий день, так что не стоит и переживать. Немного подумав, я позвонила маме и сообщила, что мы с Женей подали заявление в ЗАГС.
Она не обрадовалась, но и не удивилась. Только сказала, что пока подождет нас поздравлять.
– Ты еще сто раз передумаешь, – убитым голосом произнесла она, – Кстати, этот Роман, как его там… Он действительно замешан в чем-то подозрительном? Ты говорила такое, что мороз по коже!
Я ответила, что это был просто бред. Роман, разумеется, никого не – убивал. Мама заметила, что в таком случае я весьма подло поступила с Женей. Испортила ему отношения с начальством. Чего я добиваюсь? Чтобы его выгнали и он опять вернулся в свой магазин?
– Может, оно бы и к лучшему, – заметила мама. – Но твои методы все равно слишком радикальны…
Я ответила, что не возражаю стать женой новой звезды. Хотя роль жены продавца меня бы тоже устроила. Мама немного успокоилась, но поздравлять нас все равно отказалась. Она даже заявила, что пока ничего не скажет отцу.
– Он, кстати, хотел увезти тебя домой, – сообщила она. – Решил, что ты попала в какую-то подозрительную компанию. Я с трудом его увела.
Женя вернулся в одиннадцатом часу. К тому времени я уже всерьез переживала, хотя пыталась себя уверить, что мне абсолютно все равно, где он находится и что с ним случилось.
Он прошел в комнату, не разуваясь и не сняв куртки, рухнул на диван, сжал в объятиях подушку и несколько минут лежал молча. Я посидела на кухне, выдерживая характер. Затем подошла к нему, присела рядом на корточки и заглянула ему в лицо. Женя лежал, закрыв глаза, и яростно кусал губы. Плотно сомкнутые ресницы дрожали и, как мне показалось, были влажными. Я осторожно тронула его за плечо – он содрогнулся, да так, что я отдернула руку.
– Что случилось? – тихо спросила я. – Женя, что?
– Отстань.
– Но я же вижу, что-то случилось!
Он зажмурился и вдруг перевернулся на спину, хватая воздух приоткрытым ртом. Его щеки загорелись, будто их обожгли.
– Все из-за тебя, – выдавил он.
– Тебя выгнали?!
– Нет! Лучше бы выгнали! – рявкнул он, с ненавистью уставившись на меня.
– Ты можешь сказать по-человечески, что с тобой произошло?! – Я тоже начала кричать.
– По-человечески?! Да разве ты понимаешь, что это такое?! Ты же дура, сумасшедшая дура, ты все мне испортила! – Он задыхался, и мне было страшно видеть, как он хватает воздух искусанными, пересохшими губами. – Ты меня убила, убила, дура, ненавижу тебя, убирайся!
Я медленно поднялась. Колени онемели, голова казалась невероятно пустой. Страшнее всего было то, что мне стало больно. Он гнал меня, оскорблял, и мне было больно. Я могла сколько угодно уверять себя, что больше его не люблю… А мне было больно. Я в самом деле оказалась дурой. Но наверное, нельзя поумнеть по заказу.
– Ты еще здесь? – Он открыл глаза. Они потемнели от слез, в зрачках плавало отражение ярких лампочек люстры. – Убирайся, я сказал!
– Я уйду, только скажи: что случилось?
Эти слова и спокойный тон дались мне нелегко. Меня трясло, я сама готова была заплакать. Женя приподнялся на локте и бросил мне в лицо:
– Мне предложили место в мальчиковой группе! Вот чем это кончилось, дура!
И, упав на подушку, он снова заплакал, уже тихо, бессильно, как обиженный ребенок. Я присела рядом на диван. Ноги меня не слушались. Встать и уйти. Разве это легко – уйти? Дело не в том, что некуда. Меня ждал отец – я знала, что он ждет. Что он один, вероятно, не верит, что мы все-таки поженимся. Мама верила. Иначе она уже приехала бы за моими вещами. И за мной в их числе.
– Расскажи, – попросила я, касаясь его руки. Он отдернул пальцы, будто его укусили:
– Пошла вон!
Я заставила себя встать. Вышла из комнаты. Куртка висела у двери. Мои ботинки – вот они. Нужно только одеться, взять сумку. Что дальше? Поехать к родителям? Сказать, что я буду жить в своей прежней комнате. Мне постелят чистое белье, накормят вкусным ужином. Я никогда не научусь готовить так, как мама. Первая ночь пройдет в слезах, вторая, наверное, так же. Потом мне станет легче. В ЗАГСе сказали, что за два дня до бракосочетания мы должны, явиться еще раз, подтвердить свои намерения и оплатить услуги. Ну и что, они просто нас не дождутся. Тысячи пар не являются к назначенному сроку. Есть, думаю, и такие, которые не приходят даже на собственную свадьбу. И ничего. Все живы-здоровы. Как-то устраиваются.
Я вытерла глаза. Из комнаты доносились глухие рыдания.
Я никуда не ушла. Через час он перестал плакать. Через два все мне рассказал, судорожно вздыхая и прижимаясь лицом к моему плечу. Я обнимала его, гладила по голове и уговаривала, что все будет хорошо. И сама плакала, заливая слезами его великолепную стрижку. Волосы у него на макушке слиплись и встали дыбом. Ему предложили место в мальчиковой группе – новый проект, перспективный и модный. Практически беспроигрышный. Роль красавчика – как раз требовался такой. Уже нашли паренька с приятной «рабочей» внешностью, а также мальчика, который выглядел «экзотически» (татарина), а также «дурачка» и «качка». Нужен был еще и «красавчик», соответствующий европейским стандартам: немножко «не наш» и все же свой, родной. Эту должность и предложили Жене.
– И больше ничего, ничего. – Он крепче прижался к моему плечу. – Я сказал, как же так, мне же обещали группу… А он, он….
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});