Плотвиная стая.
По Дунаю дует ветер,
Дубы погоняет,
Рыжий крыжень в очерете
Крячет на Дунае.
А Устина под обрывом
И поет и стонет.
В очерет ее сыночка
Свежий ветер гонит.
«Уплывай, плыви, сыночек,
Задержись у млина,
Выйди мельник на плотину
Поглядеть на сына».
Брел по берегу охотник,
Очерет ломая,
Видит — лебедь или крыжень
Плывет по Дунаю.
Ой, не лебедь и не крыжень
Плывет к очерету,
То гуляет сын Устины
По белому свету.
Лупят билом языкатым
В луженую глотку:
«Собирайтеся, девчата,
К явору на сходку».
А под явором зеленым,
На скамье дубовой
Мертвый хлопец некрещеный
Под холстиной новой.
Бродит звон степной путиной
Налево, направо,
И на звон пошла Устина
Под зеленый явор.
С непокрытой головою
Побрела Устина
Через жито молодое —
Поглядеть на сына.
«Девушкой узнала горе,
Девушкою сгину,
Я пойду простоволосой,
Хустки не накину.
Я пойду простоволосой
Под зеленый явор.
Стань, любовь моя, налево,
Смерть моя — направо».
По дорогам, по откосам
Бой перепелиный...
И пришла простоволосо?!
К явору Устина.
Над холстиной наклонилась,
Отвела рукою;
Сквозь рубаху просочилось
Молоко густое.
Над своей детиной малой
Сукой мать завыла,
Полотенце разорвала,
Груди обнажила.
«Тресни, полотно тугое,
Разрывайся в клочья,
Падай, молоко густое,
На мертвые очи.
Молоком набухли груди,
Груди, не томите...
Я убила, добры люди,
Берите, вяжите».
Гей, шуми, зеленый явор —
Любовное древо...
Гей, Дунай-река — направо,
А сынок — налево.
Гей, шуми, дремучий явор,
Листвой говорливой...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Повели ее направо,
Сбросили с обрыва.
По Дунаю дует ветер,
Дубы погоняет,
Рыжий крыжень в очерете
Крячет на Дунае.
Гей, Дунай, река большая.
Вода голубая,
А Устина посередке
Плывет по Дунаю.
Голосит над ней чеграва,
Крылом задевая,
Вкруг нее пером играет
Плотвиная стая [39].
Детский писатель Лев Кассиль поместил в 1928 году в журнале «Новый ЛЕФ» следующий фрагмент из «Кондуита», связанный с воспоминаниями главного героя о жившем у них в доме революционном солдате-дезертире:
— В гостиной замечательно пахнет яловочными сапогами. Мы очень сдружились с солдатом, и он дает нам поочереди заклеивать языком его собачью ножку. <…> Развеселившись, солдат садится за пианино. Он тычет пальцем в одну клавишу и, подмигивая Аннушке, поет:
А как в городе Покровске случилась беда —
Молодая гимназистка сына родила.
Тут Аннушка как-то сразу спохватывается, что уже поздно и надо нам спать. — Вольно! — говорит солдат, и мы идем спать.
На полу детской намечены лунные «классы». Мы лежим и говорим про революцию [40].
Понятно, кстати, почему Аннушка прервала недетскую песню солдата.
В свою очередь, писатель Борис Лазаревский, бывший в 1919 году офицером Главного Морского штаба УНР, а затем сотрудником ОСВАГа, вспоминает эту песню в романе «Грех Парижа» (Рига, 1928):
Начиналось она словами: Как во нашей, во деревне // Сослучилась нова новина.
Тенора и особенно запевало забирались в такие верхи, о каких не снилось никаким композиторам <...> Настасия молодая Сына родила...
И далее:
После команды «песенники вперед», как всегда, начал Иван Бондарчук: Настасия молодая... и двести глоток подхватили «Гей, гей, гей, сына родила» и на секунду Панасюк почувствовал точно удар по затылку и злость его охватила: почему начали именно эту песню... [41]
А канонизирована эта песня была в советской литературе, по всей видимости, писателем и участником Гражданской войны Артёмом Весёлым (настоящая фамилия — Н. И. Кочкуров) в первой редакции главы «Черный погон» из романа «Россия, кровью умытая» (1929), где был изображен корниловский марш:
— Песенники, вперед!
Несколько человек выбежали из строя. Запевала — румяный, улыбающийся Володя — повернулся к полку лицом и, легко отбегая на носках, высоким звонким голосом начал рубить:
Во городе во Ростове
Случилась беда
Молодая гимназистка
Сына родила.
Полк ухнул, с невесёлым весельем подхватил и понес по тихой вечерней улице казарменную песню [42].
Эту же песню исполняют в романе кубанского писателя Льва Пасынкова «Заповедные воды» (1931): «Наши хлопцы-рыболовцы / Рыболовили. / Не поймали рыбу-щуку — / Поймали меня, / Рассмотрелись-раздивились: / То мало дитя. / Ой, я-я-я! / То мало дитя» [43].
Эта залихватская песня звучит и в романе «Сыновья» (1935) участника Гражданской войны Августа Явича (псевдоним Семён Пеший):
Одичавшие люди ринулись в переполненные вагоны, они лезли в разбитые окна, целые разбивали, звон стекла смешался с женскими визгом и солдатским сквернословием.