Читать интересную книгу Том 7. Это было - Иван Шмелев

Воистину, крест тяжелый. Русское просвещение – на кресте. Русское просвещение воскреснет. Молодежь идет в муках. Дайте же помощи нести крест! Молодежь гибнет, теряя силы. Делит и дни и ночи в работе и ученье, – и падает. Помогите же, поддержите. России помогите! Вспомните славу русскую – рассадник нашего просвещения, побитый. Мы воскресим его, все мы, вместе, если только проникнемся, что нам делать. Давать и давать, идти с молодежью нашей, с крепкой духом молодежью, – и мы дойдем. В юных наших дойдем, найдем Россию. Не мы, так они найдут: мы – они.

В славную память Дома Мученицы Святой Татианы – нашего просвещения, Центральный, Парижский, Комитет по обеспечению высшего образования русским юношам за границей – для России! – руководимый неустанно стучащимся во все двери, и русские и чужие, М. М. Федоровым, и Московское Землячество, в Париже, возглавляемое почетнейшим москвичом – питомцем Первого нашего Университета, М. С. Зерновым, обращаются к вам, российские люди за границей, с горячей просьбой: помогите же молодежи донести Свет в Россию, облегчите ее qt ноши непосильной, спасите гибнущих в подвиге: помогите все, жертвами, сколько кому по силе, по совести и воле, собрать прочный стипендиальный фонд.

Много нужно на это дело. Но только вспомнить, что наши жертвы не потеряются никогда! Только вспомнить, что собранный нами капитал – вечный из вечных вкладов – российское просвещение, Свет Христов!.. С жертвой из франков наших свершится чудо преображения – в Свет сольются, и в Свете растает тьма.

(Россия и славянство. 1929. 16 нояб. № 51. С. 2;

Возрождение. 1929. 23 нояб. № 1635. С. 2)

Удар в душу

Слово, сказанное на собрании 16 ноября в Париже, в день поминовения павших в борьбе с большевиками.

Среди жертв большевистского погрома есть жертва, значение которой не всеми, может быть, постигается с должною полнотой и ясностью: эта жертва – литература наша, художественное слово русское. Иные скажут: пролито сколько крови, какой разгром… что перед этим – слово! Невелика потеря, еще запишут. Плакать о зеркальце, когда все – в пожаре…

Но так ли это?

Художественная литература это – духовная ткань жизни, душа народа, выражение его душевных устремлений, великая движущая сила; без этой силы, как и без веры в Высшее, народ обращается в скотов. Помните древнее надписание на Храме «гноти за автон» – «познай себя»? Оно – выражение искусства, сущность его глубин. Через него, путями, свойственными ему, человечество входит в Храм, близится к Божеству. Подлинное искусство слова, художественная литература – утопление духовной жажды, путь из пустыни мрачной, где человек влачится. Слово, путями о-бразов, раскрывает мир, человека, показывает человеку – Божество. Слово – возносит человека на высоты, ближе к Богу. Литература всякого народа – его правды, его стремления и идеалы; его, скажу я, судьбы. Нет народа без литературы, как нет народа без Божества.

В религии – две вечных, борющихся силы: Бог и Дьявол. То же и в искусстве Слова: добро и зло, высоты и преисподняя, свет – тьма. Истинное искусство – свет всегда. Истинное искусство – Божие искусство. Оно возводит человека на высоты, к совершенству, живит и манит к идеалу. Истинное искусство – вдохновенно, «божественный глагол», тоска земли по небу, «тихая песня» ангела, – помните Лермонтова «По небу полуночи Ангел летел»? Истинное искусство глубинно-религиозно.

Вспомните слово Достоевского о Пушкине, вспомните пушкинского «Пророка», – снеговую вершину Пушкина!

Духовной жаждою томим,В пустыне мрачной я влачился,И шестикрылый серафимНа перепутье мне явился.

Искусство это – шественный серафим; оно – целитель духовной, томящей жажды. Но какое?.. «Божественный глагол», глас Божий, – вот какое.

Но лишь божественный глаголДо слуха чуткого коснется,Душа поэта встрепенется,Как пробудившийся орел.

Светлое, Божеское искусство. Ему, вдохновенному, открыто все: «и неба содроганье, и горний ангелов полет, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье». Через познание, через раскрытие человекаи мира, – к Божьему, как к беспредельному совершенству, – вот что такое истинное, вдохновенное искусство. Язык его – правда, Правда, пламенная правда, как «уголь, пылающий огнем». Без вдохновенного искусства слова-образа – погиб человек, пропали его полеты – взлеты к идеалу: в самодовольнейшего скота обратится он.

Величайшие наши – Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тютчев, Достоевский, Толстой… – жрецы этого высокого искусства, трепетно вдохновенные. Достоевский спускался и нас уводил в низины в тьму человеческого духа и естества, дабы познать сокровенное и потрясти, и умудренных и потрясенных, вывести на высоты, к свету, на пути Божьи. Высокое, вдохновенное искусство слова – уже пророчество.

И вот, разрушая все, следуя своей дьявольской природе, большевизм не мог, конечно, не нанести «удара в душу» – в светлое искусство слова, в «Божественный глагол». И он нанес его, как дьяволу посильно.

В России вдохновенное слово замерло. Оно может звучать в душе, «Божественный глагол» может коснуться слуха тонкого, душа может и встрепенуться… но никто не услышит и не обретет радости, призыва к жизни, чистой и достойной… никто, по слову нашего поэта, не повторит:

И счастье я могу постигнуть на земле,И в небесах я вижу Бога!

В России вдохновенное слово в цепях, в запрете. В России – душа молчит. Лишаемый Церкви всячески, русский народ лишен и вдохновенного слова, вольного слова-творчества. У него отняты водители его духа, его писатели истинные. Вырваны близкие возможности их иметь. Вдумайтесь, какая потеря для России – на годы, годы. Преемственность уничтожена. В сотнях тысяч погибших из образованнейшего класса – несомненно, погибли ценнейшие единицы, возможные будущие вожди духовные, возможные славные творцы Словом. Скажут: велика Россия, сто пятьдесят миллионов, – еще будут! Да, будут. Может быть, через столетие будут. Вспомните: надо было пройти столетию от Петра, чтобы Россия обрела Пушкина! Будут, когда опять образуется плодоносный слой, высокой культурной одаренности. Преемственность смыта кровью. Да, с народных толщ, доведенных до одичания, только путем долголетнего просвещения, могут подняться великаны Слова-Духа. Вспомните знаменитого Павлова – о наследственности навыков, о преемственности свойств через поколения… Какие теперь там навыки и свойства?..

Мало того. Истребив духовные силы нации, закрыв, где можно, выходы художественному глаголу, большевики открыли выход другому искусству слова – темному, низменному, дьяволову. Их искусство – будит в человеке низшее: похоть, злобу, ненависть к человеку, издевку над духом человека. Разрушив Храм, они открыли кабак, публичный дом, подвал в литературе, – дозволили и поощряют. Там такого искусства много. Оно не поет, оно – орет. Оно не Божье, не от шестикрылого серафима, не глаголом жжет сердца людей, а сжигает дьяволовым огнем последнее человеческое, что еще уцелело в людях. Там, за редкими исключениями чутких писателей, с сомкнутыми устами, с стесненным сердцем, – расцвела похабщина, развеселое зубоскальство – смех, изредка, смех сквозь слезы, у чутких. Такое искусство там, что даже читатель массовый, как будто чутья лишенный, и тот начинает возмущаться. Ему начинает претит, и он спасает душу свою, отыскивая в разгроме творчество прежних поколений. Но молодежь отравлена прививкой этого искусства грязи и плоти-похоти и отпечаток сего – на жизни. Такому, мутному, грязному искусству пути широко открыты. Слово взято на службу к Дьяволу, сила, слову присущая, творит зло: испепеляет душу.

Великая это сила – Слово! Утрата его – великая утрата: ее глубины непостигаемы до конца.

А теперь вспомним: расстрелянного поэта, благородного Гумилева; погибшего преждевременно от противоречий в себе и потрясений, и от цинги, – Александра Блока; талантливого журналиста и борца Виктора Севского, расстрелянного; замолкнувшего от потрясений и цепей, скончавшегося в немоте, Федора Сологуба; истерзанного сердцем за Россию Леонида Андреева; молодого поэта и героя Канегиссера и иных, покончивших с собою, не вынесших паскудства жизни, когда-то певших гимны большевизму и вдруг понявших… – поэт Есенин, писатель Соболь… и многих, неоткрывшихся… Помянем их в молчанье.

Но… неугасимо-вечен Свет Господень, Божественный глагол – незаглушим. Томление духа – властно. Россия ждет… уловит чутким слухом божественный глагол и… «встрепенется, как пробудившийся орел».

<В изложении: Борьба за Россию. 1929. 1 дек. № 154/155. Первое приложение. С. 17–18>