во все номы. Пусть египтяне требуют ее казни и грозят прекратить ирригационные работы!
– Иностранные наемники тоже настроены против нее, – сказал Ахилла. – Это надо использовать.
– Среди жречества пустим слух, – высказался Потин, – что новым фараоном будет не грек, а египтянин, а столицу вновь перенесем в Мемфис. Жрецы этого хотят, они отвернутся от нее.
– Да будет так!
Все трое, довольные планом и решительно настроенные добиться победы над женщиной, пошли воплощать задуманное.
Клеопатра все слышала. С самого детства она изучила тайны дворца, построенного так, чтобы ни один секрет не укрылся от фараона.
Бывшие солдаты Габиния, галлы и германцы, обозленные на Клеопатру, оцепили дворец, а толпа возбужденных египтян, ведомая подстрекателями, ворвалась в него и беспрепятственно вломилась в покои царицы. В большом зале, украшенном традиционными фресками и цветами, среди голубых колонн в виде папируса, журчащих фонтанчиков и красных ковров, полулежа на золотых ложах, облокотившись на шелковые подушки, семь цариц смотрели на недовольных горожан. Все одного роста, все в черных париках с диадемой, все в оранжевых калазирисах и прозрачных плащах, с лицами, прикрытыми черной вуалью; в руках каждой – опахало из страусовых перьев. Потин, выйдя вперед, растерялся:
– Клеопатра! – Он вертел головой по сторонам, пытаясь угадать, где подлинная царица. – Ты виновна в бедах Египта. В Александрии голод!
Резко подойдя к одной из девушек, сорвал вуаль. Узнав рабыню, растерялся, но закричал:
– Клеопатра, ты виновна в том, что хочешь изгнать своего брата, законного правителя Египта!
Подскочив к другой «царице» и сорвав с ее лица вуаль, увидел черную рабыню и, взвизгнув, отбежал назад. Семь женщин встали с лож и с достоинством, гордой осанкой, мягким шагом с красивой походкой выстроились перед возбужденной толпой. Заговорила та, что в центре:
– Александрийцы, вы именуете меня «Наша владычица и великая богиня». Неужели вы поверили лжецу Потину? Египет возвысится при моем правлении. Я повелела восстановить самые почитаемые из разрушенных храмов, строю храм в честь Хатхор, а новый канал, который я приказала прорыть, принесет нильскую воду в Александрию в избытке. Народ любит меня. Я – Изида, дочь бога Амона-Ра!
Потин закричал:
– Не слушайте ее! Она порождение зла, исчадие тьмы, гнусная обманщица, развратная девка! Смерть отродью бога Сета!
Толпа зарычала, загудела, двинулась на «цариц». Строй девушек сомкнулся. Их стало шесть. Потин принялся срывать с каждой вуаль. Клеопатры не было… Сбежала!
– Ищите ее во дворце!! – истошно заревел он и, увлекая толпу за собой, выбежал из зала.
Сенат в Риме постановил, что Цезарь – враг народа, так как не сложил полномочий главнокомандующего в Галлии по окончании срока проконсульства и не распустил войска. Он – угроза для Рима! Законопроект готовил Помпей, чья популярность росла с каждым днем. Устранение Цезаря с политической арены открыло бы ему путь к единоличной власти. Вето на постановление сената наложил Антоний, которого Цезарь предусмотрительно провел в народные трибуны. Теперь жизни Антония грозила смертельная опасность. Переодевшись в раба, на повозке, запряженной ослами, ночью он бежал из города. Республику лихорадило: Красс погиб на войне, триумвират развалился, произошли вооруженные столкновения, Клодия убили, его отряды мстителей распустили, прокатилась волна политических процессов, начался разгул самых диких страстей. Умерла во время родов Юлия, дочь Цезаря и жена Помпея. Двое политиков больше не доверяли друг другу и, разругавшись вконец, стали непримиримыми врагами. В Риме объявили о наборе войск. Все шло к гражданской войне.
Цезарь с одним легионом и трехстами всадниками из Галлии выдвинулся к реке Рубикон – северной границе Италии. Переход через эту реку войскам категорически запрещался законом. Рим – первая цивилизация, основанная на соблюдении законов.
– Проконсул! – Антоний на коне подъехал к Цезарю. – Сенат воспримет переход границы как мятеж, а мятежника ждет казнь.
– У меня есть повод для вторжения: тебя хотели убить – а что это, как не угроза священной неприкосновенности народного трибуна?! – громко, чтобы слышали все, сказал Цезарь, а сам подумал: «Если я откажусь перейти Рубикон, это принесет мне несчастье, но если я перейду его, это принесет несчастье всем».
Он колебался. Стояла звенящая тишина, которую нарушало лишь фырканье лошадей. Посмотрев на своих преданных генералов, которые верили ему и были готовы действовать самоотверженно в любой ситуации, произнес:
– Жребий брошен! – И первым на коне форсировал мелкую речку.
Гражданская война, в которой погибнет Республика, началась. Взоры запаниковавшего сената обратились к Помпею, мнящему себя властителем мира, и Помпей, так долго ждавший момента, когда его будут умолять, взял на себя роль спасителя Республики.
Кассий ощущал душевное равновесие только в доме Рипсимэ, и только в ее объятиях испытывал сильные чувства. Она питала к нему глубокую привязанность, но его эмоциональное состояние, высокомерность и внутренняя опустошенность страшили ее. Сомневаясь в искренности его чувств, Рипсимэ успокаивала себя: «Неважно, что он не хочет разводиться с женой, главное – я ему небезразлична, он нуждается в моей поддержке». Она приподнялась, положив руку под голову, чтобы увидеть лицо возлюбленного. Он спал. Римский чеканный профиль Кассия представлял собой застывшую маску надменности. Рипсимэ так и не удалось открыть тайники его души. Последние встречи стали пугать: квестор говорил только о политике, во взгляде появилась жестокость, в делах доминировала наклонность к порокам. Его самолюбие было болезненным. Превратившись в циника, был готов ради своего тщеславия принести в жертву все и вся. Рипсимэ, как могла, сглаживала резкость и противоречивость любовника, отвлекая его от грустных мыслей.
Видимо, почувствовав взгляд подруги, Кассий открыл глаза и улыбнулся, но тут же на его лице появилась холодность.
– Милый, – женщина ласково прижалась к нему, – мне хочется быть полезной тебе. О чем ты задумался?
– Рипсимэ, – лицо Кассия исказилось, – Рим ввергнут в политическую анархию.
– И что с того?
– Цицерон предложил избрать диктатора.
– Сенат обратил взор на…? – Она с любопытством открывала в нем ростки зависти.
– На Помпея, которым удобнее управлять. Но Цезарь – сенат его боится —неудержимо рвется к власти.
– О милый, я чувствую, грядет война! – Вид красавицы, похолодевшей от мысли о войне с непредсказуемым исходом, стал испуганным.
– Непомерное честолюбие Цезаря против напыщенного самодовольства Помпея! – На лице Кассия заиграла презрительная улыбка. – Борьба за власть! Я заинтригован. Рипсимэ, чью сторону принять?
Он смотрел на девушку выразительными серыми глазами. Накопленная ярость во взгляде жестокой натуры этого человека вдруг выплеснулась в зримое воплощение зла. Рипсимэ почувствовала, что обнажилась темная сторона его души.
– Все дело в перстне! – вдруг произнес Кассий, высказав мысль, которая его осенила.
– Милый…?
– Я понял! Кто владеет драконьим перстнем, тот обречен. Красса убили, потому что он, пренебрегая знаками судьбы, шел в заготовленную перстнем ловушку. Помпей ведет себя осторожнее, но это ничего не меняет. Его также ждет гибель. Кстати, перстень ему вернули…
Рипсимэ казалось, что над Кассием, которого переполняет ненависть, прочно довлеет предрассудок, но он с воодушевлением и пафосом продолжил:
– Я рад этому! Выше