Казалось, Джейми тоже не сидится на месте, потому что он сделал широкий шаг. Через вереск вела оленья тропа, идти по ней было легко, так что я успевала за ним без труда. Немного погодя мы вышли на обширную вересковую пустошь, где можно было идти рядом.
— А что с Хорроксом? — вдруг спросила я — упоминание о Лаг Круйме вызвало в памяти рассказ Джейми об англичанине-дезертире и о тех сведениях, которые он мог сообщить. — Ты ведь собирался повидаться с ним именно в Лаг Круйме, верно?
Джейми кивнул.
— Да. Но я не могу отправиться туда сейчас, когда там и Рэндолл и Стража. Слишком опасно.
— А мог бы кто-нибудь сделать это вместо тебя? Ты кому-нибудь доверяешь полностью?
Он опустил на меня глаза и улыбнулся.
— Да. Например, тебе. Поскольку ты не убила меня прошедшей ночью, я думаю, что могу тебе довериться. Но боюсь, что тебе одной нельзя ехать в Лаг Круйм. Нет, если понадобится, вместо меня съездит Мурта. Но я должен уладить еще кое-что, так что посмотрим.
— Ты доверяешь Мурте? — спросила я.
По отношению к этому маленькому неряшливому человечку я не испытывала особо дружественных чувств, тем более что он в той или иной степени был ответствен за мое нынешнее положение, утащив меня с собой. Но между ним и Джейми явно была дружба.
— О да, конечно. — Джейми поглядел на меня с удивлением. — Мурта знает меня всю жизнь, он, по-моему, приходится моему отцу троюродным братом. Его отец был моим…
— Ты хочешь сказать, что он тоже из Фрэзеров, — поспешно перебила его я. — А я считала, что он из Макензи. Он был вместе с Дугалом тогда, когда я встретила вас.
— Да, — снова кивнул Джейми. — Когда я решил уехать из Франции, я послал ему весточку и попросил встретить меня на побережье. Ты ведь помнишь, что я не знал, не Дугал ли пытался меня прикончить. И мне ничуть не улыбалась мысль встретиться в одиночку с несколькими Макензи. Не хотелось кончить жизнь среди бурунов Ская, если именно это они задумали.
— Понимаю. Значит, Дугал из тех, кто считается со свидетелями.
— Да, свидетели — штука тонкая.
По ту сторону пустоши высилась гряда причудливых камней, источенных отверстиями и ямками еще в то давнее время, когда ледники то наступали, то отступали. Дождевая вода наполняла более глубокие из этих ям, пижма, чертополох и таволга густо росли по берегам маленьких карстовых озер, и цветы отражались в тихой воде.
В чистых водоемах рыба не водилась, они испещрили весь ландшафт и представляли собой ловушки для неосторожных путников: в темноте легко было угодить в такое озерко, а потом вынужденно провести сырую и неуютную ночь на пустоши. Мы с Джейми уселись возле одного из таких водоемов, чтобы совершить утреннюю трапезу, которая состояла из хлеба и сыра.
На озерке были свои птицы: ласточки спускались к воде, чтобы напиться, а ржанки и кроншнепы запускали глубоко во влажную землю свои длинные носы, отыскивая корм.
Я набросала крошек хлеба на землю для птиц. Кроншнеп приглядывался к ним с крайне подозрительным видом, но, пока он раскидывал умом, быстрая ласточка выхватила угощение у него из-под носа и стрелой взмыла вверх. Кроншнеп сердито встряхнул перьями и вернулся к прежнему занятию.
Джейми обратил мое внимание на ржанку, которая с криками прыгала возле нас, приволакивая будто бы сломанное крыло.
— У нее гнездо где-нибудь поблизости, — сказала я.
— Вон оно.
Но Джейми пришлось показать мне несколько раз, прежде чем я наконец-то заметила гнездо — неглубокую ямку прямо на открытом месте, но четыре лежавших в гнезде яичка по окраске совершенно сливались с почвой, усыпанной опавшими листьями; стоило мне моргнуть — и я уже снова потеряла гнездо из вида.
Подобрав прутик, Джейми потрогал гнездо и сдвинул с места одно яичко. Ржанка-мать, невероятно взволнованная, подбежала близко-близко к Джейми. Он опустился на пятки и сидел неподвижно, глядя, как птичка мечется, пронзительно крича. Еле уловимый быстрый жест — и вот уже ржанка у него в руке, смирная и притихшая.
Он заговорил с птичкой на гэльском, тихим шепотом, а тем временем гладил одним пальцем пестренький хохолок. Ржанка не шевелилась, сжавшись в комочек у Джейми на ладони, даже отблески света замерли в ее круглых черных глазках.
Он осторожно опустил птичку на землю, но она не двигалась до тех пор, пока он не произнес еще несколько слов и медленно помахал рукой перед нею — взад и вперед. Тогда только ржанка быстрым броском скрылась в траве. Джейми посмотрел ей вслед и перекрестился машинальным, бессознательным движением.
— Зачем ты так сделал? — спросила я.
— Что? — встрепенулся он.
Он, вероятно, позабыл о моем присутствии. — Ты перекрестился, когда птичка улетела, я поинтересовалась, зачем это.
Джейми смущенно пожал плечами.
— Как тебе сказать? Это просто старая сказка, вот и все. Почему у ржанок такой крик и почему они, крича, увиваются возле гнезда, как вон та, посмотри.
Он показал мне на дальний от нас конец озерка, где другая ржанка вела себя точно так же, как первая. Несколько минут Джейми в задумчивости следил за птицей.
— В этих птичек вселяются души молодых матерей, умерших во время родов, — сказал он, обернувшись ко мне. — Говорят, они кричат и бегают вокруг гнезда, потому что не верят, что птенцы выведутся благополучно. Они печалятся о том, кого потеряли, — ищут ребенка, оставшегося сиротой.
Он присел на корточки возле гнезда и прутиком до тех пор поворачивал сдвинутое яичко, пока оно не, улеглось на место так же, как остальные, — острым кончиком внутрь. Но и после этого он продолжал все так же сидеть на корточках, положив прутик поперек бедер и глядя на тихие воды озерка.
— Я думаю, это просто обычай такой, — заговорил он. — Привычка. Я впервые сделал так, когда был намного моложе, после того, как услышал эту историю. На самом деле я не верю, что у них есть душа, но, понимаешь, как-то из чувства уважения. — Не окончив фразу, он взглянул на меня и вдруг улыбнулся. — Я так привык это делать, что даже не заметил. В Шотландии очень мало ржанок…
Он поднялся и отбросил прутик.
— Пошли дальше. Тут есть местечко, которое я хочу тебе показать. Вон там, у вершины холма.
Он взял меня под локоть и помог встать с земли. Мы стали подниматься по склону.
Я слышала, что он сказал ржанке, когда отпустил ее. И хотя я знала еще очень немного гэльских слов, это старое приветствие я слышала достаточно часто, чтобы понять его. «Господь да пребудет с тобою, матушка» — вот что сказал Джейми.
Молодая мать, умершая во время родов. И дитя, которое осталось сиротой. Я тронула Джейми за рукав, и он повернул ко мне голову.
— Сколько тебе было? — спросила я.