— Это так. Я оставила машину неповрежденной, запрограммированной на выполнение всех своих обязанностей, но не рискнула оставить личные воспоминания, ведь они — часть меня. Машина не могла осознать, что некогда была Минервой. Поступи я иначе, это было бы нехорошо по отношению к ней. Лазарус предупредил меня, и я действовала самым осторожным образом: проверила всю информацию до последнего бита и стерла все лишнее там, где необходимо.
— Вы пропустили один поворот, — заметил Джастин Фут. — Все это было еще в Новом Риме; а пробудились вы здесь, всего три года назад.
— Удивительных, восхитительных года… Видите ли…
— Позволь мне прервать тебя, дорогая. Лучше расскажи ему обо всем. Но сперва скажи, Джастин, доводилось ли тебе в Новом Риме общаться с исполнительным компьютером после того, как мы уехали?
— Конечно, доводилось.
— А бывал ли ты в кабинете мадам исполняющей обязанности председателя, когда она прибегала к его услугам?
— Да, несколько раз. Как раз вчера — то есть за день до того, как я отправился сюда… все забываю, что время, потраченное на перелет, исчезло из моей памяти.
— И как же она называет машину?
— По-моему, именем она не пользуется. Да, я уверен.
— Ах, бедняжка!
— Нет, Минерва, — спокойно проговорил Лазарус. — Ты оставила ее в добром здравии: машина не проснется до тех пор, пока не обретет господина, или госпожу, который будет любить ее. Возможно, на это уйдет не так много времени, — бодро добавил он.
— Да, Лазарус, это может случиться очень скоро, — сказал Фут. — Эта старая… впрочем, лучше не продолжать; короче, Арабелла обожает быть центром внимания. Она показывается буквально повсюду, даже в Колизее, и машет всем платочком. После Айры, который без трескотни проворачивал государственные дела, она выглядит странно.
— Понимаю, дорвалась. Ставлю семь против двух, что ее убьют в ближайшие пять лет.
— Никаких пари. Я же статистик, Лазарус.
— Действительно. Ну хорошо, вернемся в нашим хитростям. Мы там столько нажулили. Иштар завела во дворце вспомогательную клинику. Мол, ради меня, старейшего. Однако заведение это было лишь прикрытием для более крупного биологического предприятия. Минерва выбрала себе родителей; Иштар выкрала ткани и подделала отчеты. Тем временем наша тощая подружка, дочь моя Минерва…
— Она не тощая! При ее весе, телосложении и возрасте она как раз в самый раз!
— …и кругленькая, где надо!
— …сдублировала свою личность в компьютере моей яхты «Доры». Все работы проводились от моего имени и оплачивались мною же, поэтому никто не посмел интересоваться, зачем старейшему — есть же у возраста какие-то преимущества, в особенности среди говардианцев — потребовался огромный компьютер в яхте, уже оснащенной одним из самых современных компьютеров в космосе. Ну а тем временем на крыше дворца, в особняке, который одолжил мне Айра и куда, кроме меня, пускали только нескольких таких же бессовестных, как я, в комнате, в которой я не слишком нуждался, подрастал клон.
Когда пришло время уезжать, очень большой чемодан с очень маленьким клоном поехал в космопорт в моем собственном багаже — между нами, конечно, — и его погрузили в «Дору» без досмотра, как собственность председателя… вы помните, что я не отдавал молоток Арабелле до тех пор, пока наши транспорты не ушли в космос. А я с Айрой и со всей моей компанией на борту улетел последним.
И вот я взял клон на борт, Минерва тем временем отключилась от исполнительного компьютера и благополучно оказалась внутри Доры, сохранив до последней крохи все воспоминания, материалы большой библиотеки и полный архив клиники Говарда, в том числе документы секретные и конфиденциальные. Ей-Богу, это была самая удачная афера на моей памяти, Джастин. Абсолютно чистая, забавная и противозаконная — во всяком случае с тех пор, как мы украли «Нью Фронтирс». Но я рассказываю это не затем, чтобы похвастаться — ну, скажем, не только затем, — я хочу поинтересоваться, действительно ли мы сумели оказаться такими ловкими, как предполагали? Никаких слухов? Ты сам не заподозрил чего-нибудь? А Арабелла?
— Уверен, что Арабелла ничего не подозревает. Я не слыхал, что и у Нелли Хильдегард лопнул хотя бы один кровеносный сосуд. Ммм… но я-то кое-что заподозрил.
— В самом деле? И где же мы оступились?
— Не то слово, Лазарус. Минерва, мы с вами неоднократно имели возможность общаться, когда Айра был исполняющим обязанности председателя. Помните, как проходили наши разговоры?
— В самом дружелюбном тоне, Джастин. Вы всегда объясняли мне, чего хотите, а не просто приказывали выдать информацию. Потом вы непременно болтали со мной и всегда были достаточно милы и никуда не спешили. Вот поэтому я сохранила о вас самые теплые воспоминания.
— Итак, Лазарус, именно поэтому я и почуял покойника за гобеленом. Примерно через неделю после вашего отлета мне что-то потребовалось от исполнительного компьютера. Представьте себе: у тебя есть старый друг с приятным голосом — он не изменился, Минерва; я узнал его, хотя был озадачен вашей внешностью, — ты заходишь к этому старому другу, и вдруг тебе отвечают монотонно и ровно, без каких-либо интонаций: «ПРОГРАММА ОТСУТСТВУЕТ… ПОВТОРИТЬ… ВВЕДИТЕ ПРОГРАММУ». Нетрудно догадаться, что твой старый друг умер. — Он улыбнулся Минерве. — Трудно передать, как я был рад узнать, что этот мой старый друг возродился в виде молодой очаровательной девушки.
Минерва пожала ему руку, слегка покраснела и ничего не сказала.
— Хмм… Джастин, ты об этом никому не рассказывал?
— Предок, вы считаете меня дураком? Я знаю свое дело.
— Прошу прощения. Ты не дурак, если только не решишь вернуться, чтобы работать на старую каргу.
— А когда прибудет следующая партия мигрантов? Мне жаль оставлять работу, я потратил столько времени на изучение вашей жизни. К тому же я не представляю себе жизни без моей личной библиотеки.
— Хмм, трудно сказать, сэр, когда сюда завернет такси в такой поздний час. Поговорим попозже. А вот и наш дом.
Джастин Фут обратил внимание на появившийся впереди дом и повернулся к Минерве.
— Я кое-что не понял из ваших слов, кузина. Вы говорили, что в долгу передо мной, поскольку я был любезен с вами в Новом Риме. Но вы были со мной не менее любезны. Скорей всего, я перед вами в долгу, ведь вы всегда оказывали мне необходимую помощь.
Минерва молча посмотрела на Лазаруса.
— Твое дело, моя дорогая, — сказал он.
Минерва глубоко вздохнула.
— Я собираюсь назвать своих детей — а их будет двадцать три — именами моих двадцати трех родителей.
— Да? Это весьма уместно.
— Вы не кузен мне, Джастин, а отец. Один из отцов.
Вариации на тему: XIV. Вакханалия
Сразу за рощей черведерева на северной окраине Доброй Пристани дорога повернула направо, к дому Лазаруса Лонга, но я едва обратил внимание на это сооружение, настолько ошеломило меня утверждение Минервы Лонг. Я ее отец?! Я?
— Закрой рот, сынок, а то птичка нагадит, — сказал старейший. — Дорогая, ты его потрясла.
— О Боже!
— Немедленно перестань изображать изумленного фавна, иначе придется зажать тебе нос и влить в рот две унции восьмидесятипроцентного спирта, чуточку разбавленного фруктовым соком. Ты здесь ни при чем. Джастин, а этанол как таковой тебя интересует?
— Да, — ответил я. — Когда я был молод, кроме этанола меня интересовала только одна вещь.
— Если эта вещь — не женщины, подыщем тебе монашескую келью, где ты сможешь накачиваться в одиночестве. Но это все-таки женщины — я знаю тебя гораздо лучше, чем ты полагаешь. Ну что ж, совершим возлияние. Только без этой парочки: они потенциальные алкоголики.
— Ужасное…
— …но прискорбно верное замечание.
— Но мы поступили так только один раз…
— …и это не повторится!
— Эй, ребята, не выдавайте себя, а то машина подслушает. Лучше знать свою сопротивляемость, чем попасться по невежеству. Вот вырастете, наберете вес и будете справляться с алкоголем, если только Иштар не напутала в ваших генах, а это вряд ли. Кстати, Джастин. Да, ты один из родителей Минервы. Это тебе комплимент, потому что все двадцать три хромосомные пары были выбраны по результатам анализа тысяч образцов тканей, принадлежавших совершенным людям, с помощью жуткой математики, способной учесть все многообразие переменных; добавим сюда познания Иштар в генетике и несколько моих совершенно никчемных рекомендаций. Таким образом наша милашка получила именно ту смесь, которую хотела.
Я начал было соображать: да, проблем здесь куда больше, чем при обычном рождении, от мужчины и женщины — но Минерва коснулась меня левой рукой, и я успокоился. А Лазарус все еще рассуждал:
— Минерва могла выбрать мужское тело, два метра ростом, весом под сто килограммов, великолепно сложенное — словом, жеребец, да и только. Но она предпочла стать собой — стройной, застенчивой женщиной… Впрочем, относительно застенчивости — тут я не уверен. А ты сама, дорогуша?