Мы с Юрием были чужими людьми в Горловке и совсем не знали людей, которых набирали в штат из местных. Поэтому старались как можно больше привезти своих, создать свою команду, на которую можно было бы опереться. Вместе с нами приехал наш Красный. Это естественно — мы же семья. Я совсем не иронизирую. Я люблю этого мальчика ничуть не меньше, чем своих детей. Из подразделения Крота приехал доктор Евгений Иванович, наш бывший водитель Игорь со своей женой Таней. Она заняла должность радиотелефониста. Еще один водитель — Маркер, из российских добровольцев. Юрий очень хотел перетащить к нам Мороза, которого очень сильно уважал за его воинский талант и человеческие качества. Но тот все отшучивался: «Вот как закончим с аэропортом, сразу к вам, Юрий Юрич!» Из Донецка пригласили врачей, с которыми вместе служили в Первом медотряде на ОГА. Нас с Юрой хорошо знали, и поэтому откликнулись многие. Для них создали такие условия службы и график, что они могли совмещать службу у нас и работу в Донецком госпитале. Постепенно штат укомплектовывался. Нам были даны жесткие сроки на комплектацию, и поэтому приходилось брать того, кого предлагали. Многие из местных пришли только ради зарплаты. В чем-то их можно понять — работы нет, а семью кормить нужно. Но позже это вылилось в крупные неприятности. Нашу дорогую Надечку, которая служила с нами на ОГА и в МГБ, мы взяли на должность старшины. Эта должность именно для неё! Она умница, очень честная, старательная и просто отличный человечек. Все бытовые мелочи, поставки продуктов, контроль за кухней, оружейка — все было в ведении старшины, и она отлично со всем этим справлялась.
С каждым, кто приходил устраиваться к нам на службу, Юрий разговаривал лично. И говорил о том, что мы — военные медики. И отсидеться в случае эскалации военных действий не сможет никто. Думайте сразу, чтобы потом не было ни для кого неожиданностью, что придется ехать туда, где стреляют. На словах все согласились.
Хорошо помню первое общее собрание коллектива. Юрий Юрьевич сказал отличную речь о целях и задачах нашего подразделения, выразил надежду на то, что мы сработаемся и станем полноценным коллективом. Сразу дал понять, что саботировать приказы и заниматься воровством никому не позволит. «Если я узнаю, что кто-то украл хоть одну таблетку или ампулу, он гарантированно пропадёт без вести». Лица у некоторых членов коллектива в этот момент поменялись. Это касалось местных. Те, кто пришел вместе с нами, знали нас с Юрой очень хорошо и поэтому не удивились.
Жили мы с Юрой прямо в госпитале. В административном крыле, где был кабинет Юры, кабинет секретаря и нашей канцелярии, была маленькая комнатка с «удобствами»: видимо, когда-то это была ВИП-палата. Для нас как раз самое то. Оборудовала нам хорошую жилую комнату. Минимум мебели, самое необходимое, холодильник. Я умею создать уют и теплую семейную атмосферу даже в самом маленьком помещении. Так было и в МГБ и в Спецназе ДНР. Служба службой, но если есть минимальная возможность улучшить свой быт, то почему бы этим не воспользоваться.
Назначенный штабом начмед бригады в процессе подготовки и образования роты заболел и написал рапорт с просьбой об отставке. Так Юрий стал исполняющим обязанности начмеда бригады. Встал вопрос о том, кто же будет командиром роты. Из имеющихся кандидатур выбрали доктора Юдина Александра Анатольевича. Формирование любой воинской части сопряжено с большими трудностями. Люди, привыкшие воевать по-партизански, трудно привыкали к режиму, субординации и воинскому порядку. И кроме этого необходимо было оформлять просто огромное количество различной документации. Я понимаю, что это неотъемлемая часть любой большой и важной деятельности, но иногда это уже переходило все границы.
У нас наладилась работа в госпитале, появились первые больные и легко раненные. Некоторых переводили к нам из второй городской больницы. На первом этаже работала поликлиника, где принимали амбулаторных больных. Юра выпросил у властей города три машины «Скорой помощи», одну машину «Пежо» и две «буханки», а также главврач больницы предоставил старенький УАЗик, за что ему огромное спасибо. Все это добро нужно было ремонтировать. Умудрялись как-то решать и этот вопрос. ГСМ с горем пополам выделяли.
У нас служила Вера Викторовна, врач-гинеколог. Ведь в ополчении служит много девушек и женщин, и они нуждаются в такого рода специалисте. О женщинах и девушках на этой войне я уже писала и напишу еще не раз. Их не очень много, но все они — и молодые, не познавшие еще радость материнства девочки, и женщины постарше, имеющие семьи, все они пришли воевать и защищать свою землю. Вместе со своими мужьями, сыновьями и отцами они мужественно переносят все тяготы и лишения военного быта. В подразделении А., в котором мы служили первые недели пребывания в Горловке, и в Спецназе ДНР рядом с мужьями были их женщины. Во время боев за «ноль», то есть границу, они в полях и посадках перенесли весь этот ад. Нехватку воды, продуктов, обстрелы и смерти близких. Наши мужественные и храбрые женщины служат во многих подразделениях. В горловской бригаде есть командир артиллерийского дивизиона с позывным «Корса». Удивительная женщина! Командует «Градами», под её началом сотня мужчин и все её уважают за храбрость, ум и сильный характер. Женщина на войне — это еще и пример для мужчин. Трудно быть трусом, когда рядом с тобой воюют женщины.
Работа налаживалась. Настя из Питера продолжала присылать медикаменты адресно на Юрия Юрьевича. Друзья из Москвы присылали деньги на нужды госпиталя. С их помощью купили рации, поставили камеры наружного наблюдения, чем существенно облегчили работу караульных. Приближалась зима, и не хотелось морозить людей без необходимости. Да и намного удобнее — обзор отличный.
Одной из основных наших задач на данном этапе были выезды на места обстрелов города. «Скорая помощь» гражданская не справлялась, а в некоторые места и боялась ездить. У нас сформировались дежурные бригады, которые выезжали на такие адреса. Очень часто это делали мы с Юрой и наш Красный. Ведь мы жили на работе, и поэтому нам не нужно было много времени на сборы. Да и опыт боевой много значит. Горловку очень сильно обстреливали. Не проходило недели, чтобы где-то не гибли мирные жители. Укры ведь стреляют по мирному населению. Каждый выезд — это трагедия. Самые запомнившиеся, они же и самые страшные. В середине ноября снаряд прилетел в девятиэтажный дом. Нам передали по телефону адрес со станции СМП, и мы на двух машинах полетели туда. Попадание было в верхние этажи. На восьмом в квартире зажата возле балкона пожилая женщина. У неё сломана нога и сильный шок. Вся квартира — нагромождение сломанной мебели, штукатурки, бетона и битого стекла. Пробралась к ней, но оказать помощь невозможно — нужно вынести на ровное место. Тут появился мой Красный. Крикнули соседям, чтобы тащили простыни или покрывала. С трудом положили женщину на эти импровизированные носилки. Кое-как разгребли это нагромождение мусора и потащили женщину на площадку. Там ею занялся врач, а мы — наверх. Вылетаю на площадку, вижу лежащего ребенка лет 12. Первое движение — пощупать пульс на шее, и уже дотронувшись, замечаю, что головы просто нет. Стоящим на площадке соседям даю задание завернуть ребенка в покрывало, а сама лезу в разваленную квартиру. Вижу под завалом женщину — молодая блондинка, белая от штукатурки. Соседи говорят, она мертвая. Я им — нет. Пока я сама не убедилась, что она мертвая, она для меня живая. Лезу к ней, и в тот момент она застонала. Зову наших ребят. В тот день дежурили два Дмитрия — врач и фельдшер. Они с помощью соседских мужчин достают девушку из-под завала. Над ними — разбитое перекрытие, которое могло в любой момент рухнуть и умножить жертвы. Но обошлось. Дмитрий повез молодую женщину, а мы — старушку и её внука со сломанной рукой. С ними все обошлось, а вот женщина все-таки умерла в реанимации через несколько дней после операции. В той квартире погибли все — муж, жена и двое деток — мальчик 12 лет и девочка лет трех. Их хоронили всем городом.
Отвезли пострадавших и вернулись обратно. Вдруг еще кого-то нужно будет вывозить. И тут пришлось оказывать помощь родственникам пострадавшей семьи. Приехали мать, отец и сестра. Это ужасно. Как могли успокаивали убитых горем людей, но это мало помогало. Матери стало настолько плохо, что пришлось сделать укол, чтобы женщина уснула, иначе могло бы закончиться инсультом. Это еще одна сторона нашей работы — общение с родственниками убитых и раненых. Это очень тяжело. Иногда приходится жестко разговаривать с людьми, чтобы привести в чувство.
Хотя у самой в душе все кипит и слезы вот-вот польются сами. Но нам нельзя показывать свои эмоции. Единственный раз, когда в нашей машине плакали все, даже мой Юра, это когда везли маленьких деток, раненных в районе Короленко, и их бабушку.