Выполняя распоряжения режиссера Сыча, звучавшие в наушниках, Макс успевал краешком глаза поглядывать на Игрейну. Ее то и дело закрывали чужие лица, плечи и локти – но Макс все-таки сумел разглядеть, что она смотрит внимательно. Во всяком случае, без брезгливости.
Одилия уже справилась с половиной своего выводка, довольная публика аплодировала, когда в воде зашевелился Яшка. Для режиссера Сыча его поведение не было, по-видимому, неожиданностью:
– Макс, бери Яшу крупно. И веди.
Яшка, кажется, впервые обратил внимание на детенышей, чьи маленькие глазки едва виднелись над темной водой. Некоторое время за ними наблюдал («А крокодилы своих малявок не жрут?» – громко спросила какая-то девочка). Потом вдруг выбрался на берег и двинулся к хлопочущей Одилии.
Публика вслух строила предположения:
– Бить будет?
– О! Папаша проснулся!
– Че, проверять будет, похожи на него или на Ротбарда?
Последняя догадка оказалась не так далека от действительности. Подойдя к Одилии, Яшка, не обращая внимания на последних двух крокодилят, лежащих на горке листьев и скорлупы, вдруг разинул пасть свирепо, будто желая сожрать супругу.
Одилия ощерилась в ответ.
– Макс, бери общий, – шелестел в наушниках голос режиссера Сыча. – Димыч, детеныша крупно…
Димычем звали второго «крокодильего» оператора. Был еще третий – ко дню рождения крокодилят на «Звер-тиви» отнеслись с должной ответственностью.
Яшка в самом деле был взбешен. Причем взбешен, по-видимому, именно качеством получившихся крокодилят; подхватив в зубы ближайшего своего ребенка, он тряс им перед носом Одилии, как потрясают важным доказательством.
– Ребята! Да это точно Ротбарда дети!
– Не, только этот один – Ротбарда… Остальные – его…
– Врежь ей, Яша! Все на виду, в одном бассейне – так нет ведь, ухитрилась!
– Козлы! Его это дети, его! Он козел, и все мужики такие!
Среди зрителей, кажется, зрела потасовка.
Яшка и Одилия выясняли отношения, забыв о крокодилятах. Одетта пожелала вмешаться; вараны, воспользовавшись скандалом, ринулись к кладке Одетты, и та осталась бы вообще без потомства, если бы не появление Ротбарда. Вараны отступили; сражаясь на стороне Одилии, Одетта не слышала призывов собственных детенышей. Гора листьев зашевелилась…
Макс не видел Игрейну в толпе. Слишком там все волновалось, прыгало и размахивало руками.
* * *
– Нет, я не жалею, что мы выкинули эти деньги, – задумчиво сказала Игрейна.
– Но я же достаточно зарабатываю, – пытался храбриться Максим. – Не бойся меня расстроить. Если тебе противно, так и скажи.
– Противно… – пробормотала Игрейна. – Тут что-то другое.
Они заклеивали окна. Игрейна мазала клейстером длинные бумажные полосы, Макс лепил их на рамы.
– Не понимаю, – вслух рассуждала Игрейна. – К чему придраться? Вот кажется, будто что-то не так… а что? Я «Планету зверей» по телеку когда-то любила, там тоже показывали всякое… и крокодилы, и кто угодно… Как там у вас на рекламе написано? «Естественная жизнь животных с тонко вплетенными моментами дрессировки»? Не понимаю, что меня так раздражает…
– Крокодилы? – предположил Макс.
Игрейна покачала головой:
– Нет… Слушай, а почему они обезьян не берут в «Империю»? Уж казалось бы, обезьяна… надень на нее жилетку, и вот уже рейтинг…
– Это цирк, – сказал Максим.
– А то, что в «Империи» – не цирк?
– Нет, – сказал Макс, подумав. – К Войкову иногда по трое в день ходят… циркачи. Директора, дрессировщики… шоумены… Вот вам золотые горы, только откройте свое ноу-хау…
Макс засмеялся. Игрейна оставалась серьезной.
– А я думаю, что он мартышек специально оставил снаружи, – сказал Макс. – Подарок неимущим, так сказать. Обезьяны – они и без «Империи» забавные. Вот детишки ходят, смотрят… Знаешь, теперь детей в зоопарк бесплатно пускают…
– Знаю, – Игрейна вдруг замерла, уставившись на свою кисточку. – Поняла, что меня так разозлило… Зрители.
– Что?
– Зрители… И знаешь, мне показалось… что они не просто это делают – они получают удовольствие.
– Зрители?
– Нет. Крокодилы, вараны… Да кто угодно. Я потом еще постояла возле слонов, возле белых медведей… Везде одно и то же. Такое впечатление, что зверям важно, что у них высокий рейтинг. Они из шкуры лезут вон, лишь бы собрать толпу.
– Звери?
– Ага.
– Ну, ты даешь…
Игрейна посмотрела на него без улыбки:
– А у тебя глаз замылен. Ты многого не видишь.
Макс не без усилия растянул губы:
– «Не верь глазам своим»…
– Больше не пойду, – тихо сказала Игрейна. – Ты прости… Как-то это все… Не пойду, короче, в этот зоопарк.
* * *
Войков распродал зубастый молодняк по зверинцам. Родители не стали убиваться – для крокодилов забота о потомстве заканчивается, когда новорожденные попадают в водоем.
Рептилий перевели в зимнее помещение. Работать под крышей оказалось для Макса и сложнее, и проще. Сложнее потому, что в павильоне не было специального места для оператора; проще потому, что не надо было торчать дни напролет под дождем или палящим солнцем.
Едва Марков приноровился к новому месту работы, как пришлось снова его менять. В середине ноября был сдан в эксплуатацию архитектурный объект «Лимпопо», и туда переселили крокодилов, оказавшихся в соседстве теперь уже с бегемотами. По периметру куполообразного здания бегали антилопы, отделенные от опасных соседей только хлипкой с виду металлической оградой.
В жаркой душной атмосфере «теплицы» техника капризничала. Максим потел, как лошадь, и держал в шкафчике стопку сменных футболок, которые Игрейна каждый день простирывала и гладила.
О работе Макса супруги больше не говорили. Нельзя сказать, чтобы Маркова это не тяготило. «Получается, что я делаю что-то неприличное, что и обсуждать противно!» – сказал он как-то в сердцах. Игрейна внимательно на него посмотрела – и ничего не ответила. Ушла гладить футболки.
Максим теперь часто виделся и с Рачевским, и с Федоровым. При встрече здоровались – и только. Оба Войковских зама при ближайшем рассмотрении оказались ровесниками Макса, оба держались «большими боссами», да Максим и сам не нарывался на знакомство: случай с режиссером Коровко не успел еще забыться.
Однажды Макс случайно стал свидетелем разговора между «начальниками».
Он замешкался в кабинке туалета по причине простой и целомудренной: молния на джинсах «заела» край рубашки. Не торопясь и не нервничая, Макс пытался привести себя в порядок, когда послышались шаги, и в туалете запахло дорогим одеколоном.
– Это естественно, – раздался глуховатый голос, в котором Максим с ужасом опознал голос Вадима Рачевского. – Так же естественно, как для тебя – съесть бутерброд с колбасой. Это природа! Естественные законы!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});