Шрифт:
Интервал:
Закладка:
30 сентября 1933 г. в 8 часов 30 минут при тихой, солнечной погоде стратостат СССР-1 поднялся в воздух и через 4 часа достиг высоты 19 300 м, побив более чем на 3000 м рекорд Пикара. Официально, правда, был зарегистрирован рекорд в 19 000 м. Приземлилась гондола невдалеке от Коломны. Имена командира экипажа Георгия Прокофьева и стратонавтов Эрнста Бирнбаума и инженера Константина Годунова узнала вся страна. Пресса назвала их «красноармейцам неба» и «гражданами стратосферы». Данный рекорд был первым рекордом, установленным СССР в небе.
Ленинград решил не отставать от столицы и изготовить аналогичный стратостат силами самого города. Для этого была издана брошюра под названием «В стратосферу» ценою в 1 рубль, что по тем временам было немало, и тираж ее разошелся за один день. Кроме всего прочего, подобное соревнование было на руку главе ленинградской партийной организации С.М. Кирову для укрепления своего авторитета в партии большевиков. 15 сентября 1933 г. «ОСОАВИАХИМ»-1 был доставлен в Москву. Из 11 претендентов на полет были отобраны трое: командир экипажа – Павел Федосеенко, совершавший полеты на аэростатах еще до революции и бывший очень опытным пилотом; бортинженер Андрей Васенко, спроектировавший стратостат «ОСОАВИАХИМ»; и 23-летний ученый-физик Илья Усыскин, в 20 лет опубликовавший работу по исследованию атомного ядра, высоко оцененную академиком Иоффе и ведущими физиками-ядерщиками Европы. Иоффе порекомендовал Илье войти в состав экипажа с целью изучения природы космических лучей, для чего молодой ученый сконструировал оригинальный прибор.
В январе 1934 г. в Москве начал работу XXVII съезд ВКП(б), которому вся страна должна была салютовать победами. 9 января 1934 г. нарком обороны К.Е. Ворошилов в секретном письме Сталину сообщил, что «ОСОАВИАХИМ»-1 начинают готовить к запуску в секретном порядке без предварительных сообщений в печати для установления нового мирового рекорда. Подготовка к старту происходила в спешке, стремились во что бы то ни стало осуществить полет во время работы съезда. Никого не смутило, что в стратосферу нужно будет подниматься зимой в тяжелых погодных условиях. Полет стратостата «ОСОАВИАХИМ»-1 состоялся морозным утром 30 января 1934 г. на Кунцевском аэродроме. На поле съехались высшие военные чины, а все подходы и подъезды были перекрыты охраной. Ни о каком спецоборудовании и спецодежде организаторы полета даже не подумали. К 11 часам 49 минутам московского времени стратостат достиг высоты 20 600 м и передал на Землю сообщение: «С рекордной высоты 20 600 м передаем пламенный привет 17 съезду ВКП(б) и вождю пролетариата товарищу Сталину. Подъем продолжаем». В следующий оговоренный час на командном пункте никто не услышал ожидаемого сообщения. Начались поиски гондолы с экипажем. К вечеру стало ясно, что, скорее всего, стратостат погиб, а между тем в эфир вышло сообщение о достижении стратостатом нового мирового рекорда в 20 600 м. К исходу 30 января в 500 километрах от Москвы, невдалеке от Саранска, была найдена искореженная гондола стратостата с погибшими членами экипажа. При изучении бортового журнала стало ясно, что стратонавты достигли высоты в 22 000 м, когда случилась трагедия. Проститься с героями пришла вся Москва, их трагическая гибель нашла отклик не только в Советском Союзе, но и во всем мире. Стратонавтов похоронили с почестями в Кремлевской стене и посмертно наградили орденами Ленина. По оценкам специалистов, для стратостата «ОСОАВИАХИМ»-1 предельно допустимой являлась высота в 21 000 м. Подниматься «до тех пор, пока не остановишься», командиру экипажа Павлу Федосеенко приказали партийные чиновники, инструктировавшие его перед полетом. Константин Эдуардович Циолковский, анализируя основную причину катастрофы, отметил, что она произошла на 90 % из-за погони за рекордом.
В последующие годы советских стратонавтов преследовал злой рок. В 1934 г. на старте сгорел стратостат СССР-2, в 1937-м, едва оторвавшись от земли, рухнул суперстратостат СССР-3, объем оболочки которого превышал объем оболочки «ОСОАВИАХИМА» в 7 раз. На нем хотели покорить высоту в 30 километров. В 1938 г. в центре Ростова-на-Дону опустился стратостат, в гондоле которого находилось 4 мертвых стратонавта. Они испытывали работу кислородных аппаратов на больших высотах, но в лаборатории по ошибке им закачали повышенную смесь углекислого газа. Главной причиной неудачи полетов следует считать истерическую предполетную гонку под давлением партийных функционеров, сопровождавшуюся угрозами репрессий, и неуважение к мнению специалистов. Из целой серии полетов стратостатов удачным оказался лишь полет СССР-1. Павлу Федосеенко, Андрею Васенко и Илье Усыскину еще «повезло» по сравнению с другими экипажами, имена которых были попросту вычеркнуты из истории русской авиации и воздухоплавания. Советское руководство поспешило забыть о неудачных полетах в стратосферу и отсчет космической эры начало с чистого листа: с полета Юрия Гагарина в 1961 г. Между тем в США никогда не отрывали историю развития авиации, стратонавтики и космонавтики друг от друга: американские космические корабли, зачастую, носили имена стратостатов 1930-х гг., а стратостаты, в свою очередь, имена первых самолетов начала XX в. В СССР такая постановка вопроса была идеологически невозможной: в небо русские летчики поднялись при «проклятом царском режиме», а полеты в стратосферу закончились трагически и не вписывались в схему «триумфального социалистического строительства».
Литература:Н.С. Симонов. Военно-промышленный комплекс СССР в 20-е–50-е годы: темпы экономического роста, структура, организация производства и управление. М., 1996.
О.Н. Кен. Мобилизационное планирование и политические решения. Конец 1920-х – середина 1930-х. СПб., 2002.
3.2.31. Отношение мирового сообщества к сталинскому режиму
Большой Террор заметно изменил отношение к Советскому Союзу со стороны западного сообщества. В самые трудные годы мирового экономического кризиса на Западе (прежде всего – в левых и либеральных кругах) возрос интерес к плановому «советскому эксперименту», который, казалось, покончил с массовой безработицей и спадами производства, обеспечив быстрый рост экономики. Об эксцессах же коллективизации и о голодоморе на Западе знали очень мало, а о том, что страшный голод специально организован государством, и помыслить никто не мог. Это казалось невероятным, потому что было слишком чудовищно.
Усиление великодержавного начала и культурного консерватизма в государственной политике, принятие демократически звучащей конституции в 1936 г. породили среди западной общественности надежды на либерализацию советского режима, постепенное превращение СССР в подобие нормального национального государства. Этот образ «нормализирующегося режима» подкреплялся внешнеполитическим курсом СССР, направленным на создание системы коллективной безопасности и объединение всех демократических сил на борьбу с фашистской угрозой.
Начавшееся с осени 1936 г. истребление руководящих большевицких руководителей и сотен тысяч простых граждан совершенно разрушило эти представления. Большой террор проходил гласно, на глазах всего мира. Дипломаты, журналисты и разведчики сообщали о его масштабах правдивые сведения. Даже для большинства «попутчиков» СССР на Западе стало ясно, что создан режим беспощадной и ничем не ограничиваемой личной диктатуры, которой приносятся в жертву жизнь и благополучие граждан, интересы экономического развития и безопасности страны. Сталинский режим к 1939 г. стал восприниматься по аналогии с нацистским как тоталитарный и агрессивный, а значит – враждебный общечеловеческим ценностям и интересам.
Кроме того, уничтожение в огне «чисток» высшего командного состава РККА и наиболее опытных хозяйственных и дипломатических кадров подрывало доверие к внешней, экономической и военной политике СССР, его хозяйственному и военному потенциалу и боеспособности.
Военные атташе западных стран в Москве сообщали об огромном ущербе, нанесенном «чистками» состоянию советских вооруженных сил. Французское военное командование перестало учитывать возможный советский вклад в своем стратегическом планировании, а подготовка советско-французской военной конвенции была заморожена. Эдуард Бенеш – президент Чехословакии, также связанной с СССР договором о взаимопомощи, в контактах с советским полпредом прямо говорил об «ослаблении международного значения СССР». Аналогичные сигналы поступали и из других западных стран. Гитлер называл СССР «колоссом на глиняных ногах», который рухнет при первом серьезном ударе. Политики всех западных стран прекрасно сознавали, что после репрессий такого масштаба народ будет ненавидеть сталинский режим и защищать его станет неохотно. Cталинский режим стал восприниматься на Западе не только как чужеродное образование, но и как слабая величина.