– Чему обязаны? – Коротышка повернулся вокруг своей оси, оглядывая комнату с целью найти место для сидения, но стул тут имелся всего один и уже был занят, потому раздражения в шумном дыхании моего собеседника только прибавилось.
Я молча протянул сереброзвеннику футляр. Коротышка осторожно, словно имел дело с какой-то ядовитой тварью, открыл его, вынул свиток, развернул, прошелся взглядом по строкам, потом перевел ясный взор на меня:
– Бумага составлена, как должно.
Не сомневаюсь. Еще бы ты или твои подельники допустили промах! Тогда не видать бы вам Наблюдательный дом, как своих ушей. Лет эдак десять. Из каторжных колодок.
– Она закончила свое действие.
– Вот как? – приподнял бровь коротышка. – Что ж, и такое случается.
Мы выжидающе посмотрели друг на друга, но представитель Цепи одушевления не торопился разразиться следующей скороговоркой, словно вмиг растеряв охоту к болтовне.
Пришлось терпеливо повторить:
– Бумага потеряла силу.
– Да, вы совершенно правы.
И снова молчание. А я, признаться, рассчитывал на совсем иное развитие событий. Но, видно, цеховые секреты даже отъявленным болтуном хранились, как величайшая дарственная святыня.
– Я хочу, чтобы вы рассказали мне, как следует поступать дальше.
Коротышка сжал губы в странном подобии улыбки:
– Хотите?
И он прав в своем лукавом сомнении, Бож его подери! Это не желание, а настоятельная потребность. Все равно как утоление голода, когда нет аппетита: просто знаешь, что желудок нужно набить, иначе завтра протянешь ноги. Но признаваться в бессилии перед обстоятельствами пока что рано.
– Я хочу услышать ваш рассказ.
Он, похоже, вполне уловил смысл моих терзаний, потому что подскочил к стулу, склонился надо мной и быстро зашептал в ухо:
– Не нужно это вам, послушайте старого больного человека… Срок истек? Да и пусть его истекает! Годом больше, годом меньше, от этой кобылицы не убудет. Да и ей хорошо, лишний год-то жалованье получать! К тому же она давно притерпелась, приспособилась, а если нового кого брать, это ж сколько еще времени потратится впустую… А еще того хуже, головенка совсем тупой окажется, тогда не он за вами, а вы за ним приглядывать будете, аки за дитем малым. Ну зачем вам все это? Если прошение срочно будет представлено, ничего доброго не получится. Вы уж не торопитесь, выждите еще хоть полгодика, а я тем временем надлежащую бумагу по всем правилам сочиню да отправлю… Есть у меня пара приятелей, которые не откажутся поспособствовать. Не задаром, конечно, но мы ведь свои люди, завсегда сочтемся…
Мой слух захлебнулся скороговоркой сереброзвенника еще где-то в первой ее трети, поэтому из продолжения я выхватил только главные слова. Про тупую голову будущего защитника, просьбу подождать и предложение заплатить. И, надо сказать, в восторг не пришел.
– Вот что, любезный… Все это замечательно, только я не намерен ждать ни одного лишнего дня. Извольте делать то, что вам положено.
Коротышка хмыкнул и выпрямился, оказываясь примерно одного роста со мной, все еще сидящим на стуле.
– Я всего лишь пекусь о вашем благополучии, эрте.
В том, как он это произнес, не чувствовалось фальши, что заставило меня насторожиться, но недостаточно, чтобы отказаться от достижения намеченной цели.
– Премного благодарен. И все же вы исполните то, чего я требую.
– А иначе? – фыркнул сереброзвенник. – До рукоприкладства дойдете? Я вам не мальчишка, меня силой не запугаешь. Да и вам по рукам дадут, не сомневайтесь. Больно-пребольно.
– Если дотянутся. – Я встал, нависая над коротышкой. – Можете не верить, но прямо сейчас и здесь я могу переломать вам все кости, сложить кучкой, сказать «так и было», и меня за это даже не пожурят.
– Я не поддамся на пустые угрозы! – гордо, но все же с заметной опаской заявил сереброзвенник.
Что ж, значит, мне не остается ничего иного, кроме как перейти от слов к делу. Я вздохнул, заранее предвкушая малоприятные разбирательства, но из коридора донеслось спокойное и скучное:
– Они не пустые. Могу подтвердить.
* * *
Бело-красный мундир, показавшийся из-под распахнутого плаща, как ни странно, придавал облику Кифа неожиданную значительность, хотя ни длинный нос, ни дурацкая шапка, в прошлую нашу встречу все время норовящая сползти ниже бровей, никуда не делись. А вот выражение лица все же претерпело изменения. Исчезла простодушная хитринка, делающая обманщика «своим парнем» в любой компании, а вместо нее появилось усталое сожаление, словно мой знакомец не испытывал ни малейшей радости возвращаться на место, оставленное ради прошлого маскарада. Словно не хотел Киф Лефер снова влезать в мундир, бывший предметом зависти по меньшей мере половины чиновников Дарствия, не хотел крепить к своей груди…
Ого. Золотое.
– Эрте? – Коротышка согнулся в благоговейном поклоне, хотя был старше золотозвенника больше чем вдвое, и все же за свою услужливость удостоился лишь холодно-скучного:
– Оставьте нас.
– Ну разумеется, разумеется! Позабочусь о том, чтобы вас никто не побеспокоил!
Сереброзвенник выскочил за дверь. Ньяна проводила его изумленным взглядом, но, когда снова посмотрела в дверной проем, тоже получила предписание к действию:
– И вам, милочка, не нужно слышать наш разговор.
– Я защищаю Смотрителя.
– В моем обществе ему ничто не угрожает, – бесстрастно сказал длинноносый, а потом добавил, чуть брезгливо поморщившись: – Даю слово.
Кто-то другой, более сведущий в титулах и званиях, беспрекословно убрался бы восвояси еще при первых звуках, слетающих с губ человека, носящего золотое звено, но не Ньяна. Она сурово сдвинула брови и предупредила, прикрывая за собой дверь:
– Ежели с ним что случится, пожалеете.
Киф с минуту смотрел на сошедшиеся вместе дверные створки, потом повернул голову в мою сторону и спросил:
– Где такое чудо выкопал? Там еще что-нибудь осталось?
Причем спросил с почти искренней завистью, как будто в его окружении верных и преданных слуг отродясь не водилось.
– Я должен ответить?
– Нет. Вовсе нет.
В отличие от нижестоящего Звена золотозвенник не стал озираться по комнате в поисках места, куда мог бы пристроить свою задницу, а небрежно сгреб бумаги на край стола, взгромоздился на расчищенное место, оказавшись вполоборота ко мне, и заметил:
– Но угрожать почем зря тоже не стоит.
– Почему?
– Потому, что чем больше повышаешь голос, тем больше людям кажется, что за твоими угрозами что-то есть.
– Но ведь есть же?
– И тем больше они начинают осторожничать и копить силы для обороны, – закончил мысль Киф, не обращая внимания на мои слова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});